Тама Яновиц - Пейтон Эмберг

— Я на сносях? — изумилась старушка.

— Я говорю не о тебе, Мэри. Я имею в виду Марию, которая уверила сына, что он станет мессией, а мужу втерла очки, сообщив о своем чудесном зачатии. И Иосиф поверил. Глупый еврей! Опростоволосился!

— Договорились! — возмущенно сказала Грейс. — Прежде чем что-то делать, надо подумать. Это я тебе, Барри!

— При чем здесь я? — удивился Барри. — Вечно я во всем виноват.

— Ладно, — примирительно произнесла Грейс. — Леонард, выключи телевизор. Пора обедать.

На следующий день Леонард, Грейс, Барри и Пейтон поехали в ресторан, и не в какой-нибудь захудалый, а в шикарный, перворазрядный — на Мэдисон-авеню. [15] Мэдисон-авеню — модная торговая улица в Нью-Йорке.

Леонард был в прекрасном расположении духа, и на этот раз вальяжно устроившись за рулем, он то и дело отпускал шутки, над которыми сам же и хохотал. Лицо его походило на разварившуюся картофелину с круглыми глазками, поблескивавшими за роговой оправой очков.

Грейс молчала, ограничившись за всю дорогу до ресторана единственной фразой, да и то сухо произнесенной:

— Надеюсь, вы будете счастливы.

На ней был костюм в узкую бежевую полоску, туфли на низких каблуках и прозрачные черные чулки; в ушах — длинные серьги, большие камни которых походили на настоящие.

Пейтон считала, что и сама одета прилично — чем плохи синие джинсы, прошитые бисером, и свитер из чистой шерсти? — но, придя в ресторан и увидев на большинстве посетительниц строгие костюмы с накладными плечами, она засмущалась, решив, что в облегающем свитере, выставляющем напоказ ее высокую грудь, ее примут за проститутку.

— Мы с Грейс живем душа в душу , — сказал Леонард, — за все эти годы провели друг без друга не более трех-четырех ночей. Надеюсь, что и вы будете счастливы. Позволю себе совет : никогда не ложитесь спать разругавшись. В жизни бывает всякое: удачи и неудачи, радость и горе, взлеты и падения.

— Мрачная перспектива, — заметил Барри.

— Лучше к ней заранее подготовиться, — произнесла Пейтон. — Леонард прав.

Грейс оторвалась от тарелки с яичницей и, перестав задумчиво выковыривать из желтого жира толстенькие кусочки розовой копченой форели, степенно проговорила, переведя взгляд на будущую невестку:

— Вы — христианка, Пейтон, и я уважаю ваши религиозные чувства, но только мы с Леонардом иудейского вероисповедания, и мы хотим, чтобы наши внуки пошли по нашей стезе. Когда появятся, пусть ходят в еврейскую школу, мы оплатим их обучение.

Пейтон кивнула. Религия была для нее пустым звуком, да и Барри, как она полагала, был не очень религиозен.

— Не отвечайте пока, — продолжила Грейс, — у вас есть время подумать. Сейчас у вас другие заботы — впереди свадьба. Кстати, предстоят большие затраты. Не беспокойтесь, мы их возьмем на себя, ведь ваша матушка, насколько я поняла… — Грейс на секунду задумалась и продолжила дальше: — …скажем так: не очень богата.

Пейтон стало не по себе. Она взглянула на Барри, словно ища поддержки, но Барри было не до того: он методично расправлялся с блинами, завертывая в каждую половину кусочек бекона.

— Но я не знаю, сколько денег понадобится, — смущенно сказала Пейтон. — У меня никогда не было свадьбы.

Грейс и Леонард рассмеялись.

Пейтон поежилась, теперь она сидела как на иголках.

— Но о свадьбе мечтают все девушки, — заметила Грейс. — Фантазируют, строят планы. Помню, когда я собиралась замуж за Леонарда… Впрочем, стоит ли вспоминать, у современной молодежи все по-другому.

— Я думаю, надо устроить скромную свадьбу, — сказала Пейтон. — Мои родители разошлись, и отец вряд ли приедет на торжество, а сестры… они живут далеко, мы с ними почти не видимся. Брата тоже не будет. Я слышала, что свадебные расходы — за родителями невесты. У моей матери и в самом деле нет денег, а вот отец дает мне к свадьбе две тысячи долларов. Этих денег не хватит?

— Эти деньги вам еще пригодятся, — ответила Грейс. — Свадебные расходы за нами. Вы хотите, чтобы торжество было скромным, вас можно понять, но мы с Леонардом хотим устроить пышную свадьбу, чтобы это знаменательное событие запомнилось на всю жизнь. Барри — наш единственный сын, и мы хотим ему угодить. Барри вас любит, и вы, должно быть, умная и тактичная девушка. Полагаю, вы не станете возражать.

Пейтон кивнула, а затем и вовсе умилостивила будущую свекровь, сообщив, что, возможно, примет иудаизм или, по крайней мере, ознакомится с еврейским укладом жизни, чтобы привить его обычаи и порядки своим будущим детям, которые непременно станут ходить в еврейскую школу.

— Моя подруга недавно выдавала дочь замуж, — сказала Грейс. — Я проконсультируюсь с ней, как лучше подготовиться к свадьбе. Полагаю, что за несколько месяцев мы решим все вопросы.

— За несколько месяцев ? — Леонард подскочил на стуле. — Да разве Барри и Пейтон станут ждать несколько месяцев? Сейчас не те нравы, что раньше. Чуть промедлишь — и невеста брюхатая.

Грейс возразила:

— Пейтон — порядочная, разумная девушка, иначе бы ее Барри не полюбил.

Пейтон потупилась. Что если бы родители Барри знали, что она давно лишилась невинности, не раз курила марихуану, а в школьные годы и вовсе совершила аморальный поступок: стянула у одной из девочек завтрак, за что ее жестоко избили, затащив в туалет? Впрочем, тот проступок, возможно, заслуживал снисхождения — она была голодна. Вряд ли Эмберги когда-нибудь голодали. Их удел — сытая, богатая жизнь. Возможно, она и вправду не пара Барри. Ее единственное достоинство — высокая грудь.

И тут неожиданно, в первый раз, ей пришла в голову неуютная мысль: Барри и сам не хватает звезд с неба. Он всего лишь дантист, и каких бы успехов в будущем ни добился, таковым и останется.

Пейтон медленно просыпалась и наконец открыла глаза. Часы показывали начало девятого. Вставать не хотелось. Должно быть, на нее подействовало вино, которое она по глупости заказала, а затем почти что прикончила. Пейтон не шевелилась. Ей казалось, что она находится в состоянии тяжелобольного, прикованного к постели и находящегося между жизнью и смертью. Да и каким другим может быть состояние женщины, привыкшей к вниманию и успеху?

Какая несправедливость! — в который раз подумала Пейтон. Ей в скором времени пятьдесят, тело стареет, а душой она по-прежнему молода. Но почему только душой? Ей и на вид много не дашь — от силы тридцать, ну тридцать пять. Придя к этой мысли, она, к своему немалому удивлению, ощутила неожиданный прилив сил, что вселяется в человека после решения тяжкой, многотрудной задачи.

Под дверью лежал лист бумаги. Пейтон подняла, прочитала: «ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ». В уведомлении говорилось, что на Гонконг надвигается мощный тайфун, который может достичь максимальной силы — восьми баллов по восьмибалльной шкале. Тайфун ожидался на следующий день, и постояльцам гостиницы предлагалось не выходить без крайней надобности на улицу, не приближаться к окнам и не пугаться, если на здание обрушатся груды мусора, поднятые тайфуном. Штормовое предупреждение — эти слова выглядели зловеще, наводили на мысль о невероятном, ужасающем приключении.