Виктор Рид - Леопард

— Небу, — тихонько позвал мальчишка. Негр удивленно взглянул на него. — Ты меня очень любишь.

Глаза мальчишки были так широко распахнуты, так смело распахнуты, что казались двумя огромными, странно освещенными комнатами, в которые негр мог почти что войти. Небу был счастлив, что длинный лук за его спиной цепляется за порог и мешает войти внутрь. Его ноги вновь обрели гибкость и твердость, и он снова гордо опирался на них. Негр засмеялся глубоко, животом; на лице его смех не отразился.

— Это я люблю тебя, малыш?

— Я понял это, — быстро заговорил мальчишка. — Я знаю, почему ты меня любишь.

— Молодой бвана говорит загадками, — нахмурясь, сказал Небу.

Как и прежде, земля под его ногами была глубока и упруга. Здоровыми, чуткими пятками он выслушивал свой материк; он слышал, как пшеничные поля на нагорьях радуются возвращению Небу-земледельца.

— Молодой бвана! Глупости! — мальчишка улыбнулся. — Я знаю почему. Ты мой отец.

Небу был за стенами пещеры. Он был на расстоянии трех дней от своей болезни. Большой лук звенел, семифутовое копье пело, звери и птицы с воплем уносились в глубь джунглей, потому что вернулся Небу-охотник.

— Отец, — ласково проговорил мальчишка, улыбаясь ему.

Пятки его различали гул прибоя у Момбасы. Огромные волны высотой пятьдесят ярдов отвесно вставали над поверхностью океана, вскидывая косматые головы, и с ревом впивались в песчаный берег.

Негр осторожно сказал:

— Значит, ты это знаешь, малыш. Я сам не решился бы причинить боль полубване, рассказывая ему такие вещи. Ибо тогда ты не смог бы вернуться в большой дом в Паркленде и играть с детьми белых.

Глаза мальчишки сузились от страдания.

— Моя мать была белой, — медленно проговорил он.

— Она… она была женой воина! — воскликнул Небу.

Зрачки мальчишки расширились. Страдание прошло, взгляд был ясен.

— Мой отец воин, — сказал он, гордо подняв голову, — Небу-воин. Я очень люблю его.

— Сердце, — прошептал Небу, испугавшись могучего удара в груди, — сердце, разве ты можешь умереть, услышав добрые вести?

— Великий воин, — сурово сказал Небу. — Один на один он убил бвану, вооруженного винтовкой. Это потруднее, чем убить слона.

— Ты убьешь и этого леопарда, — быстро проговорил мальчишка. — Я знаю, ты убьешь его.

— Без сомнения, — сказал Небу.

— Особенно если ты воспользуешься винтовкой. Возьми затвор. Я покажу тебе, как он вставляется.

— Нет, малыш, — ласково возразил Небу. — Я научен владеть копьем. Великий воин должен обладать здравым смыслом. Он не поедет на чужой лошади по узенькому мостику.

Мальчишка вздрогнул. Его жестокий рот широко раскрылся.

— Дурак! Вонючий кикуйю! — выкрикнул он. — Я спрятал от тебя затвор нарочно! Возьми его и стреляй в леопарда, ну же!

Голова Небу опустилась под обрушившимся на него ударом. Он был снова в пещере. Он видел распухшие ноги, налитые ядом, и слышал зловоние гноя. Он поднял измученное лицо.

— Нет, — смиренно прошептал он, — я не хочу еще раз испытывать винтовку, полубвана!

— Дурак… идиот… стреляй же! — закричал мальчишка.

Блестящий затвор вырвался из его рук и грохнулся на распухшие, бесчувственные ноги негра. Мальчишка бросился на Небу, споткнулся и пополз по его ногам, стараясь дотянуться до винтовки. Возбужденный и рассерженный, Небу схватил затвор и отбросил его подальше.

— Нет, — закричал он, — нет! Ты лжешь! Лжешь! — бушевал он. И тогда кошка, должно быть, послала африканцу предупреждение, ибо настроение его мгновенно переменилось, и он сказал задыхаясь: — Тихо!

Внезапное, почти незаметное изменение произошло в леопарде. Было ясно, что зверь решился напасть.

«Но он войдет, прижимаясь к земле, — встревожился Небу, — а в пещере слишком темно для того, чтобы метнуть копье низко к земле. Прыгните, мистер Леопард, чтобы я смог встретить вас в воздухе. Тогда вы подставите моему копью свое большое сердце».

«Не волнуйся, брат Леопард, — сказал Небу, нацелив копье. — Я полагаю, что ты войдешь сюда так, как мне надо. Это предопределено».

И он сидел, прицелясь, как идиот, и весь мир согнулся пополам, смеясь над его глупостью. Ибо с неожиданным воплем мальчишка вырвался из-за его спины и ринулся за затвором туда, куда указывало копье. И длинный, гибкий бог, сделанный из леопарда, оторвался от земли мощным, четким рывком.

— Малыш! — Небу закричал всем сердцем. — К земле, малыш!

Ибо леопард ворвался в пещеру, сделав высокий прыжок и подставив себя под удар. Но мальчишка рванулся к затвору, к крохотной частице удачи, которую он сохранял все время, борясь с собой. Страх одолел его решимость избавиться от насмешек, которые Гибсон прицепил ему на спину в незабываемый день начала их путешествия. С безумной хитростью плантатор понял взгляд, вырвавшийся из-за карих дверей. И он не давал мальчишке возможности отыграться.

— Малыш! — Громогласно. Неистово.

Но останови мальчишку, останови волны у Килиндини!

И желтые злобные глаза окончательно впились в мальчишку, зрачки расширялись, расширялись.

Дикий рев вырвался из звериной глотки, и леопард легко оттолкнулся задними лапами от земли: передние лапы кверху, мощь и величие в надменном изгибе головы, когти выпущены, трехдюймовые клыки обнажены. И последний душераздирающий крик обрушил на Небу свод пещеры в тот момент, когда кошка прыгала на свою жертву.

Летучий зверь опустился, и Небу сразу услышал хруст. Небу склонил голову и глядел исподлобья на мальчишку и его убийцу. Он плакал. Он часто моргал и бормотал.

— Медлительный малыш, — бормотал Небу, — бедный медлительный малыш. Тебе надо было бы сказать мне о затворе давным-давно, тогда бы ты не попал в лапы брата Леопарда.

Он громко расхохотался, и он знал, как это дико, что он одновременно плачет и смеется и не может остановить ни слез, ни смеха. Он подался вперед, размахивая копьем.

— Ко мне, брат Леопард! — закричал он голове, похожей на голову ящера. — Вот лучшая награда тебе — возьми меня!

Леопард заревел. Мальчишка был тих, недвижим. Снаружи земля скрипела и стонала под грузом воды. Плача, Небу обратился к своим мускулам. Он продолжал размахивать копьем.

Небу хохотал и хохотал. Алоэ в горле проросло горькими побегами веселья вверх, вниз, в стороны. Злобный смех бушевал в животе и подо лбом и так расшатывал челюсти, что он только что не кричал от боли. Но крик рвался из него безудержным потоком веселья. Он решительно ничего не мог понять. Он вот-вот взорвется, так старательно он сдерживает этот крик. Но он холоден, холоден, как снега на горах. Он хотел бы согреться, но он уже мертв. Черви наконец добрались до него. Рука размахивает копьем и дерзко задирает леопарда, отрезая ему путь к отступлению. Но рука — чужая.