Бен Элтон - Слепая вера

— В таком случае, — ответила Сандра Ди, — я предлагаю сейчас заняться любовью.

— Прощальный подарок?

— Если тебе угодно.

— Что ж, давай. Мне угодно.

И снова Траффорд с Кассием отправились в Хампстед и очутились в роскошной гостиной Коннора Ньюбери, где в очередной раз заседал Сенат гума­нистов. Траффорд рассказал собравшимся о своей идее использовать слово "ниврад" как объединяю­щий символ и сообщил, что первое электронное письмо готово к рассылке и триггерный механизм его запуска в сеть успешно установлен.

— Поисковая программа Израза определила нашу целевую аудиторию, — сказал он, — и мы готовы к осуществлению первого контакта.

— И сколько же набралось кандидатов? — ос­ведомился Билли Макаллан.

— Двенадцать миллионов, — ответил Траф­форд.

Великан чуть не уронил чашку с чаем, которую держал в руках.

— Двенадцать миллионов ? — изумленно пере­спросил он. — Черт возьми, да это половина на­селения!

— Знаю, — согласился Траффорд. — Я прово­дил поиск по разным параметрам, и иногда резуль­таты получались даже более поразительные. На­пример, когда я попросил компьютер найти тех, кто хоть однажды попадал в списки уклонявшихся от гробьев, он выдал мне почти четырнадцать мил­лионов человек. В целом факты говорят о том, что большинство жителей страны не удовлетворены нынешним положением вещей и в душе чувствуют себя разочарованными и несчастными.

— Что ж, — заметил Кассий, — если наши программы не врут, Храм и вправду можно на­звать замком, построенным на зыбучем песке.

— Именно так, — горячо подтвердил Траф­форд. — Когда мы обучим этих людей нашему па­ролю, "ниврад", они увидят, как их много, и это придаст им мужества! Мне кажется, после начала почтовых рассылок нам нужно попробовать на­значить место и время и посмотреть, явится ли туда кто-нибудь. Если в наших психологических расчетах нет ошибки, скоро мы сможем собрать достаточно народу, чтобы принять новый Закон Уэмбли!

Это был ошеломительный вывод, и на не­сколько секунд в комнате воцарилось молчание.

— Ладно, — промолвила профессор Тей­лор. — Наверное, это и впрямь возможно. Пока революция не начата, она обычно кажется без­надежной. За год до русской революции Ленин был изгнанником-маргиналом с маленькой куч­кой сторонников. Даже христианство превра­тилось из подпольного культа в официальную религию Римской империи всего за одно-два поколения.

— Вы совершенно правы! — с азартом сказал Траффорд. — И я уверен, что в наших руках от­личное орудие, с помощью которого мы можем начать революцию! Мы разошлем наши письма накануне следующего Фестиваля Веры — того, где Храм собирается продемонстрировать зрителям мою дочь как доказательство милосердия Любви.

Потом Траффорд изложил членам Сената свой план, который уже обрисовал в общих чертах Сан­дре Ди.

— Я намерен объявить, что Мармеладка Кей­тлин прошла вакцинацию, но прежде я заведу толпу, чтобы она скандировала "ниврад". На моей футболке тоже будет написано это слово. Мил­лионы людей, получивших наши письма, узнают в нем наш пароль! К тому времени многие из них уже прочтут нашу статью о теории эволюции — и тут увидят человека с именем ее создателя на груди и услышат от этого человека, что спасать детей может не религия, а наука, только Храм запре­щает ей это делать. У нас никогда больше не будет шанса на такое убедительное начало.

Члены Совета явно нервничали. Траффорд понимал их беспокойство: движение гуманистов так долго было камерным, что идея придать ему подобный размах не могла не показаться опасной.

— Уж очень это рискованно, — осторожно за­метил Ньюбери.

— Знаете что, Ньюбери, — сказал Кассий, — после самого Траффорда я второй, для кого этот план несет наибольшую угрозу, и я лично считаю, что он гениален.

— Поверьте мне, народ уже созрел! — вос­кликнул Траффорд. — Терпение людей на пре­деле! Это показывают результаты наших поис­ков. Бомба с часовым механизмом заведена, и мы можем взорвать ее, не оставив от Храма камня на камне.

Траффорд убедил Сенат в эффективности своего плана, и его переполняла радость. Теперь ему нужно было подготовить свой выход на сцену в Уэмбли. Всю речь следовало продумать до мельчай­ших подробностей и построить по единственно возможной схеме: невинное начало, постепенное развитие и такой неожиданный "гром среди яс­ного неба", что, когда люди осознают смысл ска­занного, старейшинам Храма уже поздно будет что-либо предпринимать. Самым важным должен был стать тот миг, когда публика узнает об ис­тинной причине крепкого здоровья Мармеладки Кейтлин, — от этого ключевого момента зависел успех всего замысла.

Однако, как это ни печально, Траффорду так и не пришлось объяснять народу, почему его дочь уцелела, ибо на следующее утро после его встречи с Сенатом гуманистов у бедной малышки начались сильный понос и рвота. Видимо, что-то попало в питьевую воду, и в Башнях Вдохновения разразилась эпидемия холеры-плюс. Все болели тяжело, но умер только один обитатель комплекса — тот самый единственный младенец, которому удалось пережить предыдущие напасти. В конце концов оказалось, что Мармеладка Кейтлин — вовсе не чудо-ребенок.

Храм тут же постарался снизить урон, нане­сенный этим событием его репутации. В течение первых же суток после смерти Кейтлин с городс­ких улиц и из виртуального пространства исчезли все следы кампании "Чудеса бывают!". О трагедии даже не сообщили в новостях. Теперь, когда Кей­тлин умерла, все вдруг повели себя так, словно ее никогда и не было на свете.

Нежданная гибель дочери так ошеломила Траффорда с Чанторией, что поначалу они не за­метили, как радикально изменилось их положение в обществе. Оцепеневшие от горя, они сидели у себя в квартире, пытаясь хоть немного привык­нуть к пустой кроватке, детским вещам и игруш­кам, в которые уже никто не будет играть. Если они и обратили внимание на то, что к ним не при­ходят в гости и не заглядывают через интернет, то приписали это робости соседей и их нежеланию бередить душевные раны только что осиротевших родителей.

На четвертый день Чантория вышла из дома. Ее мучения не ослабели, а лишь возросли, и она решила посетить отца Бейли. Уж он-то должен найти слова утешения, помочь ей перенести утрату! Но женщине, которой еще на прошлой не­деле было дозволено умащать ноги исповедника благовонными маслами, теперь не удалось пройти дальше парадной двери. Слуга, прежде встречав­ший Чанторию раболепными поклонами и расшаркиваниями, теперь грубо заявил ей, что Лю­бовь ее больше не любит, а если она хочет видеть отца Бейли, то может явиться для этого на публич­ную исповедь, как все прочие жители района. Бо­лее того: пусть зарубит себе на носу, что без осо­бого приглашения ей строжайше запрещено даже приближаться к сей святой обители.