Павел Кочурин - Затылоглазие демиургынизма

Сели снова в тарантас и направились берегом реки к черемуховой круќче. На вершинах росших под горой черемух, наливались чернотой ягоды. Вызревали… Когда вызреют, набегут мальчишки, вскарабкаются на черемухи, будут ходить с черными ртами от сочных ягод. Дома их поругают за порванные штаны и рубахи. Но это без сердца, тут же и смирятся: сами были такими.

С крутого Черемухового берега, называемого Кручей, виднелся Татаров бугор. Словно волшебные шапки висели над ним в воздухе шатровые кроќны вековых матерых сосен. За соснами даль бескрайнего леса под голуќбым небом с какой-то особой синевой — отражением леса. Все едино, все друг в друге. Перед Татаровым бугром блестела вода Лягушечьего озерца. В ней тоже было небо. Половина Нижнего поля, тянувшегося от Шелекши до озерца, тенилась верхушками черемух и самой кручей.

Дедушка сказал, окинув каким-то новым взглядом до боли знакомые даќли, все окрест по берегу реки:

— Красиво, оно вот… Когда не приди суда всегда красиво по-новому. Наше это все, свое, оттого и красиво больно.

Сказав это, помолчал, ни о чем не расспрашивая внука. Всем этим и надо любоваться только молча. Для такого любования они и приехали сюќда. Это понимал Иван и тоже молчал, глядя, как бы дедушкиным взгляќдом на дали окрестные. И дед, и внук вместе переживали какой-то осоќбый для них обоих день в сокровенном молчании, чтобы запомнить его навсегда. Такое молчание помнится всегда ярче и сильнее, ему не меќшают слова. Это все в себе самом для будущего.

Иван с ребятишками каждое лето днями пропадали на Черемуховой круче. Но вес красота этой Кручи им увиделась как бы только сейчас. И увидеќлась через дедушку, через его сердце и его душу. И запали слова: "Краќсиво, оно вот…"

Дед и внук недвижно стояли под этой красотой, глядели в будущее. Таќрантас, на котором они приехали сюда, был прошлым, но тоже указывал на будущее. Оно выходило как бы и из него. Голубка тоже глядела в гряќдущую даль. Она была понятливой лошадью и привыкла следовать за человеком, жить его жизнью, как и он, человек, ее. Все едино, все сплетено невидимыми нитями. И все выжидает будущего. Живое во всем рукотворном. В него вложена живая душа Творца. У мастера. Коринского тарантаса — может, больше было щедрости и любви к делу своему, и цел он, и служит добром, коим жил сам мастер. Потому и видней из него сотворение самой природы, ее красоты, ее мощи здравомыслия — сущей истины всего сотвоќренного Силой Великого разума.

Потом придет для Ивана время разгадывания и постижения красоты и раќзума Творца в самом обыденном, в повседневном. И чувство скорби, когда отходишь, вольно или невольно, от Начала. А тут он сидел в тарантасе и только безмолвно повторял дедушкины слова: "Красиво, оно вот…"

По привычке, вроде как по вынужденной необходимости заехали в село. Повернули к сельмагу, тоже как бы не по воле своей. Там встретился Симка Погостин.

Оба, Симка и дедушка, чего-то застыдились. Хотя чего бы: по одному и тому же делу появились тут. Сельские магазины похожи один на другой. Одним словом — Сельмаги. Сварганены по чьему-то простенькому, на скорую руку сляпанному чертежу. А надо бы и тут великую красоту блюсти… Как вот тарантас — красив и удобен. Но видно мастера на сельмаги не нашлось — он для всех, не для тебя одного, выбранного из многих, сдеќланного мастером-умельцем с душой и добрым сердцем.

Торговлишка в Сельмаге не больно шла. Везде один ходовой товар — зеленый змий. Каких-то перемен и не усматривалось. Да и зачем?.. Коќго-то такое вполне и устраивало. А народ приучен и уже все стерпливает, опасаясь "неугодным словом" кого-то обидеть. "Первого" там, или "второго". А может и Авдюху Ключева и Сашу Жохова. Они первые "затылоглазники". Их и бойся в первую очередь. Так-то всем и легче — одним не хлопотно, но денежно, а другим в "немоте" — безопасней. Мысли такие, как ростки из земли, прорезались в сознании Ивана, как бы исходя от дедушки его стыдливости при встрече с Симкой Погостиным.

Была суббота, отец должен приехать. Зятья с тетками не отстанут: "Такой день, внук поступил в институт, полагается…" Пристыдят еще. И дедушка решил уступить этому "полагается". Уступил гостям — заодно устуќпил и Симке Погостину.

Дедушка жалел, что нет рядом художника. Задержался, какое-то совещаќние ответственное. С Андреем Семеновичем хотелось ему поделиться не только радостью, что внук поступил в институт, а тем больше, что постуќпил — в Сельскохозяйственный. Зятья и дочери, даже и родители Ивана, так не поймут дедушку, как понял бы художник. У Андрея Семеновича причаство к своей земле глубже состраданий к неустройству сегодня челоќвека на ней. Он тоже был в вере: все устроится, уляжется самоодолеется стараниями, если будет воспринята сердцем и держаться в нем красоќта отчего предела. Зайдет вот Яков Филиппович, в разговоре с ним деќдушка и отведет душу, потолкуют о вечном. Вечность изначальна и она осќтановит, не может не остановить, хаос, сотворенный бестолковостью са-мого человека.

Эти мысли дедушки Иван тоже будет долго открывать в себе. Они неисќчерпаемы как и сам мир — Вселенная, сотворенная во единстве, красотой и любовью. Потом Андрей Семенович скажет о красоте и любви в разговоре с дедушкой: "Красота, добро и любовь едины. Они всегда в твоем бытии, в тебе самом. Каково оно, бытие твое, такой тебе видится и красота, она в родстве с любовью. И надо свою жизнь устраивать, постоянно дуќмая о красоте. Сказано вот — красота спасет мир…"

Дедушка и художник воспринимали красоту как добро, сберегаемое во всеобщем с любовью к себе и самой твоей жизни. Красота — это Вселенсќкий закон. Но без добра и любви в сердце твоем — закон этот не востоќржествует, а значит и не унаследуется потомками.

Дедушка, художник и сам Иван — моховцы. Красота моховской земли и есть для них красота Родины. И больше — красота Земли, и еще больше — красота Вселенной, значит и все добрые деяния, кои совершает человек, должны оцениваться Красотой.

"Никакое сотворение и никакой успех в деде без красоты и добра в себе — пустое", — придут мысли у Ивану. И останется уверование, что это ему открылось в то время, когда они глядели с дедушкой из старого тарантаса на Черемуховой Круче на свою, заветанную им землю.

2

Из магазина дедушка позвонил Павлу Фомичу. Знал, что он в этот час в мастерских. Ремонтирует комбайн, только что полученный с базы. Обычное явление — совестливый мастер ночь спать не будет, если новая машиќна перед жатвой не в порядке. А такого, чтобы машины, получаемые с завоќда, были в полном порядке, не случалось еще. Резона не было исправными их выпускать — не продаются ведь они, а раздаются, и требуется их больше, потому что ломаются. И это — вседержавный "порядок". Откуда тут быть добру.