Марина Красуля - Живи, Мария!

Маруся слушала и страшно удивлялась…

Сочную траву в Узбекистане можно потрогать только ранней весной. Маруся никак не могла привыкнуть, что здешний март совсем не тот марток, что не скинешь порток. Тут в апреле клубника поспевает.

Полюбила Маня ходить на луг – километра за два от бараков. Во-первых, ни души. Во-вторых, дикий чеснок и редиску найти можно. И главное, тюльпанов там – тьма-тьмущая. Надерет, бывало, охапку, ляжет в траву, букет на грудь и дышит, дышит горькой сладостью… Честное слово, цветы эти пахнут слезами. Может, оттого что цветут недолго, – ах! – и осыпались атласные головки…

В тот день издалека углядела, что лужок ее огородили. Широ-око столбы расставили. Что за напасть? Неделю назад была – все тихо. А сегодня, глянь, копают незнакомые, в солдатское одеты. Меж ними один в штатском хорохорится, бравый такой, начальник по всему. Руками машет, кричит – не слыхать чего.

Маня думает: разузнать разве? Ну и полезла через ограду, да, как на грех, подолом зацепилась – и ни туды и ни сюды, того гляди, прореха в сарафане приключится.

И вдруг смешливый голос за спиной:

– Мадам, вам помочь?

Глянула – глаза карие с прищуром близко-близко – и отпрянула.

– Боишься? Зря, я добрый, – и расхохотался.

Перед ней стоял тот самый рукомахатель. Невысокий, жилистый мужичок. Темно-русый, с резкими, чуть монгольскими скулами. Отцепил невольницу от колючей проволоки и протянул широкую крепкую ладонь.

– Иван. Блохин.

Руку не взяла:

– Ишь ты – Блохин, можа ты – Плохин?

– Не-е. Я – Блохин! Маленькая блоха злей кусает, слыхала? Это про меня.

Маруся засмущалась, присела на траву и отвернулась. Он приземлился рядом. И давай наяривать: мол, начальник я тут, радиоточку возводим – стратегический объект. А она, к слову говоря, не шпионка ль? Ну-кась, дай, говорит, в глаза посмотрю.

Маня повернулась, улыбнулась доверчиво и будто умыла Ваню синющими глазищами, как водой родниковой. А и поперхнулся парень. А и застыл с разинутым ртом. Взгляда от сияющих фиалок отвести не может.

Что Блохин, ё-моё, девок ладных не видал?! Хе-х! – тыщщами отлетали! А тут вдруг засосало под ложечкой… Растерялся гоношистый Ванька, коленки задрожали, с собой совладать не может, опьянел будто. Такого конфузу с ним еще не приключалось. Сморгнуть боится: вдруг мираж?! Упустишь мгновение – и сказочке конец!

Но не таков Иван Блохин, чтобы вялости в организме волю давать! Затряс башкой, как бык, смахнул наваждение… Собрался, продышался и давай пуще прежнего стратегию развивать. Правда, голосом переменился.

Я, говорит, самый главный инженер по оборудованию. Скоро посреди этого поля радиовышки вырастут, фидера протянутся, а простор останется, и сладкий воздух никуда не пропадет, и маки с тюльпанами не повыведутся. И дикий картофель, похожий по вкусу на кочерыжку, только кучнее уродится. Что спец он, дескать, не из последних. И холостой притом. Заходил петухом, бахвалился, охмурял. Давай достоинства выпячивать.

От такого стрекота у нее аж в голове зазвенело. Подтянула коленки к груди и уткнулась в подол. Сидит, думает: «Вот ведь докука, вскочил, как пузырь от дождя».

А он все наскоком, наскоком:

– Ты чья будешь?

– Ничейная.

– Муж есть?

– Нету.

– Отлично! А почему нет? Не берет никто, или сбежал?

Маруся потемнела лицом, плечи уронила, прошептала: «Загинул…»

– Из раскулаченных?

– Не-не… – Тут она испугалась всерьез. – Конокрад… И охота тебе спрашивать?

– Кхм… Ясно. Хочешь, чтоб конокрад, пускай конокрад, – помолчал и вдруг четко, не вихляясь: – Выходи за меня!

– Твой намек мне невдомек. – Маруся ошалела, поднялась, отряхнула юбку. – Ну ты и забавник, паря.

Встал рядом, сжал руку решительно и, не отводя глаз, твердо:

– Я не шучу. Пойдешь?

Так сказал… Так сказал, откажи она – все! Конец белу свету, рухнет мужик замертво…

Маруся – сама от себя не ожидала – как даст деру.

Оглянулась:

– Да! Пойду! Пойду!

Ванька догнал, сшиб с ног.

– А ну говори точно: пойдешь? Слово?!

– Слово.

Маня, конечно, не дурочка с переулочка, вмиг разгадала молодецкие прихваты, но тронул Иван стылое сердце своей искренностью бесшабашной.

– Тогда прямо сейчас распишемся. Айда! – и вдруг нежно, с интересом: – Я чего, красивый, что ль?

– Ты-та?! Да не-е… Ну, и не поганый. Ты шталомный да духарик притом! Гляделки у тя строгие, будто сердитый. Эт если второпях смотреть. А задержисьси подоле – мальчишечьи совсем. И еще ты – балаболка и смешливый.

Иван взял за руку, подвел к бригаде:

– Вот, ребята, я жену себе нашел.

Вечером посидели за чаркой. Обмыли событие. Как без этого? Скороспелый муж не отрываясь, в упор разглядывал Марусю. А она чувствовала себя растерянной. Чужая компания. Разговоры, где половина слов не понятна. Еда, какую в жизни не пробовала. И вдобавок Иванушка без конца и края целовал обветренную, грубую, крохотную руку, от чего она смущалась до одурения.

Стремительная перемена в ее жизни была похожа на сон. Ивану с работы выделили кусок земли в самом Ташкенте, на Военке – так в простонародье улицу Красногвардейскую называли, – и строителей дали. Ударными темпами вырос белый дом с палисадником, двором, сараем, навесом. Низкий заборчик выкрасили небесно-голубым. Молодожены без устали «вили гнездо». Боже, как Марусенька старалась, наводя уют! Освоила технику ришелье. Все скатерти, простыни, салфетки нарядила в цветочные узоры.

Это был ее первый и единственный дом.

Иван – взрывного характера мужик, когда дела касалось, а дома будто меняли человека. Накрывал жену такой волной заботы и нежности, что она порой плакала от переизбытка чувств, не веря, что так бывает. Неужели это происходит с ней? Неужели это на самом деле? Иван для нее стал Всем Миром: и мужем, и отцом, и другом, и сыном одновременно. Не поверите, стоило ей о чем-нибудь замечтаться, мол, хорошо бы… Не успеет додумать желание, а Ваня – тут как тут – исполнил уже.

Вот, к примеру, послали его раз в командировку на неделю. Одиноко ей сделалось, как-то пусто. Решила цветник перед домом разбить. Рассаду добывала по-разному: какую выпросила, какую купила, кое-что на лугу накопала. Землю разровняла, грядки намерила, гравия для тропинки натаскала. Высадила, встала, подбоченилась, собой довольная. И так взглянула, и этак – чего-то не хватает. Дом красивый, но вроде как голый.

Тут муженек возвращается – улыбка до ушей, мешок в руках, из мешка ветки торчат. Что б вы думали? Розовый куст. Да какой!…

Каждый скажет: я что, с розой не знаком, эка невидаль! И будет почти прав… Почти, да не совсем.

Соседи даже думали, что это не куст вовсе, а дерево. Ведь он с годами под два метра вымахал, ствол у основания – в руку. Маруся его холила и лелеяла: подстригала, подкармливала, укрывала на короткую зиму. Такой красоты в жизни не видывали – ни до, ни после.