Николай Никандров - Путь к женщине

– Чем же она плоха?

– Как чем? Разве не видишь? Суха, как щепка!

– Это ничего. Это дело поправимое. Не теряй их из вида, поглядывай, куда они пошли. А почему ты ничего им не сморозил, когда мы поровнялись с ними?

– А с какой стати непременно я? Не мне жениться – тебе! Ей сморозишь, а у нее муж какой-нибудь ответственный!

Желающий жениться волнуется, глядит через головы гуляющей публики, командует как на пожаре:

– Поворачиваем за ними! Держи прямее, не смотри, что проволока, а то уйдут! Прибавь ходу! Еще, еще! Бежим!

Полная блондинка в это время:

– А представительные какие! Должно быть, где-нибудь служат.

Сухощавая брюнетка от удовольствия шевелит ноздрями, как плавниками:

– Фигура! Рост! Полнота! Все как следует. Повернем за ними. Но где они? Вон они, вон. Отвернись от них, смотри в кусты!

– Ты сама отвернись, а я-то давно отвернулась…

И опять в прежнем порядке, – еще церемоннее, чем в первый раз, – проплывают мимо друг друга две пары, пара мужчин и пара женщин. Женщины, сколько могут, изгибаются корпусами прочь от мужчин; мужчины с такими же усилиями ломаются в талиях к женщинам…

IX

Идут два купца, два упитанных российских мужичка, с длинными туловищами, на коротких ногах, в сапогах, в картузах, с красными возбужденными лицами.

Оба сильно навеселе.

Идут, заплетаются ногами, рассуждают, смеются, бранятся, божатся. Иногда останавливаются среди дороги. Постоят, поговорят, пожестикулируют, хлопнут оземь картузами, пожмут друг другу руки, расцелуются и идут дальше.

Первый, весело сверкая белыми зубами:

– И никак не сообразишься с энтими бабами! То не было ни одной, только жена, приходилось даже пиявки на зашеину ставить, а то вдруг с двоими живу, окромя жены!

Второй разевает влажный смеющийся рот:

– С двоими? Хе-хе. Это хорошо. Как же так?

– А так. Сперва начал с одной жить, с какой попало, потом присмотрел другую, несравнительно лучшую. Договорился с ней о цене, дал задаток, чтобы к другому не перебежала, все честь честью. Потом, раньше, чем начать жить со второй, хочу порвать союз с первой, смотрю, а она у меня за три месяца вперед денег понабрала! Раз выпросила за месяц авансом, в другой раз за месяц авансом, так и набралось. Вернуть за три месяца отказалась, говорит: "денег нет". Но и той, вто рой, тоже хороший задаток уже даден. Что ты, думаю, будешь делать! Вот и приходится теперь, на старости лет, с двоими бабами жить, чтобы ни за той, ни за другой деньги даром не пропадали. И та отживает взятую сумму, и та. И к той наведы­ваюсь, свое требую, и к той.

Второй, постарше и попьянее, потряхивает головой;

– Ну, нет, – хе-хе!.. Я своей финтифлюшке денег вперед никогда не даю… Сколько проработала, за столько время и получи… Если, допустим, она бросит меня сегодняшний день, то только за сегодняшний день и получит… Ни копейки больше!.. Сориться зря деньгами я не могу, у меня все-таки семейство… Отрывать зря кусок у жены, у детей, не могу, нет…

Оба идут бульваром дальше. И второй, что постарше и попьянее, все разрисовывает рукой в воздухе узоры и все повторяет:

– Ну, нет… Я не могу… Нет… Не могу…

X

Два красноармейца в длинных новых разглаженных шинелях, прямые, несгибающиеся, как деревянные, с позванивающими где-то под шинелями шпорами. И с ними две молоденькие, круто замешанные, высокогрудые бабенки. Бабенки в пестрых цветистых платочках, с густо нарумяненными щеками, с пудрой в бровях и ресницах.

Все четверо идут медленной развалистой походкой, одной шеренгой, в ряд. Дамы в середине, кавалеры по бокам.

Первая дама, увидев пустую скамейку:

– Чего-й-то мы все ходим да ходим? Что, ноги у нас нахальные, что-ли-ча? Сядем!

Лениво падает на скамью. Вторая дама:

– Сидеть лучше, как ходить.

И садится вслед за первой.

Первый красноармеец неохотно приостанавливается:

– Нет, ходить лучше, как сидеть.

Первая дама ему:

– Вы как себе хотите, а я больше не в силах ходить. Второй кавалер ей:

– А что, колеса не смазаны? Можно смазать. Первый как стоял, так и покатился от хохота.

– Га-гг-га! – гогочет он во всю глотку, кружась на месте волчком. – Га-га-га!

Кавалеры в конце концов тоже садятся. Они располагаются на скамье в том же порядке, в каком гуляли: по бокам дам. Каждый садится возле своей дамы, поворачивается к ней лицом, запускает одну руку между спиной дамы и спинкой скамейки, а другой рукой орудует спереди.

– Чур, рукам воли не давать! – сейчас же строго предупреждает первая, сразу почувствовав, как по ее спине уже за ползала, уже заискала большая пятерня кавалера.

– И вы тоже! – решительно заявляет вторая своему и делает несколько энергичных, но безуспешных попыток хотя где-нибудь отделиться от него, уже приросшего к ней каждой своей точкой, словно пластырь.

Некоторое время все молчат. Слышно только, как оркестр играет вдали вальс да медленно шаркает по песку ногами гуляющая публика…

– Вроде прохладно, – наконец бормочет первый кавалер, не разжимая губ.

– Потому что вроде вечером, – поддерживает разговор его дама.

Очевидно, вторая дама тоже считает своим долгом вы молвить несколько слов.

– Сегодня много парочков, – произносит она довольно сонливо.

– Оттого что воскресенье, – таким же голосом отзывается откуда-то из глубины ее кавалер.

И опять никто ничего не говорит. Только кавалеры все сопят, все ворочаются, все мостятся, каждый возле своей дамы. Вот первый что-то шепчет своей на ушко. Она:

– Не говорите, чего не следует. А то у меня у самой начинается впечатление.

– Вот и хорошо. Значит, мы с вами одного мнения.

– Хорошего мало. А своего мнения я вам еще не сказала.

Второй страстно шепчет своей, точно вгрызается зубами в ее ухо.

А она:

– Вы только об этом и думаете, больше ни об чем. И не стыдно вам? Не успели сесть, как уже начинаете. Как будто не можете так посидеть. Выдумайте какой-нибудь разговор. Отчего вы молчите? В то воскресенье я тоже вот так пошла гулять в парк с одним молодым человеком с нашего двора. Идем, гуляем по парку, а у него и разговору нету. Молчит и молчит. Только покашливает да посмеивается на меня. Так измучилась с ним молчамши. Не знаю, как домой дошла. Теперь с ним никогда не пойду.

Первая дама, после общей паузы, с тоской, в пространство:

– Хоть бы раз чем-нибудь угостили! Второй кавалер многозначительно:

– Угостить недолго! Первый гогочет, как раньше:

– Га-га-га! Га-га-га! Проходит полчаса.

Кавалеры держат дам в своих объятиях крепче, чем прежде, и декламируют им стишки.