Николай Шипилов - Мы — из дурдома

«Нынче нельзя безнаказанно прожить даже и в самом городе Тамбове! — думал он неспешно. — Житель сельской местности, попавши в город — он ведь в первую очередь обалдевает от одного вида блакитного, как василек, унитаза. Так и хочется добавить к нему жолвтого. Тогда он, селяга, начинает борьбу с врагами за обладание теплым сортиром — вот те, бабушка-глупышка, и революция. А Юрьев-то день — то ж были цветочки! Вначале город развалил деревню, снял ее с насиженной печки и пустил кочевать да под мостом ночевать — теперь же совсем наоборот: кочевники-номады штурмуют города…»

Так ясно и прозорливо думал крестьянский умелец Фрол Ипатекин — Кулибин нашей эпохи, единственный, кто из всех мировых фасонов платья выбрал себе пожизненно галифе и бекешу. В советское время он собрал из металлического лома самолет, прошел на бреющем полете над райисполкомом и плюнул на шифер кровли.

За это дело с героя сняли галифе, вкатили с пол-литра аминазина, запрещенного во всем мире, как спираль Бруно или антисемитизм, или критика пропаганды Холокоста. Потом герой был определен в нашу Яшкинскую клинику как заклинившийся на ненависти к власти рабочих энд солдатских депутатов.

Тут же, в любимой клинике, он насушил сухарей и улетел в Швецию на воздушном шаре, сделанном из восьми тысяч использованных презервативов, которые он три года по утрам и вечерам собирал под окнами ординаторской.

А с ним улетели Мыкола Михалев [21] Н.А. Михалев (Мыкола Конотопский) героически бился за диагноз «шубообразная шизофрения», чтобы не попасть в особо опасные преступники, и победил. См. двухтомник «Один на льдине» в литературной записи Н.А. Шипилова. , знаменитый фармазонщик, который некогда ходил в Киеве на «разгоны» с фальшивым милицейским удостоверением на имя капитана Аристова, и еще один — именем Изя. То-то радовались мы, помнится, даже в своих смирительных рубашках типа «малыш Пьеро»!

Ныне наш Мыкола — капиталист. Живя в Москве, он кос и т под украинского националиста и владеет сетью биотуалетов в стольном городе Киеве. То есть он, выходец из крестьян, пробился к своим унитазам через века несвободы.

Но на обманной заре «перестройки» Фрол заскучал под медными крышами Королевской библиотеки Стокгольма по своей камышитовой, тамбовской, родительской крыше.

«Наши предки веками собирали земли, множили территории, братались с народами, проливали свою кровь за большую, красивую и богатую страну, представляя нас, своих потомков, счастливыми и процветающими, — размышлял он. — А я что здесь делаю?»

И вернулся Фрол домой.

Но там, в Швеции, он стал белым расистом, поглядев на размножившихся, как саранча, европейских метисов. Перековался Фрол, читая умные книги и приворовывая еду в шведских супермаркетах. С малолетства привык он потреблять в пищу ржаной, но свой каравай. «Возделывай сад Эдемский», — это первая заповедь, данная Богом первому человеку. И смысл этих слов открылся Фролу еще до возвращения на родину. Так человеку становится вдруг понятно: отчего днем светло, а по ночам — наоборот. То есть назревал очень серьезный мировоззренческий переворот на планете, и пионером его был, сам того не сознавая, Фрол Ипатекин.

Тут, сразу же — и областная пресса. А Фрол подшивает валенки и поет тихую песню о главном. Прессаки, как пруссаки на чугунок с объедками, накинулись на летучего крестьянина:

— Признаете ли вы, Фрол, учение Менделя?..

— А это правда, что ваш папа стрелял из обреза в будущего маршала Жукова, когда тот служил в кавалерии Тухачевского?..

— А что вы думаете о полете подьячего Ивана Крякутного? Не фальсификация ли это?..

— Возможно ли, Фрол, применить квантовую телепортацию для мгновенного переноса макрообъектов? Таких, как мешок с золотом, например?..

Разогнувши спину, Фрол встал, оседлал нос дужкой очков и попросил всю ораву поочередно предъявить документы. Он изучил их и говорит ровным, как у мэтра Левитана, голосом:

— Извините, а вы из какой страны? Союза ССР уже нет, как мне стало известно из сообщений радио. А вот эти паспорта граждан России вам выдала незаконная власть, я ее не признаю и я летаю туда, куда хочу. Она, эта власть, перехватила контроль над страной в октябре тысяча девятьсот девяносто третьего года прошлого века. Каким путем захватила, известно — это путь вооруженного государственного переворота. Я, Фрол Ипатекин, не признаю выданные ею документы. Так что извините, вы здесь у меня чужие, вы иностранцы. Думаю, что с таким диагнозом тут не лечат. Так что прошу вас, дамы энд не дамы, добровольно покинуть мою жилплощадь, да. Могу кликнуть на подмогу еще трех очень и очень свирепых пенсионеров.

Остался один пучеглазый толстяк из Агентства Си-Со-Эн. С девической косичкой и идентификатором «пресса» на безразмерной груди, он спрашивает:

— Как фам стесь живьется после Швеции?

— Да как, как… Ни бабы, ни Карлсона, ни Педерсена — никого… Как… Вот как! Как накакал, так и съел. Один я, как белый перс. Грачи вон прилетели: ах, мать моя Елена! Где мы? Кругом клиника, а своих нет! — отвечал Фрол, продергивая дратву через кусок черного вара.

— Чем ви занимались в Россия то фашего перелета, косподин Ипатекин?

— Трудом своим приближал момент, когда Россия вспрянет ото сна, — отвечал Фрол Ипатекин, зубами перекусывая дратву. — И на обломках самовластья напишет грустно: вот те на-а-а!.. Что еще? Почетными грамотами по осени утеплял кабинет уборной. Сортир, по-вашему. Цыплят считал в ту же печальную пору. Люди меня уважали даже сильней, чем бухгалтера…

— Но почему, почему, почему ше тогда фы предпочли Швецию, господин Ипатекин? С какими чувствами нынче вернулись фы в новую, темократическую Россию?

— Дураком был — вот почему! Теперь-то я за самовластье, нынче я осознал это всем бессмертным духом своим, и со всей искренностью сердца своего говорю тебе, тюбик ты импортный, что поднимается со дна морского и выходит на поверхность могучий материк, имя которому Всевеликая Православная Свято-Царская Российская Держава. Именно сию Православную Державу Господь поставит богом для твоего спесивого Запада, как некогда поставил Моисея богом обезумевшему от гордыни фараону! — сказал Фрол, не покидая рабочего места и не переводя дыхания. — Я тихо жду этого часа в своей деревне Ипотечкино. Гоню домашний свежий самогон, но не пью, мне и без того не скучно. А в «дурке» тогда скучно мне стало. Прикинь сам. Воробьев Юра в третий уже раз женился на медсестре из физиотерапии. Сеня Парамарибский отъехал в Израиль. Меркурьев где-то в Никарагуа бескровную революцию продавал. Продавал, продавал — продать не мог. Скучно без воли поговорить с умными гражданами. А о ту пору ветры, вообще-то, текли на Канаду, — отвечал он далее. — Сочинил я аппарат из резиновых изделий, насушил сухарей в котельной. И взлетели мы с Мыколой Михалевым. Штурман Изя рулит себе на тихую Исландию, как Бобби, этот самый, Фишер. Но! Девяносто импортных «костюмов» — разве это изделия для нашего сурового климата? Они лопнули один за другим в области стратосферной верхотуры. И в итоге — нас снесло к фиордам королевства Швеция воздушным Гольфстрёмом!