Эрленд Лу - Мулей

Сначала пришел журналист и стал расспраши­вать о том, что произошло и как я дошла до этого. Видимо, я показалась журналисту хваткой и силь­ной, он посоветовался с остальными, и они явились уже втроем или вчетвером и предложили мне стать редактором, потому что у меня отлично получится. Думаю, тут они правы. Гораздо проще подбодрить или дать совет другому, чем как следует разобрать­ся с собственной жизнью. Мне кажется, я отлично справлюсь с этой работой.

Журналист спросил меня, какой совет я могу дать людям, решившим покинуть этот мир, и я ответила, что утром им надо встать пораньше, оп­рятно одеться и заняться необходимыми делами. Желание умереть не извиняет того, что человек бродит с полоумным видом, немытый-нечесаный и валяется в кровати до обеда. Все выслушав, они предложили мне написать на основе этого разго­вора передовицу, вроде как тест, чтобы удосто­вериться, что я гожусь для этой работы. Статья у меня уже готова, я продолжала в том же духе. Что думающие о самоубийстве должны вести себя прилично. Или уже сделай то, о чем ты думаешь, или возьми себя в руки и займись своей жизнью. Мне кажется, это большая ошибка — держать нас в шелковых перчаточках, баловать, чистить пе­рышки и заговаривать зубы. Наоборот, друзья, родные и специалисты должны вести себя жестко, требовать, чтобы мы принимали душ, и на день рождения дарить нам будильники. Но много ли я могу, когда доходит до дела? Внезапно я почувст­вовала себя сильной. Но с туманом в голове. Воз­можно, они не спросясь пичкают меня лекарства­ми. Надо не забыть спросить.

11 февраля

Цирк целый день. Здесь сегодня побывали все. И смотрят они на меня как на милого крольчонка, который сломал лапку, какого-нибудь Нюссе или Людде.

Тронд и Биттен долго болтали обо всем на све­те, однако же ни разу не помянули моего про­щального письма, конечно давно ими найденно­го и прочитанного. Они принесли торт наполеон. Странная идея. Они, видно, по случаю субботы ходили за покупками, шли мимо «Пекаря Хан­сена», и Биттен, это наверняка ее инициатива, предложила купить мне кусочек, потому что все знают, каково больничное питание, и Тронд хоть и сомневался, но не протестовал, ведь Биттен отлично разбирается в тонкостях человеческого общения, и он это ценит. У нее особое чутье, но согласитесь, все-таки перебор — принести суи­цидальному подростку кусок наполеона. Именно Наполеона. Идеи его были по-своему неплохи, но потом он чокнулся на почве мании величия, и это стоило человечеству множества жизней, и, хотя в данный момент я своей не дорожу, у меня не вызывают симпатии люди, которые разбрасыва­ются чужими жизнями. Как кто распорядится своей жизнью — это личное дело каждого, но мы не вправе пускать в расход чужую жизнь или су­дить о ней свысока. Мы проходили Наполеона в гимназии месяца полтора назад, и я совершенно не следила за уроком, но что-то видно в голове отложилось. Ну надо же.

Пока Тронд и Биттен, ведя беседу, искоса по­глядывали на торт, гадая, когда я к нему приступ­лю, я украдкой смотрела на экран телевизора, ви­сящий в ногах кровати. Там повторяли церемонию открытия туринской Олимпиады. Все эти церемо­нии очень похожи, но здесь были две-три стильные находки, а когда Бельмондо зажгла огонь, меня проняло до слез, хотя звук был отключен. Тронд с Биттен, разумеется, подумали, что я вдруг вспом­нила маму с папой и Тома и что чуть было сама не умерла, я не стала их разубеждать, но решила их порадовать, откусила кусочек торта и сказала: «Ой какой вкусный».

Потом пришел Кшиштоф с цветами. Похоже, он потрясен до глубины души. Он приходил впервые. Скорей всего, в Польше самоубийства не практи­куются, запоздало догадалась я. Там жизнь счита­ется божьим даром. Они и абортов не делают. Я так и вижу эти толпы детей. Очень картинно — поль­ские дети со значками «Солидарности» на лацка­нах. Я поблагодарила за цветы и сказала, что он может оставить себе «БМВ», хоть я не умерла, и он очень обрадовался.

Потом пришла Констанция и притащила в кор­зине щенка. Мне в подарок. Она знает, что жи­вотных не дарят, но это исключительный слу­чай, сказала она, мне нужен щенок, и немедленно, мне необходимо о ком-то заботиться, о ком-то на­столько трогательном, что уже не думаешь, нужен он или нет, и на автопилоте начинаешь любить, опекать и строить дальние планы. Это она хитро придумала, надо отдать ей должное. Щенок дей­ствительно прелесть. Лабрадор. Я решила назвать его Финч Хаттоном, в честь Дениса, потому что я вдруг осознала, что он тоже разбился в Африке на своем желтом самолетике, ну то есть в фильме он был желтым, разбился вместе с бедными аф­риканцами, но в больницу собакам нельзя, и Кон­станция пообещала каждый день тайком проно­сить Финч Хаттона в сумке, а если у малышни из детского отделения начнется астматический при­ступ, мы от всего открестимся. Психогейр тоже явился. Этот примерно час восторгался щенячьей инициативой Констанции. Как здорово придума­но. И так вовремя. Кшиштоф не понимал из его рулад ни слова, но сидел, поддакивал, думал о «БМВ», лоснясь от удовольствия, и доедал напо­леон. Психогейр сказал, что теперь, когда у меня появился щенок, мы можем встречаться реже. Он считает, что все уладится само собою, но все же иногда нам стоило бы видеться, чтобы психогейр был уверен, что я двигаюсь в правильном направ­лении. Поразительно, что его до сих пор не уво­лили. Я уже один раз перехитрила его и запросто могла бы перехитрить снова. Я спросила его, а бывает ли, что собаки кончают жизнь самоубий­ством? И он надменно ответил: нет, это немыс­лимо.

Просто собаки слишком правильные. И поэто­му не видят дальше своего носа. Они очень сим­патичные, пока щенки, но потом делаются обык­новенными. Я замечаю, что стала скептически от­носиться к существам, которые покорно хавают что дают и не понимают, что есть и другой выход.

Потом Кшиштоф ушел домой класть плитку, а Констанция и психогейр долго еще беседовали, си­дя у моей кровати. По-моему, в основном о соба­ках и коняшках, точно не знаю. Я была слишком сонная, чтобы вникать. Клевала носом и вполгла­за смотрела Олимпиаду. Но они с удовольствием общались, и, пока они трепались, Кари Тро взя­ла серебро в могуле. Она пышет энергией и до­вольством собой. И в целом болезненно бодра. Что-то тут нечисто. Надо разузнать, нет ли у нее собаки.

12 февраля

Олимпиада целый день. Сноуборд, биатлон и что-то еще, уже забыла. Валялась в кровати и смотрела телик, полуприкрыв глаза. Норвежец по имени Ларе выиграл в прыжках с трамплина. Ска­зали, что он из Восса. Кари Тро оттуда же. Он гоже большой бодряк, но не такой безмерно са­модовольный, в нем больше сдержанности, к сча­стью. Возможно, в Воссе особая атмосфера. На­до бы изучить ее получше, пожалуй, мне стоит смотаться туда и сделать репортаж, посмотреть статистику самоубийств. И процент особаченности населения. Констанция приводила Финч Хат­тона. Я стараюсь крепиться. Но он конечно очень трогательный. Лижет мне руки и вообще класс­ный.