Анатолий Тоболяк - Во все тяжкие…

А там происходило изгнание. А можно сказать, оккупация. Во всяком случае, дородная Милена, уже одетая, в какомто цветастом сарафане, и ее маленькая дочка с корзинкой в руке, и моя Наталья с дорожной сумкой через плечо, сгруппировавшись на бревне около чужого забора, очень походили на беженок. Дальнозоркий Автономов увидел их издалека и рванулся вперед, позвякивая бутылками в пластиковом пакете. Я устремился за ним, догнал и пристроился рядом.

— Раиса… гадина… это она! — на бегу отрывисто бросал Автономов. «Буденновск… Басаев… Первомайск…» — почему-то мелькало у меня в голове.

— Убью… ноги выдеру… — на бегу бредил Автономов.

— Полегче, полегче, ты, народный мститель… охолопь! — на бегу урезонивал я его.

Мы замерли перед этой группкой беженок. Мы прерывисто дышали.

— Почему здесь? Кто посмел? — выкрикнул Автономов.

Можно было не спрашивать. И можно было не отвечать.

По бугристому, прихваченному солнцем лицу Милены катились слезы. Девочка громко заплакала. Моя Наталья мужественно держалась, но у нее был ошеломленный вид.

— Я… больше… не могу… терпеть… этих издевательств, — всхлипнула дородная Милена. — Они… нас… выгнали… как собак…

— Ага, они! — алчно клацнул зубами Автономов. — Их, значит, двое. Мама и дочка, вот как. Анатоль, за мной! — скомандовал он. — А вы не вздумайте уйти. Ждите. Сей секунд!

— Подожди, Натали, — успел я сказать своей подруге. Автономов тащил меня за руку.

— Кол выломать, что ли, из забора? — предложил я ему.

— Обойдемся так. Вперед. Не дрейфь, Анатоль! — ободрил он меня.

Мы внедрились в открытую калитку на территорию дачи.

— В дом, в дом! Они там! — как на приступ звал и тащил меня Автономов.

— Да погоди! Погоди, говорю. Остынь. И я остыну.

Он, не слушая, распахнул дверь веранды. Пришлось тут же последовать за ним. В нижних двух комнатах их не было, но разбросанное по полу постельное белье, перевернутая посуда, развороченные книги свидетельствовали о набеге.

На второй этаж вела железная лесенка, наподобие корабельной, и корабельный же широкий люк. Автономов вскинул голову и завопил:

— Эй вы, красотки! Ну-ка спускайтесь немедля! Слышите, что говорю! Спускайтесь сей секунд, пока я сам не поднялся! Живо!

Над люком тотчас появилась Раиса Юрьевна, а следом за ней возникла Зинаида Константиновна.

— А-а, вот вы, красотки! — возликовал Автономов. — Ну-ка, давайте! Спускайтесь, спускайтесь!

Раиса Юрьевна первой начала спуск, тяжело и неуклюже. В люке показались ее толстые ноги… Я круто отвернул голову, чтобы не увидеть омерзительное остальное. Она преодолела последнюю железную ступеньку и встала перед Автономовым — полнолицая, мясистая, крашенная в рыжий цвет. БАЦ! Это ее муженек (я не успел помешать) мгновенно наградил ее размашистой пощечиной.

Раиса Юрьевна завизжала. БАЦ! Автономов хлестнул ее вторично. БАЦ! БАЦ! — продолжалась озверелая работа.

Сочинитель кинулся на своего друга и обхватил сзади, прижав его руки. С железной лесенки спустилась, а точней, свалилась, молодая Зинаида. Она тоже завизжала, верней, заголосила визгом:

— Папочка, ты что делаешь! Ты с ума сошел! Папочка, милый! Автономов рванулся и, будучи невменяемым, а следовательно, физически необоримым, вырвался из моих объятий.

— Тебе тоже причитается! Вот получай! — смачно хлестнул он красотку Зинаиду ладонью по щеке. Ее отбросило на тахту, куда она и упала. — А теперь вон обе! Вон, говорю! Сей секунд! — бешено орал он, перекрывая их визг.

Не видел я никогда такого Автономова, припадочного Автономова, да и они, жена и дочь, не наблюдали, наверно, никогда такого мужа и папу.

— Отдай мои драгоценности, ворюга! — провизжала Раиса Юрьевна. — Я не уйду без них!

— Что тебе отдать, бабуля, что?!

— Ты знаешь что, ворюга! Четыре золотых колечка, одно с бриллиантом, колье, две золотые цепочки, золотые часики, золотые сережки, ожерелье… отдавай немедленно! — невыносимо провизжала Раиса Юрьевна. А на тахте в соблазнительной позе рыдала красотка Зинаида.

Автономов так изумился, что космический гнев его мгновенно угас.

— Ты что такое говоришь? — спросил он нормальным голосом. — Какие цепочки, какие кольца? Здесь нет, слава Богу, ни одной вещи, на которую ты можешь претендовать.

— Врешь, негодяй! У меня пропали все драгоценности. Где они, где? Отдавай немедленно! Или ты уже успел подарить их своей сучке?!

— Во-он! — опять заголосил Автономов, указуя рукой на дверь.

— Отдай, отдай!

— Мамочка, пойдем отсюда! — вскочила на ноги рыдающая Зинаида и стремглав выскочила на веранду, сотрясаясь от рыданий.

— Отдай, Константин, не то хуже будет! Ты меня знаешь!!

— А этого не хочешь? — яростно похлопал Автономов ладонью по причинному месту. Да, он так сделал, книгочей и библиоман, заслуженный рыбовод и бывший примерный глава семейства. И тьма, наверно, была у него в этот момент в глазах. — Нет у меня никаких твоих висюлек и побрякушек! Убирайся! — И подскочил к Раисе Юрьевне. И, схватив ее за руку, рывком увлек к двери. И, обхватив сзади за талию (талию, я сказал?), вытеснил на веранду.

— Костя, Костя… не бесись! — беспомощно призывал я его к порядку, поспешая за этой парочкой.

Могучий в эти минуты Автономов чуть ли не по воздуху пронес свою тяжеленькую-таки супругу за калитку, где поджидала все еще рыдающая Зинаида.

— Ноги чтобы больше твоей здесь не было, дрянь! И твоей тоже, дочь родная! И твоего муженька долбаного! — раздувая ноздри, распорядился он.

— Я натравлю на тебя милицию, ворюга, так и знай! — взвизгнула напоследок дочь гиляцкого народа. — А ты, сучка, — погрозила она кулаком в сторону группки беженок, — берегись! — И в эту минуту опять ничем не походила на ответственного банковского работника.

Они скрылись за поворотом. Автономов привалился к заборчику. Он вытащил из кармашка шорт пачку сигарет и тут же просыпал их на землю. Присел на корточки, собирая, и спросил снизу:

— Какова, а? Какова дрянь? В ворюги меня зачислила. Блефует, дрянь, чтобы опередить меня с милицией.

— Вряд ли, Костя, блефует, — замороженно отвечал я.

— Вряд ли? Думаешь, действительно пропало золотишко?

— Похоже на то. Уж больно искренне она визжала.

Автономов распрямился.

— А кто же мог взять? — по-новому изумился он, заморгав.

— Я, например, — сказал я.

— Чего несешь! Эй, дорогие дамы, прошу пожаловать сюда! — бодро закричал он и замахал рукой. — Чего, говорю, несешь?

— А что? Я же был в твоем доме.

— Перестань, мудила.

— Тогда твоя Милена. Тоже кандидатура.

— А в морду хошь?

— Ну, тогда Зинаида или Аполлон, — завершил я новую детективную версию.

ПОДОШЛИ ЖЕНЩИНЫ.

Они были подавлены, наши женщины, и они не торжествовали победу над врагом, как ратоборец Автономов. Они согласованно отказались заходить на опасную территорию дачи, уже не веря в возможность полноценного отдыха (девочка испуганно цеплялась за мамину руку), и лишь молодецкий энтузиазм Автономова, и лишь мои увещевания, что все, мол, позади, что произошла обычная житейская накладка, что жизнь продолжается, несмотря на диких гилячек и англизированных молодок, сломали наконец их упорство. Мы вновь вступили в исконные владения Константина Павловича.