Анатолий Тоболяк - Во все тяжкие…

Автономов написал: «Заявление своей жены прочитал с омерзением. К пропаже драгоценностей, мать их так, не имею никакого отношения. К жене тоже».

Мы понесли свои писульки в кабинет следователя, когда оттуда порывисто, как молодая, выскочила Раиса Юрьевна и зашагала по коридору.

— Эй, ты! — хамски крикнул Автономов. — Ну-ка подожди.

Она оглянулась и прибавила было шагу, но он догнал ее, схватил рукой за плечо и развернул. Я ожидал визга, но неожиданно Раиса Юрьевна широко и золотозубо улыбнулась.

— Что, Костенька? — услышал я и не поверил своим ушам. Автономов задохнулся. Он тоже не поверил своим ушам. А его супруга продолжала:

— Что, Костенька, нелегко тебе приходится, а? Погоди, еще не то будет. Лучше возвращайся домой, пока не поздно. Кстати, знай, дорогой, что развода я тебе не дам. Не надейся.

— Ты смеешь мне угрожать? ТЫ? МНЕ? — осатанел Автономов.

— Да, я. Тебе, — четко ответила, как будто четко плюнула, его супруга.

— Знай же и ты, дорогуша, что отныне я действую твоими методами. Немедленно, вот сейчас же подаю заявление о твоей причастности к угону машины, поняла?

— В психушку тебе пора, дорогой. Кстати, имей в виду, что если ты вознамерился продать дачу, то этот номер просто так не пройдет. Я тоже тратила на нее деньги, вспомни.

— Ты?! Пятака медного ты в нес не вложила!

— Тише вы, люди слушают, — встрял я. А чего встрял, зачем? КТО Я ТАКОЙ И ПОЧЕМУ ВООБЩЕ ЗДЕСЬ НАХОЖУСЬ?

— Это надо еще доказать, — опять отчеканила Раиса Юрьевна. И, круто повернувшись, зашагала по коридору, покачивая мощным крупом, постукивая каблуками.

Мой дружок стоял совершенно поверженный.

— Что, съел? — спросил я его и успокоительно положил ладонь на плечо.

Он помотал головой, словно стряхивая дурь. Он проговорил:

— АНАТОЛЬ, ТАКИХ БАБ НА СВЕТЕ НЕ БЫВАЕТ. — И я невольно захохотал.

Расстались мы около входа в милицию, выкурив по сигарете. Я напрочь отказался идти с Автономовым по его машииным делам.

— У меня тоже есть дела, можешь ты это понять наконец? Меня ждет любимая женщина, а я валапдаюсь с тобой. Хватит меня терроризировать! — выпалил я ему в лицо.

— Ладно, Анатоль, не кипи. Что твоя Натали! Знаю я тебя. Поживешь чуток и расстанешься. А вот моя любовь — до гроба.

— Значит, краткосрочная, — безжалостно сказал я и тут же поспешно добавил: — Пошутил, извини. Неудачно.

— А я не припомню за тобой удачных шуток. Ну ладно. Отпускаю тебя. Иди к своей Натали. А я пойду заявлять на Раису. Гнусно это, знаю, но что делать? Нельзя ей спускать.

— Спорим на любые лимоны, что не заявишь, — предположил я.

— Спорим, заявлю.

— Не заявишь, сутяга.

— ЗАЯВЛЮ.

— Не заявишь, я сказал. И вот еще что, — вспомнил я напоследок. — У Зинаиды есть ключ от вашей квартиры?

Автономов сразу нахмурился:

— А тебе зачем знать надо?

— Мне плевать! Я повторяю вопрос этого сыщика. Он нахмурился еще сильней:

— Не помню, возможно есть.

— Ну-ну. Напрягись и припомни, — двусмысленно ухмыльнулся я и оставил его одного размышлять над новой детективной версией.

Ключа под ковриком не было, и я постучал со странным чувством, что стучусь не к себе домой, а в чужую квартиру, где хозяйничает незнакомая женщина. Но едва она открыла, маленькая, пышноволосая, и радостно улыбнулась, я понял, что попал куда надо. Ее место здесь, и мое место здесь. Господь видит, что нам не тесно вдвоем. Нам легко и спокойно вдвоем. Ее руки, ее мягкие губы приветливы и добры. Они способны развеять давнюю хмурь моей души. Пожалуй, я тоже могу растревожить ее сердце, если постараюсь. А ремонтный раскардаж в квартире — это нечто вроде нового замысла, который выльется, надо надеяться, в неожиданное творческое и бытовое благополучие, обернется поздней семейной идиллией. БЕДОЛАГА АВТОНОМОВ И СЧАСТЛИВЕЦ СОЧИНИТЕЛЬ. ДА-С. ИМЕННО ТАК.

— Ох, надолго ли тебя хватит? — вздохнула в темноте Наташа, посланная мне свыше для лечения моих недетских недугов — свирепых хондрозов, хандры, бессонницы. Я мысленно перекрестился: ЧУР, ЧУР!

А затем — КАР, КАР! Это вороны за окном на высоких тополях возвещали о начале очередного дня, — не поленюсь посчитать, — двадцать тысяч сто шестьдесят пять дней набежало в моей бренной жизни. Откуда взялись? И куда, интересно знать, убежали эти деньки? А на подступах новые, свеженькие — сколько их, интересно, предстоит, прежде чем начнется отсчет небытия?

Но разве К. П. Автономов даст возможность подумать о вечности! Вот опять барабанит в дверь спозаранку сиюминутный человек. По стуку его узнал.

— Наташа, открой дверь этому шатуну и прогони веником.

Она засмеялась. У нее свежее утреннее лицо. Она уже одета и готова к выходу на работу.

РАЗУМЕЕТСЯ, АВТОНОМОВ. Я услышал его голос в прихожей. Он ворчливо поздоровался с Наташей и спросил:

— А где этот… как его… дрыхнет еще?

— Нет, уже проснулся. Просто возлежит. Извините, я спешу.

И она убежала, оставив меня наедине с Автономовым, который тут же появился в дверях комнаты. Едва увидев его, очень энергичного, я сразу заявил:

— Никуда не поеду. И не мечтай.

Он бухнулся на ближайший стул, огляделся.

— Вылизываешь квартирку? Омещанился ты, Анатоль, однако. Мы сколько не виделись?

— Слава Богу, дней девять.

— И за это время ты так омещанился? Поди и к рюмке не прикасаешься?

— Поди.

— Поди и писанину свою забросил?

— Временно.

— Поставь на писанине крест. Твоя не даст тебе писать.

— А не пошел бы ты, Костенька…

— Не любишь правду! Вот я веду правильную жизнь. Продал дачу, — вдруг сообщил он.

— Да ну? — приподнялся я на локте.

— Ну да. Продал со всеми потрохами. Сердце кровью обливалось, знаешь. А что делать? Надо. — Он закурил. Он загоревал. На его заострившемся, запаленном лице ясно читалась хроника безумных дней и ночей.

— И сколько выручил за дачу? — помедлив, тревожно спросил я.

— Зачем тебе знать, сколько? Ты же не налоговая инспекция, — огрызнулся Автономов.

— Я-то нет. А Раиса как?

— Раиска рвет и мечет. Совсем озверела. Можешь представить, подала на меня в суд. Претендует на половину суммы. Только хрена! Не пройдет номер! — Он сделал несколько затяжек одну за другой. — С кем я жил, Анатоль, а? — И, вскочив со стула, стал расхаживать по комнате туда-сюда. Я следил за ним со своего ложа. Я спросил:

— Ну а с машиной что? Есть новости?

— Эх, «тойоточка» моя! Нуль информации.

— А ты дал наводку сыщикам, как грозился?

— Нет. Раздумал. Раздумал. Ну не смог! Да и не уверен я… Да машинеху, наверно, давно уже разобрали на запчасти.

— Ясно, ясно. С тобой все ясно, Константин Павлович.

Автономов прекратил свой бег по комнате. Он крепко почесал в затылке:

— Да, хреновый из меня сутяга! — И громко закричал: — А ты, собственно, чего разлеживаешься, мещанская душа! — И внезапным рывком сдернул с меня одеяло. И я предстал перед ним абсолютно голым, безобразно голым. — Ого! Целую ночь упражнялся? — цинично удивился мой дружок. — Давай мигом одевайся! Дела важные есть.