Артур Чёрный - Мир всем вам

Наверно, нас нужно было гнать поганой метлой. И вообще не подпускать к дверям Института. "Послал же Бог командиров!", "Тупые деревянные армейцы!", "Палаты дурдома плачут по ним!" — шепотом за нашими спинами скулили курсанты…Да, всё это правильно. Да, мы всегда перегибали палку. Всегда не давали дышать. Но почему-то мне не дает покоя одно. Почему-то именно мы, "тупые деревянные армейцы", оставались в милиции. Не уходили, не бежали, не прятались от неблагодарной ее работы. Не увольнялись пачками, как это случалось через год и два после каждого выпуска. Почему? Потому что за нами была Армия — суровая школа жизни. А у них не было ничего. Их послали сюда родители, а мы пришли сами. Они ждали в милиции теплых мест, ждали романтики, а, хлебнув первого лиха, не устояли на ватных ногах. А кто из нас, воевавших, ждал здесь теплых мест? Мы когда-то поднимались к облакам и ложились на снег, мы так давно были на "ты" с любой суровой погодой. Нас нельзя было купить дешевой романтикой службы. Мы знали, как выглядит лихо, и умели разговаривать с ним. И вот они покидали милицию, а мы оставались. А, если и уходили, то только последними.

…Сергей, если бы мне заново прийти в Институт. Что бы я сделал тогда? Неужели бы поступил иначе?

Да! Я понял это через несколько лет после милиции. Понял, насколько дешево тогда купила меня власть, — всего лишь за право первым подавать команду в строю. Я понял, что пока продается за власть, за деньги душа, не бывать на белом свете никакой дружбе. И не надо обирать землю, чтобы купить предательство. Потому что во все времена это было самое дешевое дело — продать своего ближнего. И цена эта редко была больше, чем "тридцать серебренников". Какое там?!. Всего лишь право первым подавать команду в строю…

Да, Сергей, я понял теперь, как дорого стоит дружба. Я думал, ты был плохой командир, а оказалось, у тебя был никудышный друг. Я думал, мы будем вместе два года, а предал тебя через два месяца. Я так рвался к власти, так хотел оставить в Институте свой след!.. Я был так решителен, дерзок и смел!.. Я думал: "Кто, как не я!", "Где, как не здесь!", "Когда, как не сейчас!" Но жизнь остудила мой пыл. Они оказались никому не нужны, все мои рвения и труды. Как и не было памяти о моих заслугах, когда ко мне приходила беда. Я когда-то выбивался из сил, а оказалось, что это никому не было нужно. Я получил от тебя целую группу, но не отыскал в ней ни одного друга…

Когда свершится божественный суд, когда и надо мной полыхнет небо, я знаю, за что придется держать ответ. За то, что я всегда презирал и ненавидел в других. За то, что когда-то совершил сам.

И все-таки не для того, чтобы мне было легче в объятьях Иуды, не для того, чтобы смягчить приговор, я бы хотел до своей смерти увидеть тебя, Сергей. Хотел бы, чтобы нас снова свела судьба. Не там, не на теплых аллеях Барнаула, не среди вековых тополей. Я жду, когда разразиться война! И тогда я, а не ты, буду первый, кто из нашего окопа прыгнет в атаку.

…Я просто не знаю, как по другому искупить вину.

-------------------------------------------------------

ЛЮБОВЬ МОЯ — КАВКАЗ!

Март 2003 года. Алтай.

Мне кажется, я действительно сошел с ума. Я позабыл минуту, час и день, когда бы не вспоминал о Кавказе. Теперь он был вечно рядом и приковывал все мои мысли. Теперь меня не интересовал Институт, пьянки и девушки. И все, кто меня окружал, давно знали, что я одержим только одним — возвращением на ту страшную землю. Я мог с любым говорить об этом часами, но ненавидел, если кто-то мне возражал. Если кто-то пытался меня вразумить, предостеречь от бредового этого шага. "Зачем ты поедешь? Что же там делать?" — спрашивали меня. "А ты не лезь в мою жизнь! Я дело себе найду!" — закипал я на такие вопросы.

Эти два года меня все время отвлекала учеба, друзья, власть. И я стал уже забывать, зачем пришел в Институт. Но вот, наконец, прояснилось сознание. Наконец-то, я вспомнил всё! Вспомнил, что не время праздно стоять с оружием здесь, когда его так не хватает там! Там, где бьются наши ребята и каждая рука на счету! Там, где каждый ружейный выстрел родит сирот!

…Я вспомнил, зачем подался в милицию. Мне нужно найти дорогу обратно. У меня больше нет сил, сопротивляться Кавказу.

Кавказ! Как тоскую я по тебе! Как переживаю, что жизнь однажды закроет врата в твое мрачное царство. Царство голубого бездонного неба и идущих под ним похорон. Мне бы снова туда! Мне бы еще раз захлебнуться воздухом горных вершин! Еще раз поскользнуться на отвесной тропе, еще раз услышать надрывное это "Держи!!!..", и поймать протянутый автомат. Мне бы опять попасть в зимний буран и, наконец, сменить старую кожу на обмороженных пальцах. Мне бы услышать, как стучит пулемет, и снова рвануться ему навстречу. Выйти на бессменный ночной пост, чтоб вновь возненавидеть Чечню…

Люди, знали ли вы такие чувства?!. Сходили ли так с ума?!.

ЛЮБОВЬ МОЯ — КАВКАЗ!

Люблю Кавказ! Люблю сильнее.

Чем дальше он, тем мне родней.

Люблю места, где поседели

Его вершины в горе дней.

Сиянье их и многоцветье

Под жарким небом голубым,

Снегов искристых многолетье

И даль влекущую долин.

Люблю Кавказ я! Дни былые,

Где память юности светла,

Тех дней походы боевые,

Ночей бессонных чернота.

Тоскливых будней хороводы,

Дороги полные беды

Зовут к себе сквозь эти годы

И не стирают их следы.

Любовь моя в объятьях смерти

Там ярко дышит и живёт,

И строчка нежная в конверте

Вновь болью сердце шевельнёт.

"Привет с Кавказа!" Как и прежде

Живые письма не дают

Порвать нить тонкую надежды,

Что так зовет в обратный путь.

В кошмарных снах люблю всё больше

Кровавый пот и грязь боёв,

Буран кавказской горной ночи,

Что у палатки стропы рвёт.

Его вершины золотые

В последних отблесках зари

И ярких звёзд огни ночные,

Что в небе смуглом рождены.

В пейзажах красочных рассветы,

Что расплавляют мрак ночной.

Люблю Кавказ я безответно

В его строптивости живой.

Непостижимый и дремучий,

В сплетенье нервов и интриг,

Я гордый нрав его научен

С особой тонкостью любить.

Давно снедаемый тоскою,

В своей душе я дал обет,

Какой бы ни было ценою

Вернуться в мир военных лет.

Вернуться в мир, где долг мой с честью

Оставлен в хрониках побед,

Где нет корысти, лжи и лести,

И где за трусость есть ответ.

Там свят приказ, присяге верность,

И малодушья ни на грош,

Там наших чувств святую честность

С войной уже не разорвешь.

Моя печаль и боль, и радость,

Моей души и сердца стон

До капли отданы Кавказу,

Как кровь, не смытая с погон.

Не потому ль ещё сильнее,

Что столько дел осталось там,

Мне с каждым годом всё роднее

Кривых хребтов могучий стан.

Дождей потоки ледяные