Евгений Рубаев - Рыбья плоть

— Где бурильщик предыдущей вахты?

— Он пошёл смотреть уровень бурового раствора. Нам тоже не мешает проверить. Прошлую вахту они не готовили раствор, уровень в приёмных емкостях упал, и нам пришлось горбатиться за всех!

— А имя-то у тебя какое? — поинтересовался Раф.

— Володя. Но все зовут Нахим. Ты тоже зови Нахим, я привык.

В это время вдоль желобов, по которым течёт из скважины в емкости раствор, подошёл бурильщик предыдущей смены и, не тратя много времени на церемонии, заявил:

— Уровень раствора — норма! А то вчера твои бучу подняли, что мы им сухие емкости сдали. Сами упустили через сито в шламовый амбар, а на нас свалили!

Раф по фразе «твои…» понял, что рабочий процесс пошёл. Как и на всех буровых, каждая вахта старалась выглядеть успешнее другой. Это был нормальный процесс эволюции и прогресса. Он вдаваться в детали не стал, спросил основное:

— Что там по скважине?

— Сверху труба, заход квадрата шесть метров. Забой я посчитаю, запишу в вахтовом журнале. Сейчас стою на промывке. Турбина не работает. Проходка упала до нуля. Хочешь — попробуй. Но я бы пошёл на подъём.

Раф не стал испытывать терпение уставшего человека и отпустил его отдыхать. Стали готовиться к подъёму труб. Пробовать запустить турбины в незнакомых условиях Раф не стал пытаться. Процесс подъёма — один из наиболее трудоёмких процессов в бурении. Он не столь тяжёлый, сколько нудный морально. От забоя лебёдка тянет трубы медленно. Да и бурильщик не рискует, не стремится увеличить скорость подъёма. Можно «затянуть» прихват става поднимаемых труб. При отвороте очередных труб, собранных в тридцатисантиметровые свечи происходит сифон — это такое мощное разбрызгивание раствора из-под резьбы. Ещё одна моральная трудность: когда спускаешь трубы в скважину, то знаешь, что предстоит после этого цикла — бурение. Поэтому, спуск — процедура радостная, полная положительных эмоций. А за подъёмом все знают, что спуск неизбежен. Тем не менее, все эти все спуско-подъёмные операции несут большую физическую нагрузку. Свеча весит до полутора тонн, нижние помбуры тянут её на подсвечник крючьями, а верхние помбуры, или верховые, затягивают трубу верёвками за палец устройства по удержанию поднятых труб. Поднятые трубы, например, пять тысяч метров, стоят внутри буровой, как карандаши в карандашнице. Раф начал осторожно подъём на второй передаче, на средних оборотах дизелей. Крюко-блок шёл медленно, и он вёл ознакомительный разговор с Нахимом:

— Почему бурите турбиной? Назад в прошлую пятилетку подались?

Прошлая пятилетка была полна многократными опытами по бурению с помощью забойной турбины. Опыты проводились по указанию партии. Как Хрущёв приказывал сажать кукурузу, так заставляли бурить турбобуром и алмазным долотом.

— Так там же в стволе сидят оборванные утяжелённые трубы! Два става по двести метров. Прошлый раз, когда крутили ротором, первый став выпал в новый ствол и заклинил наши бурильные трубы. Вот и оборвали во второй раз. Теперь прислали решение бурить турбиной, чтобы не тревожить те похороненные тяжёлые низа. При бурении ротором трубы колотят при вращении по голове оборванных низов и выбивают их, с места, где они покоятся.

— Понятно, — с полуслова понял Раф. — Отворачивать «на удар» будем?

— А мы всегда так отворачиваем!

Этот приём отворота труб был повсеместно запрещён. Производился он так: все трубы в скважине вращали с помощью ротора, а затем первый помощник закрывал на ходу машинный ключ на верхней муфте на отворачиваемой трубе. Хвостовик ключа был привязан канатом к ноге вышки. При захвате ключом муфты происходил удар, и верхняя свеча отворачивалась. Опасность была в том, что если канат рвался, то хвостовик ключа описывал окружности, и помбура убивало насмерть. Случаев, чтобы кто-то выжил, история не знает. Отворот и заворот положено было делать пневматическим ключом, но они всегда были сильно изношены, плохо работали. Компрессоры были старые, воздуха в системе не хватало. Все всегда били «на удар».

Подъём шёл медленно, но без остановок. Раф внимательно следил за индикаторами веса, опасаясь затяжек. Стрелки вольно гуляли по циферблатам, без тревожных рывков. Вскоре Раф перешёл на третью передачу. Дело пошло веселее и через три часа из отверстия ротора пошло толстое тело турбобура. Диаметр турбины был четверть метра. Вся она в сборе была чертовски тяжела, и, промучившись с ней часа два, все её секции наконец-то выбросили на мостки с целью замены. Теперь предстояло всё произвести в обратном порядке. Слегка подчифирив, все дружно ломами выкатили со стеллажей новые секции турбины. Раф, демонстрируя свою компетентность, замерил вылеты валов секций турбобура. Вылеты должны соответствовать установленным величинам, тогда секции правильно сопрягутся, и турбина заработает в нормальном режиме. Когда чифирили, Раф спросил как бы у всех:

— А что, бурмастер у вас на смену долота не приходит?

— Не-а! — дружно загомонили помбуры. — Только, козёл, по ночам шастает. «Луну водит». Всё следит, чтобы мы не спали во время бурения. Если кого заметит прикемарившим, столько хозработ надаёт, что к концу вахты вся ж…па в мыле!

— А вы при нём на буровой не курите?

— При бурмастере ни на какой буровой не курят, даже если бухают вместе с ним. Такой порядок!

— Я знаю. Нахим, подбери долото, какой типоразмер у вас сейчас лучше проходку даёт.

— Надо наворачивать не то, что лучше проходку даёт, — мудро начал делиться мыслями Нахим, — а то, которое продержится с минимальным износом до нашей вахты. Нам, чтобы потом всю вахту бурить — мослать, а нашим сменщикам, чтобы подъём достался!

— Так некрасиво, тормозить общее дело, что бы самим потом посачковать, — возразил Раф.

— Ну, давай будем честными, а потом сменщики будут передовиками по проходке, а мы будем чужие сранки подбирать! — загомонила вся вахта.

Раф не стал с первой вахты конфликтовать с товарищами по работе и согласился навернуть износостойкое, но малоэффективное по проходке долото. Он сознавал, что проявляет не мягкотелость, а становится заодно с трудягами, с которыми неизвестно сколько ещё времени предстоит работать вместе на этой опасной работе. Начался спуск. Свежее долото пошло на забой. По правилам. Раф был обязан включить гидротормоз. Но лихость бурильщика определяется по количеству свечей, которые он спустит на ручном торможении. Для такого подвига приходилось в конце разбега трубы подпрыгивать и животом падать на рукоятку тормоза. От такого приёма из-под тормозных колодок летел огонь и искры. Всех заводил такой темп, помбуры двигались бегом. Верховые кидали свечи на ходу в элеватор, не давая талевой системе остановиться, успевая безошибочно закрыть элеватор. От этого свечу с подсвечника срывало в бешеном темпе, и нижние помбуры едва успевали крючками удерживать её в направлении муфты соединения. Уже перед забоем включили гидротормоз. Существовала опасность засадить долото или тяжёлые низа в сужение свежепробуренного ствола скважины. Ствол, что считается удачей, оказался чистым. Допустили и последнюю трубу, навернули квадрат, пустили насосы, и Раф с проработкой пошёл на забой. При первом же касании забоя долотом по квадрату пошёл характерный рокот, что означало, что турбина работает.