Джон Апдайк - Давай поженимся

– Залезай под одеяло, – сказала она, – тут славно, тепло, дыши неглубоко, не думай о своих легких.

– Мои бедные... дети, – сказал он. Постель, когда он залез в нее, показалась ему ловушкой: стоит лечь ничком – и задохнешься. Руфь выключила свет – последнюю лампочку в доме. В окне сквозь плотное кружево вяза просвечивали звезды, и, глядя на них, Джерри постепенно вновь обрел дыхание. Руфь залезла в постель с другой стороны и, прижавшись к нему, положила руку ему на грудь. Окутанный медленно нараставшим теплом – теплом, которым он наслаждался последний раз в вечности, – Джерри почувствовал, как грудь его расширяется; ноги и руки расслабились, напряжение вытекло из них; стена в легких постепенно рушилась под напором каждого вздоха. Тело Руфи рядом было крепкое, упругое, сонное. – Мне очень жаль, – вслух произнес он, – но, наверное, так правильно. – Эта фраза, обретшая плоть благодаря его голосу, казалось, повторялась без конца, как отражение в двойном зеркале, как дни, как дыхание. Он открыл глаза. Кресты оконных переплетов застывшими благословениями оберегали его в ночи; в легких его установилось безбрежное царство мира и покоя. И в эту чудесную страну он не спеша, лениво вступил.

Телефон дребезжал и дребезжал в верхнем холле – казалось, будто прорвало трубу и мрак наполнился кипящей пеной.

– О Господи, – произнесла Руфь.

Они с Джерри давно уговорились, что раз утром она встает вместе с детьми, то всеми ночными происшествиями занимается он. Он выбросил тело из теплой норы, где оно нашло избавление, – судя по тому, каких усилий ему стоило встать, он понял, что лишь недавно заснул. Ведь первый сон – самый глубокий. Ноги его и лицо были словно покрыты пылью. Он снял трубку на четвертом звонке, оборвав его на середине. Скрипнула кровать под кем-то из детей.

– Алло?

– Джерри? Это я. – Голос Салли звучал немыслимо близко – так комета нависает над землей, хоть в находится на расстоянии миллионов миль.

– Привет:

– Ты спал?

– Вроде бы. Который час?

– Извини. Я не думала, что ты сможешь заснуть.

– Я и сам не думал.

– Я позвонила тебе в коттедж, но ты не отвечал. Мне стало очень больно.

– Вот как? А мне и в голову не пришло поехать туда. К чему – теперь ведь все решено.

– Разве? А как Руфь?

– Спит.

– Ничего подобного! – послышался из постели голос Руфи. – Скажи ей, чтоб не занимала мой телефон!

– А ты как? – спросил у Салли Джерри.

– Не очень хорошо.

– Нет? А где Ричард?

– Уехал. Наверное, я тебе потому и звоню, чтоб это сообщить. Ричард ушел из дома. Сказал, что не может больше выносить меня ни минуты, и хлопнул дверью. Даже чемодана не взял. Он обозвал меня проституткой. – Голос у нее прервался, и в трубке зашелестело от слез. Скрипнула еще чья-то кровать. Неужели все дети не спят?

– Он тебя бил?

– Нет. Но пусть бы и побил – мне все равно.

– Что ж, все складывается хорошо, верно? Разве не лучше, что он ушел? Ты сможешь заснуть?

– Гореть мне в аду за то, что я сделала этому человеку.

Джерри перенес тяжесть тела на другую ногу и постарался говорить так, чтобы Руфь не могла слышать каждое слово: уж очень слова были нелепые.

– Никто не будет гореть в аду, – зашептал он Салли. – Меньше всего – ты. Ты не виновата в том, что так получилось: ты же пыталась отвадить меня. Верно?

– В-вроде бы. Но мне следовало настоять на своем. А я не хотела тебя отваживать и не хотела на тебя давить. Скажешь мне одну вещь?

– Конечно.

– Скажешь по-честному?

– Да.

– Ты считаешь, что я на тебя давлю?

– Конечно, нет.

– Я вовсе не хотела говорить ему все, но стоило начать, и я уже не могла остановиться. Он заставил меня все выложить: он куда умнее, чем ты думаешь.

– Я считаю его очень умным. Он мне даже понравился сегодня.

– В самом деле? – В голосе ее зазвенела такая надежда, что он испугался следующих ее слов: она ведь может сказать лишнее. Она сказала:

– А я была ужасна.

– Нет, ничего подобного. Ты была чудо как хороша.

– Я слова из себя не могла выдавить, а когда все же выжимала что-то, это были гадкие, злые вещи.

– Все было отлично.

– У меня в голове все путалось, мне было так стыдно. Я предала Ричарда, а потом предала тебя. А ведь вы оба на меня рассчитывали.

– Даже слишком.

Ее молчание снова заполнилось шелестом, и у него было такое чувство, будто он выплескивает слова в пропасть, в пустоту.

– Салли. Послушай. Я рад, что он знает. Я рад, что ты сказала ему. Теперь все позади и все в порядке. Но мы теперь должны быть лучше других – ты и я. Мы просим Ричарда, Руфь и детей об огромной жертве, и отплатить им мы можем, только если будем лучше других до конца своих дней. Поняла?

– Да. – Она шмыгнула носом.

– Ты мне веришь?

– По-моему, да. Я сама не знаю, что делаю. Только что съела целую миску салата, который приготовила к сегодняшнему ужину. Мы забыли поесть, и муж ушел голодный.

– Ты сумеешь лечь и заснуть? У тебя есть таблетки?

– Да. У меня есть таблетки. Ничего со мной не случится.

В голосе ее зазвучали злые нотки. Он спросил:

– Ты хочешь, чтоб я приехал?

– Нет. Дети взбудоражатся. Теодора до сих пор не спит.

– Бедная крошка. А когда придет Джози?

– Завтра утром. Что мне ей сказать?

– Не знаю. Ничего? Правду? Мне кажется, это должно меньше всего тебя волновать.

– Ты прав, Джерри. Ты всегда прав. Ты прими на себя заботу о Руфи, а я приму таблетку.

– По-моему, это сейчас самое правильное.

– Ложись снова спать. Извини, что побеспокоила. Он ждал от нее извинения. Он сказал:

– Не смеши. Я рад, что ты позвонила. Конечно же, рад.

– Спокойной ночи, Джерри.

– Спокойной ночи. Ты грандиозна. – Не мог он заставить себя сказать, зная, что Руфь слушает: “Я люблю тебя”.

Когда он вернулся в постель, Руфь спросила:

– Чего она хотела?

– Утешения. Ричард уехал.

– Среди ночи?

– Видимо.

– Что ж... молодец.

– Чем же он молодец? Тем, что оставил женщину в полной растерянности? Мерзавец.

– А еще что она говорила?

– Ей было неприятно, что я здесь, а не в коттедже. Она, видимо, ожидала, что я высажу тебя, а сам поеду туда. – Джерри мучило то, что Руфь сказала “молодец”, явно намекая на его пассивность. – Я должен был так поступить? – спросил он. – Значит, чтобы завоевать твое уважение, надо встать, одеться и уйти из дома, как Ричард?

– Поступай, как знаешь. А какой у нее был голос?

– Благодарю, несчастный.

– С чего бы это? Ведь она получила то, что хотела.

– Ты так думаешь? Мне кажется, она сама не знает, чего хочет, – теперь, когда она это получила.

– Повтори еще раз.

– Нет. Я сейчас буду спать. У меня какое-то странное ощущение, – сказал он, пускаясь в очередную фантазию, за что его так ценили в студии рекламы, – будто я – Северная Африка и ноги у меня – Египет, а голова – Марокко. И весь я – сплошной песок.