Николай Никандров - Диктатор Пётр

– На, Пупсик, ешь,– бросила ему бабушка под стол кусок.– Ты тоже, бедняга, голодаешь, еще больше, чем мы. У нас хотя каждый день чай бывает.

И она бросила ему еще.

– Много ему не давайте! – закричал Вася, жуя.– Околеет!

– Ррр…– зарычал на него из-под стола Пупс, чтобы он замолчал.– Ррр…

XII

– Компресс!..– усталым вздохом произнес Петр, лежа на спине и неподвижными глазами глядя в одну точку.– Компресс… холодный… на голову…

– Ооо!..– вытянулись лица у матери больного и у сестры.

Все понимали, что это значит, если Петр просит на голову холодный компресс, и в доме сразу стало напряженно и тревожно, как в первые дни его болезни.

– Что,– как ребенку, говорила больному мать, прижимая к его лбу смоченное водой, сложенное вчетверо полотенце.– Что, наелся тогда хлеба с маслом, не послушался! Говорили, не надо! Нет, как же: "мужской ум"! Не мог еще несколько дней подождать!

Больной жалобно и покорно простонал в ответ, полусомкнув веки.

– Вот! – с отчаяньем негромко проговорила Ольга, с жалостью глядя на брата.– Дождались! Не могли досмотреть! Только что начал поправляться!

– А разве за ним усмотришь? – сказала бабушка.– Разве он нас послушается? Как мы можем справиться с ним, когда он сделался таким раздражительным, грубым, злым! С ним и со здоровым в последнее время было трудно!

– Мама, а вдруг это у него какое-нибудь серьезное осложнение? Хорошо бы, на всякий случай, за доктором послать.

– А где взять денег на доктора?

– А из тех.

– Опять из тех? И на молоко из тех, и на доктора из тех. Это, Оля, нехорошо. Те деньги не наши, чужие. Еще дело с примусами и мясорубками не начали, а деньги оттуда уже тратим.

– Ничего, мама, ничего. Там много. Вернем. Отработаем. Два-три примуса пропустим через свои руки, вот доктор и оплачен. И потом, мама, человеческая жизнь дороже всяких денег. Тетя Надя нас за них не убьет, она поймет, она хорошая.

– Ну, что ж. Пошли Васю.

Пока Вася, напевая, присвистывая и отплясывая, бегал за доктором, с большими предосторожностями доставали из каких-то недр дома и опять запрятывали туда же деньги, отсчитав от них нужную на доктора сумму. Долго спорили, кто будет давать доктору деньги: мать или дочь.

– Как-то стыдно совать ему в руку, как нищему,– говорила Ольга.

– А ты думаешь, мне не стыдно? Мне тоже стыдно.

Часа через три пришел доктор, седенький старичок, с круглой бородой, в синих очках, делающих его похожим на слепца.

– А дети где-нибудь учатся? – спросил доктор, взглянув синими очками на стоявших у косяков двери, наподобие стражи, Васю и Нюню.

Дети расхохотались над его очками и над его старостью и убежали.

– Поставьте ему клизму,– сказал доктор, выслушав Петра.

– Доктор,– мертвенным голосом с мертвенным лицом спросила шепотом Ольга.– Значит, ничего опасного нет?

– Как знать,– беря с подоконника шляпу, отвечал доктор.– К больным сыпным тифом часто опасность приходит тогда, когда они меньше всего ее ожидают. Поэтому необходимо соблюдать во всем строжайшую осторожность. У него неважное сердце, а где тонко, там и рвется. Что он, болел ревматизмом, что ли?

– Нет, доктор, он никогда не болел ревматизмом.

– А дети где-нибудь учатся?

И дети снова прыснули и снова разбежались.

– Петриченкову Петру опять хуже,– говорили на улице люди.– К нему сегодня доктор приезжал. И где они на докторов деньги берут?

- Опять клизма?! – плаксиво ныл Петр, с гримасой отвращения глядя, как вся семья возилась возле него над приготовлением клизмы.

– А кто виноват? – нравоучительно говорила мать.– Кто виноват? Сам виноват! Надо было беречься. Оля, закрой там внизу краник, я наливаю.

– Странно, что наш Петя никак не научился сам себе ставить клизму,– говорила Ольга, попадая наконечником.– Вечно у него половина воды вытечет мимо.

– Потому что при прежней власти я прожил почти что сорок лет и даже не знал, что такое клизма,– слабым, как бы волочащимся по земле голосом жаловался Петр, лежа в постели, как пловец на воде, спиной вверх, с задранной головой.– А теперь то тому клизма, то другому клизма… Неужели эта власть никогда не переменится, так и останется?..

– Ага! – злорадно подхватила сестра.– То-то! Уже и ты не веришь в близкую перемену! А нас с мамой всегда успокаиваешь: "Потерпите еще немного, вот-вот что-нибудь будет!" Вот тебе "вот-вот"! Мама, теперь понимаешь, это он нас всегда обманывал, говорил для успокоения только! Мама, подними выше кружку, а то вода совсем слабо идет. Выше, выше, еще! Нюня, не зевай по сторонам, хорошенько придерживай трубку, смотри, как она у тебя отвисает дугой! Вася, ты тоже не стой даром, встань на стул, помогай бабушке за водой в кружке смотреть, не ленись!

– Ол-ля!..– трудно позвал больной.

- Что, Петя? – наклонилась к нему сестра.– Разве очень горячая вода?

– Не-ет… Не это… Помнишь, те лишние деньги, которые тогда по ошибке передал тебе в пекарне турок, когда сдачу давал?.. Так ты их ему не возвращай!.. Тут ничего нечестного нет!.. Поняла?

– Когда вспомнил! И держит же он в голове разную ерунду!

– Я спрашиваю: поняла???

– Поняла, поняла, только не кричи, помолчи.

– Ну, то-то!.. Смотрите же, не возвращайте ему денег, не раздражайте, не бесите меня!.. Для турка те деньги ничто, а для нас они очень много: дня на три оттяжка голодной смерти!.. Поняла?

- Да, да, да! Поняла! Уфф…

– А то вы как пойдете своим женским умом разбираться в этом, так, пожалуй, еще решите, что надо ему возвратить!.. Но ведь вас знаю, хорошо знаю!.. Вы такие щ-щедрые, вы какие б-богатые…

Ночью Петру сделалось хуже. Он не спал, метался в жару, говорил бессвязности. И возле него дежурила до утра то мать, то сестра, то обе вместе, когда одной было страшно.

– Мама!..– среди ночи позвал больной.

– Тут не мама,– подчеркнуто-внятно сказала Ольга.– тут я, твоя сестра, Оля.

– Ну, все равно: Оля, мама… Я вот что: смотрите, не потеряйте то письмо!.. Потому что прежде чем писать им ответ, я должен хорошенько понять, что они мне предлагают.. Нет ли тут какой-нибудь удочки…

– Петя,– испуганно, точно ей было нечем дышать, спросила сестра.– Какое письмо?

– Что-о?.. Вы уже забыли, какое письмо?.. Значит, вы не рады, что моим страданиям, может, скоро будет конец?.. Конечно, конечно, вам все равно!..

– Петя, ты не волнуйся, не кричи, ты раньше объясни: какое письмо?

– Какой ужас, какой ужас!.. Забыть про такое письмо!.. Да вы же сами вчера читали мне его вслух!.. Еще там извещали меня, что времена изменились к лучшему и что я могу ехать в Москву и снова заниматься литературой. Я говорил, что придет время, когда вспомнят!.. Я говорил, что сами позовут, что самим надоест из года в год одним животом жить!.. Я говорил!.. И – вот!.. А ну-ка прочти его еще раз…