Сергей Шаргунов - Чародей

Конец августа, через несколько дней будет Москва и в первый раз школа. Папа повел его в большой, темно-синий бор за железной дорогой. Отец ступал между сосен прощально, зачарованно, с прищуром лесовика, вынужденного горожанина, ребенок плелся нехотя, и кто-то шепнул ему: пора, начинай…

— Я хочу домой. Можно?

— А ты помнишь, как идти? — спросил отец, одурманенный сосновым полусветом.

— Помню, честно!

— Ну, иди…

— А можно мне пойти путешествовать?

— Иди, иди, иди…

Магия дороги, которая овладела Ваней, на короткое время усыпила папину бдительность.

Быстро, как можно быстрее, Ваня покидал пределы соснового царства.

Обогнул мусорную свалку с ржавым остовом «Жигуленка». Переждав, пока отгремит товарняк, своим палевым оттенком и унылым скрежетом символизировавший осень, мальчик пересек железнодорожное полотно. Когда он переходил рельсы, из леса донесся пробудившийся взрывчатый голос: «Ваня! Ау!» Вправо, вслед за «железкой», уходила улица. Простая, земляная, с лужами и колдобинами, беззвучно зовущая в долгие странствия.

Мальчик пошел по этой дороге, понимая, что главное — оторваться на возможно большее расстояние. Не сказать, что он беспокоился о пропитании и крове. План был прост: ходить по дорогам и выискивать банду, выдергивать по ребенку, заманивать к себе в компаньоны. Вместе они точно не пропадут!

Дорога вильнула влево. Иван шел упрямо, иногда вытирая сапожки о придорожную траву, веря, что встретит нужных ребят.

— Ой, куда такой собрался? Ты чейный? — удивилась возле голубенькой калитки полная женщина, собиравшая терновник, сердобольно раззявив черный от сока рот. — Хочешь ягодку?

Он воспринял это предложение как первый знак благоволения судьбы. «Не успел пойти, уже кормят», — рассудил мальчик.

Она ссыпала горстку черных ягод в подставленные ковшом ладошки.

— Путешествую, — честно признался Ваня.

— Ой, кто же тебя, дитенка, отпустил…

— Папа. А у вас нет детей? Я бы их с собой взял.

— Сынок мой взрослый. В Афганистане служит. Слышал про Афган? Ой, клоп вонючка попался, — и женщина принялась отплевываться черной слюной и вытирать рот о рукав куртки защитного цвета.

Мальчик уходил дальше.

Встретил троих. На перекрестке. Двое ребят его возраста и один постарше. Они словно ждали тут.

Обменялись именами.

— А я иду путешествовать. Пойдемте со мной.

— Ты что, дурак? — спросил старший, двое мелких настороженно молчали.

— Будем ходить, станем армией… Потом победим. И все будут хорошо жить. Мы соберем вилы и косы…

— Иди отсюда, — мальчишка толкнул Ваню в грудь. — Проваливай! У! — и он замахнулся кулаком.

— Мне плутать — мамка заругает, — меланхолично заметил один из малышей.

— А я буду путешествовать! Всегда! Я все равно приду к своей цели! — поклялся Ваня.

Он быстро от них уходил, вслед летели грязные сырые камешки. Он оглянулся, злобно присвистнул, гневно щелкнул зубами. Дальнейших их судеб он не знал.

Ваня по-прежнему шел одиноко. В тот момент, когда он попытался восстановить пройденный путь и хотя бы мысленно вернуться назад, к ужасу своему понял, что не знает обратной дороги.

Вскоре он поравнялся с дедком, который приветствовал его вялым взмахом руки. Они шли вровень, старик держал паузу, скосив глаза. Он не удивился ребенку-скитальцу и сказал с каким-то обреченным довольством:

— Попутного вихря! Спаси Бог!

— Спаси Бог! — ответил Ваня в лад.

— Надо же, и ты Бога поминаешь… — засомневался дедушка, не ангела ли встретил он.

— Иду, путешествую, — бесхитростно поведал Ваня. — Хочу найти друзей.

— Я ничего не боюсь! — Дед остановился, увязая в грязи, а мальчик встал на траве. — Козу недавно руками разворотил. Жена от сердца померла. Я тебе грубо не говорю, но девок надо любить, а если кто есть поперек, взял и кадык ему вырвал! Знаешь, где кадык? — И он шутливо потянулся к детскому горлу.

Ваня отшатнулся. Старичок зачавкал грязью дальше, Ваня стоял на траве. Горбатый путник свернул. Почему-то мстить ему не захотелось.

Мальчик бродил часа два. Навсегда ему запомнилась эта картина на фоне сырых небесных седин и на фоне голода, мало-помалу сводящего желудок. Странный изгиб дороги, тупик, дом за забором, собака звенит цепью и жадно брешет. Ивану с обманчивой надеждой вдруг кажется, что это его дом, ну вот же яблоня, и серенькая ограда, и собака звенит цепью, все похожее. Он медлит с надеждой, и понимает, что напрасно. Надо заходить на новый жуткий круг поисков. И вот в эту минуту он явственно ощутил время, медленность времени, тоску времени и то, что невзрачный тупик, сиротливую яблоню и невидимую, брешущую надсадно на цепи собаку запомнит навсегда.

Он вышел к поселку, оживленному, с мраморным обелиском при венке, с белым каменным мостиком над прудом. Чужой поселок. Там встречные прохожие то и дело лениво спрашивали: «Ты откуда взялся?» — «Я путешествую», — дипломатично отвечал Иван. Сразу же они испытывали желание его сдать: «Мальчик, мы сейчас милицию позовем, погоди», — и приходилось от них скрываться. Кто-то предложил леденечного петушка, Ваня отверг.

И вдруг он сообразил. Вложил два пальца в ноздри и слабо позвал:

— Папа!

Родители сбились с ног. Они прочесывали лес, бегали по дорогам, звали. Отец взобрался на велосипед и поехал по центральной улице в соседний поселок — в милицию. При въезде в поселок он и встретил сына.

— Куда тебя понесло?

— Никуда. Ходил-гулял.

Отец безостановочно крутил педали, захватывая шинами лужи, молочно вспенивая дорогу, и кричал через плечо:

— Я тебя дома изобью… Ты — плохой! Ты — очень плохой! От этого так часто болеешь!

Но дома бить не стали. Сил на это не было уже. Первое хождение по Руси состоялось. Вечером у Вани поднялась температура.

Минуло двадцать два года…

Иван давно уже выбрал жизнь без чудес.

Палитра волшебства за это время не расширилась. Ваня как получил в шесть несколько способов влияния, так больше и не открыл. Очень скоро он понял, что все эти способы бьют по нему: использовав колдовской прием, он заболевал. Поэтому в любом колдовстве была подкладка жертвенности. Станешь колдовать слишком часто — вообще можно слечь с тяжелым недугом. Ваня перенес за детство две операции: аппендицит и паховая грыжа. Он боязливо лелеял в памяти все дарованные ему приемы, но к ним почти не прибегал. Два злых: щелкнуть зубами и присвистнуть, при этом обязательно адресно, в чью-то конкретную сторону, видя перед глазами этот неприятный объект. Один радикально злой прием: визг со свистом. Один прием вроде нажатия на сигнальные кнопки «Сос»: пальцы в ноздри и позвать на выручку. Но тот, кого вызываешь, должен быть знакомым и находиться близко: американский президент по Ваниному призыву так и не явился. И наконец, если желаешь кому-то добра, надо, видя этого симпатичного человека, сказать на него: «Рамэламурамудва!»… Но за добро тоже придется платить здоровьем. Плюс еще можно бодрить окружающих бессонницей… За бессонницу Ваня почему-то еще не получал наказания. Может быть, людям спать надо меньше?