Франтишек Лангер - Розовый Меркурий

— А нет ли там также военного лагеря?

— Конечно, там имеется летний лагерь. Но как, черт побери, вам это удается…

— Ничего особенного. Ведь этот ваш Сарока заставляет просто говорить картин­ки на марках. Они и рассказывают, что искать в местах, откуда он посылает в Вену свои письма. Вот на этих двух марках военный лагерь и повозки. А на этой уругвайской пятер­ке в знаке крошечная лошадка, полагаю, что здесь речь идет о кавалерии. Но что нибудь некрупное.

— Да, там эскадрон кавалерии.

— Вот и на этой двойке Гватемалы 1902 г. довольно большой памятник всадника. Письмо послано из Митровицы.

— Там как раз кавалерийский полк.

Короче говоря, этот Сарока чертовски облегчил себе дело. Таким способом перепи­сываются мальчишки или возлюбленные.

— Это настолько просто, что не могло прийти в голову кому-нибудь из генерального штаба, — проронил генерал.

А теперь уже весь штаб принялся наперегонки расшифровывать послания Сароки. Они сразу догадывались, что большие или маленькие флаги на Перу или Колумбии озна­чают большие или меньшие части пехоты, пушки под пальмой на марке Гаити — полевую артиллерию, и генерал расшифровал, что известная красивая двойка Соединенных Штатов означает главное командование, потому что на ней изображен Колумб со своим штабом.

— Собственно, никакого труда не стоило решить эту загадку,— сказал он, наконец, упустив из виду, что это же самое было уже сказано по поводу яйца Колумба. — Пошлите по телеграфу ордер об аресте Сароки, — приказал он адъютанту. — А вам, брат чех, спа­сибо. Вы получите за вашу консультацию отличный орден, вероятно орден святого Саввы.

Я почувствовал — этим он дает мне понять, что моя миссия окончена. Но не тут-то было! Я ведь тоже воевал с четырнадцатого по восемнадцатый годы. Правда, не в рядах армии, у меня одна лопатка немного выше другой, я просидел к тому времени уже пятна­дцать лет за письменным столом. И филателия не является спортом, выравнивающим спину. Нет, мы, оставшиеся дома, воевали по-своему и в больших масштабах, мы вкалы­вали в карту булавки на всех фронтах. У меня еще была и своя цель — так я узнавал, от­куда доставать штемпеля полевой почты. Вы, само собой, не знаете, какие трудности сегодня у коллекционера со штемпелями франко-германской войны 1871 г. Поэтому на сей раз я своевременно завел точный учет. Передвигая флажки на картах, я словно краеш­ком глаза подсматривал и учился генеральскому искусству, в конце я так увлекся, что мне казалось, будто я смог бы предостеречь своим советом не один генеральный штаб от неудач. Сколько у меня зарождалось идей! У нас в канцелярии во время войны… но, не будем отвлекаться.

Сейчас в Белграде, в центре одного из всамделешних генеральных штабов, где я мог проявить свое не остывшее еще военное чутье и опыт по-настоящему, от меня ничего не требовали, кроме какого-то пустяка насчет марок. Так нет же, так просто я не уйду. Гово­рю:

— Господин генерал, мне думается, мы могли бы воспользоваться нашей разгадкой шифра Сароки. Как вы полагаете, для кого он шпионил?

— Для Италии. Наверняка каждое его сообщение шло из Вены в Рим. Они оккупи­ровали наш порт Задар и претендуют еще бог знает на что.

— А не кажется ли вам, что мы могли бы от имени Сароки посылать в Вену такие сообщения, что у них голова пошла бы кругом? Например, они внезапно узнают, что в та­ких-то и таких-то местах появилась артиллерийская часть, а пара полков пехоты обнару­жилась там, где ее никак не ожидали, и кавалерия, и военные суда… И все будет двигаться так, будто мы хотим взять обратно Задар. Все выражалось бы в марках, и они принимали бы это за правду… Принялись бы срочно перемещать свои части, возможно, объявили бы даже мобилизацию, среди народа у них началась бы паника. И все это из-за нескольких марок, не имеющих никакой ценности…

Я объяснил на карте, каким образом я расставил бы все, как раз так, как мы толкова­ли об этом над картами во время войны, и генерал смеялся, покручивая своей единствен­ной рукой усы, и офицеры посмеивались, окружив меня. Похлопывая меня, как своего, по спине, они говорили:

— Этот чех — добар войник.

Письма были написаны по-немецки, и я сказал, что знаю этот язык и машинопись, но машинка должна быть такого же типа и письма должны посылаться из определенных мест так, чтобы это выглядело, будто дело касается Задара…

Тут генерал приказал все для меня подготовить, послать мне в отель карту и пишу­щую машинку, пускай, мол побалуется, напишет эти письма и подберет для них марки, как это делал Сарока. Он сказал даже, что прикрепит ко мне вестовых на мотоциклах, ко­торые сразу же развезут мои письма туда, где поставят на конверты нужные почтовые штемпеля. В отеле, разумеется, я буду их гостем.

Отлично. Мне оставалось еще заметить, что для задуманного предприятия мне пона­добится довольно большой набор иностранных марок. Мне ответили, что об этом мне не­чего беспокоиться. И в самом деле, в полдень солдат в сопровождении полицейского при­нес мне целый чемодан с марками. Вот он, в ваших руках. Кто знает, откуда он появился? Возможно, марки реквизировали у белградских торговцев или коллекционеров. Во всяком случае, взяли чуть ли не все, что имелось в Белграде. Вечером офицер принес мне карты. Попросил меня класть свои шпионские письма всегда в два конверта. На верхнем должно быть написано, откуда они должны быть отосланы. Он передал мне также от генерала две бутылки шампанского для подкрепления.

Я писал письма в Вену, потягивал шампанское и, конечно, пил черный кофе. Из че­модана я отобрал две дюжины Боливии, Перу, Эквадора, Колумбию с флажками вокруг их знаков, разыскал даже несколько пятидесяток Либерии 1906 г., на них изображено пре­красное знамя, вроде тех, за которыми марширует пехота. Я перемешал их с Уругваем, на которых были изображены лошадки, нашел бразильскую 1900 г. с целой группой ездоков на ней и шесть марок островов Кука 1899 г. с чайкой, явно намекающей на самолеты. Ме­жду нами говоря, я как раз недолюбливаю некоторые из этих марок, например марки Цен­тральной и Южной Америки. Их раскраска напоминает яркие цвета на этикетках мыла и дешевых конфет. Но теперь, когда они стали моей армией, я был рад любой из них. Уже в первый день, прежде чем лечь, я закончил подготовительную работу. Выпросил у горнич­ной булавки, изготовил бумажные флажки и приколол их к карте, чтобы видеть, как стре­мительно наступает моя армия на порт Задар.

Утром перед отелем выстроились четверо солдат-мотоциклистов и унтер-офицер, знавший немецкий язык и служивший нам переводчиком. Я вручил каждому солдату по нескольку конвертов, моторы страшно затарахтели, потом еще раздалось туф-туф и вне­запно все затихло вокруг. Это было здорово, весь отель смотрел на нас.