Лана Райберг - Лестница в небо или записки провинциалки

Беседа не клеилась. О чём бы мы ни начинали разговаривать, мы тут же сбивались на ссору. Просто удивительно, насколько у нас были разные взгляды. Странно, что в тот день разногласия наши не заканчивались ни оскорблениями, ни агрессией со стороны Майкла. Мы действительно пытались достучаться друг до друга, но не могли.

Нам даже неловко было на этой узкой лесной тропинке, как будто мы абсолютно чужие, ненужные друг другу люди, которых обстоятельства вынудили провести совместно какое-то время. И ты маешься, изнываешь от скуки и неловкости, и пытаешься найти темы для разговора с неинтересным тебе человеком, а время, как назло, застряло, зависло, застучало в висках тяжёлым молотом. Лес обострил восприятия — тут нельзя было спрятаться ни за телевизором, ни за книгой.

И вдруг Майкл, как бы спохватившись, что мы всё таки муж и жена, а не случайные попутчики, вынужденные блюсти вежливость, завёлся, взяв на вооружение мою несущественную, давно забытую и прощённую провинность. Словно нащупав твёрдую почву, он раскраснелся, оживился и стал с упоением отчитывать меня, укорять и ругать.

Я долго молчала, слушая его, не возражала и не раздражалась. Затем автоматически, независимо от моей воли мой рот произнёс:

— Ты знаешь, я так устала. Наверное, будет лучше, если мы разойдёмся.

Так же тихо и серьёзно муж эхом отозвался:

— Да, наверное.

Реальность мгновенно изменилось — словно кто-то острым ножом одним махом разрубил ту невидимую, слабо соединяющую нас ниточку. Рядом шёл настолько чужой человек, что я стала даже ощущать его запах, и запах этот был враждебный. В то же время стало как-то пусто и легко. Я чувствовала себя как заполненный гелием воздушный шарик — бездомной и свободной.

Майкл замолчал, словно выключенное радио, перестал хамить и язвить, и углубился в себя… Молча, мы вернулись в уже чужой для меня дом. Я поднялась в спальню и бездушно, словно робот, стала собирать вещи. Майкл потоптался у порога спальни и буркнул, что поедет к супермаркету, подобрать пустые картонные коробки для моего имущества. Странно, но впервые за все эти годы он вёл себя по-человечески.

На ночь я устроилась на первом этаже, в гостиной на диване, и всю ночь не спала — было и страшно, и радостно. Опять всё сначала. Сквозь плохо закрытые жалюзи сочился серебристый лунный свет и лужицами плескался на ковре. По стенам многорукими чудовищами двигались тени от деревьев. Фары проезжающих машин скользили по комнате, высвечивая из темноты то стоящий на подставке и напоминающий застывшего оленя киборд, то фотографию, где мы с Майклом, счастливые, крепко обнявшись, со смехом всматриваемся вперёд, в будущее, которое не смогли построить.

Постепенно углы гостиной утонули в абсолютной темноте, а центр комнаты почему-то высветился, и я таращилась на этот освещённый кусочек ковра, как на пустую сцену. Внезапно мне почудилось, что диван мой поднялся вверх и застрял, покачиваясь, в космической пустоте. А вокруг тишина и холод.

Вдруг в лицо мне ткнулось что-то мягкое и тёплое. Муся, бедная моя Муся, что же мне с тобой делать?

И тут я заплакала.

(Мусю, маленького серенького котёнка, Майкл подарил мне на день рождения три года назад. Кастрированная Муся растолстела, но не утратила игривых повадок. Она любила бегать за мухами и прятать под ковёр мелкие вещи — монеты, заколки для волос, сброшенные со стола ложечки и конверты).

Уже на следующий день к вечеру Майкл отвёз меня в дом к Люде и Гари. Словно устыдившись вчерашнего благородства, он целый день тщательно следил, чтобы я не взяла ничего из его вещей. Когда он отвлекался на туалет, то потом проверял — не стырила ли я за время его отсутствия что-нибудь, и бегал к книжным полкам проверять — все ли книги на месте?

Сама я, тем не менее, погубила невинную душу Муси. Дело в том, что Люда категорически заявила, что кошке в её доме не место, хотя у неё самой была кошечка. Майкл отказался оставить Мусю у себя, сказав, что не потерпит никакого напоминания обо мне. На выручку пришла Валя, моя приятельница. Она согласилась забрать Мусю, тем более, что дочка её давно просила котика. Муся в доме у Вали не прижилась, ушла в подполье, в полном смысле этого слова.

Валя мне больше не звонила, и я ей тоже. Я только надеялась, что Муся ушла на улицу, и живёт в саду, под розовым кустом, ловит мышей и птичек. Так моя свобода обернулась трагедией для Божьей твари.

Глава 15

Пленница пустого дома

Люда обладала замечательным достоинством — она была хорошим товарищем в полном смысле этого слова. Да, она без стеснения пользовалась знакомствами, вычисляла, какую пользу может принести тот или иной человек. В то же время она сама была готова оказать посильную помощь попавшим в затруднительные ситуации друзьям и знакомым.

Итак, я переехала к Люде, которая предложила пожить у неё, пока я не определюсь, что же делать дальше. Она заявила:

— Я тебе его подсунула, я и помогу тебе выбраться из этого дерьма.

В дальнейшем мы не обсуждали ничего из моей замужней жизни, всё случилось так, как случилось, и жевать сопли было ни к чему.

Гари не возражал — он во всём соглашался с женой. Моё пребывание в доме не изменило их привычного распорядка — я мышкой сидела в отведённой мне комнате, заходить в спальню гостеприимных хозяев и в кабинет, когда там работал Гари, было негласным табу, которое я и не думала нарушать. Люда и Гари много работали, у них обоих был ненормированный рабочий день, и каждый жил по собственному распорядку. Возвращались они поздно, и я опять таки не высовывалась из комнаты, лишь по тихим звукам, доносящимся из-за стен, догадываясь о наличии в доме живых людей. Мне был выдан ключ от противоестественно чистого, практически пустовавшего дома, по которому я ходила на цыпочках, маниакально уничтожая следы своего здесь пребывания и панически боясь что-нибудь испортить или испачкать.

Так, гостиной я не пользовалась — она предназначалась только для просмотра телевизора, и в ней было неуютно, несмотря на тщательно продуманный интерьер. Посреди огромного пространства на сверкающем, напоминающем каток полу томился квадрат персидского ковра, вделанный в стену огромный экран телевизора отражал дизайнерский диван красной кожи у противоположной стены. На диване ровной шеренгой были выстроены шёлковые подушки, а на стеклянном низком столике стояло декоративное блюдо. В гостиной было так чисто, пусто и скучно, что казалось кощунством забраться на диван с ногами, укрыться пледом и жевать к тому же чипсы или орехи. А чинно сидеть было неинтересно, да и жутковато — справа за стеклянной стеной копошились тени ещё дикого, неухоженного сада, а слева открывалось необозримое пространство столовой и далёкой, погружённой во мрак кухни.