Франтишек Лангер - Розовый Меркурий

Такие люди, как пан Крал, — возможно, без его крайностей — существуют не только в Чехословакии. Благородной страсти собирания, коллекционирования марок посвящают свой досуг миллионы людей во всем мире. Совет­ские филателисты, многие собиратели в других странах ищут и находят в коллекциониро­вании способ расширения знаний, удовлетворение своих духовных потребностей. Им чу­жда проблема материальной заинтересованности, наживы, спекуляции, чем заражены многие собиратели в капиталистическом мире. Советские филателисты, особенно моло­дежь, участвуют в международных выставках, они представляют на них великолепные коллекции, получают награды, дипломы.

Герой рассказов Лангера лично бескорыстен. Он может помочь правителю княжест­ва Монако получить недостающую редкостную марку для коллекции, а вот к ордену, ко­торый Крал получает за это, старый коллекционер совершенно равнодушен. Он может помочь наследному принцу Великобритании выпутаться из трудных житейских обстоя­тельств, оказать британской короне неоценимую услугу, и все это он делает только из любви к маркам. В среде филателистов Игнац Крал бог, далай-лама. В его скромной квар­тире, где владычествуют марки, сиживали важные персоны, влекомые в этот дом своей страстью. Сидели и ждали «приговора», который пан Крал должен был изречь их ценным или же неценным маркам.

Но в то же время Крал типичный обыватель, ограниченный во всем, что выходит за пределы марок, составляющих мир его интересов. Он действительно обладает, как фила­телист, колоссальными знаниями и опытом. Он охотно соглашается помочь дружеской стране разоблачить шпиона, который для передачи сведений пользуется особым способом наклейки на свои письма марок. Крал принимает в этом разоблачении самое живое уча­стие, поскольку его действия не выходят за пределы буржуазной добропорядочности. Но как только юный владыка одного из индийских княжеств, с которым Крала связывает об­щий интерес к маркам, попросил Крала помочь освободиться от британского колониаль­ного рабства, он отговаривает патриотически настроенного молодого правителя от борь­бы, при этом его особенно беспокоит, что война, в том числе и освободительная, может обеднить филателистов, способствует хаосу в выпуске почтовых марок.

Господин Крал в изображении Лангера типичный мещанский романтик, который да­лек от всего, что выходит за пределы его области интересов.

Книга «Розовый Меркурий» написана рукой большого мастера. И хотя истории, рас­сказанные паном Кралом, также как и сам пан Крал, не имели места в действительности и представляют собой плод фантазии автора, но сама романтика собирательства изображена Лангером талантливо, увлекательно, многие страницы пронизаны тонким юмором, осве­щены мудрой улыбкой автора. Мир марок, его законы, этика и эстетика, техника коллекционирования описаны с большим знанием дела. Надо полагать, что книгу прочтут с большой охотой и пользой для себя не только филателисты и что у людей, до сих пор не проявлявших интереса к маркам, он появится.

Под конец жизни Франтишек Лангер отошел от квиетизма, в эти годы он выступал — в особенности в своем рассказе «Речь над колыбелью» — за социализм, за демократию и мир между народами. По случаю его 75-летия орган ЦК КПЧ «Руде право» отметил, что «Ф. Лангер своей антивоенной тематикой идет от истоков подлинно гуманистических и демократических свойств его богатого творчества. Как и всех передовых чешских писате­лей, именно они характеризуют его лучшие произведения».

Как и все мои товарищи, я начал собирать марки, как только мы научились разли­чать буквы и цифры. Собирать означало обшаривать папину корзину для бумаг, умолять дядю, жившего в Дрездене, посылать мне марки из Германии и тратить каждый свой крейцер в писчебумажной лавке на иностранные марки. Но собирать марки означало так­же обмениваться с мальчишками, отдавать им свои двойники за их дублеты, расхваливать свои и хулить их марки. В то время в Праге на медицинском факультете учились два моих двоюродных брата. Они-то и нашли в каком-то журнале адреса коллекционеров в различ­ных странах, желавших обмениваться марками. Братья помогли мне сочинить письмо и посоветовали вложить в него австрийские и венгерские марки. Неожиданно я получил в обмен за них довольно много различных марок из разных концов света и из Индии. Марки из Индии были так же замусолены, как мои. Скорее всего, их посылал такой же, как я, мальчишка. Позднее я написал о нем свой первый филателистический рассказ. Этот маль­чишеский этап закончился, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Я тогда впервые влюбился. Платонически и на расстоянии. Вернувшись в 1920 г. после войны домой, я снова принялся коллекционировать. Мое сердце увлекли наши марки, на которых не то всходило, не то заходило солнце за Градчанами [1] Градчаны — пражский Кремль (здесь и далее примечания переводчиков). , и я начал собирать их, так сказать, на патриотической основе. Однажды, в поисках темы, пришло мне в голову, что ведь о мар­ках можно было бы написать даже рассказы. Мне нужно

было, конечно, сначала побольше узнать о них. Я нашел господина Эрвина Гирша, руководившего «Трибуной филателистов», которая выходила в издательстве Борового. У Гирша были богатая библиотека книг о марках, проекционный фонарь и микроскоп для их рассматривания, и целая химическая лаборатория. Познания Гирша о марках были поис­тине феноменальными. Он был общителен, весел, ласков, и я узнал от него все, что мне требовалось. Это было время научного коллекционирования, когда марки оценивались эстетически, графически, исторически, когда искали и собирали экземпляры с отклоне­ниями и неправильностями. Время, требовавшее настоящего филателистического судьи, разоблачителя подделок и мелких мошенничеств, защитника прав филателиста и филате­листической правды.

Я собирал лишь наши марки, но при этом интересовался вообще миром марок, его законами, этикой, эстетикой и техникой, коллекционерским кодексом, экономическим значением марок. Однако истинное наслаждение мне доставляло писать о них рассказы. Было нелегко выдумывать и сочинять их. Поэтому я написал их немного, всегда приуро­чивая примерно один к рождеству, а один — к пасхе.

Но потом наступили тридцатые годы, когда люди перестали улыбаться. Однажды марки ужаснули меня. Это когда на них появилось: «Protektorat Bohmen und Mahren» [2] «Протекторат Богемия и Моравия». Это было в годы фашистской оккупации Че­хословакии. . После этого у меня пропало желание иметь полную коллекцию марок нашей республики. Я не возвращался к ним больше. И к рассказам о них.

Читать дальше