Анатолий Тоболяк - Во все тяжкие…

— А ты иногда думаешь?

— Думаю. Крепко думаю. А можно сказать, мечтаю. Теперь, когда у нас с Милой квартира, не завести ли нам с ней ребятенка, как считаешь? — жарким шепотом спросил Автономов.

И этим вопросом едва не сбил меня со стула.

Я молча смотрел на него, молча смотрел, как на подлинное чудо-юдо, как на поразительное явление природы. Но вот голос у меня прорезался, я проклокотал:

— А сколько лет ты собираешься прожить, Костюнчик, интересно знать мне?

Он ответил незамедлительно и на полном серьезе: он рассчитывает прожить не меньше семидесяти пяти в полном здравии.

— Мало! — сказал я.

— МОГУ И БОЛЬШЕ!

— А с Миленой ты согласовал это самое… ну, детский проект?

— Уверен, согласится. Уверен.

Ну, тогда что ж… Тогда действуй. Может, даже на двойню потянешь, — враз обессилел я.

Дай пять! — радостно сказал Автономов, протягивая мне руку.

Освящение новой квартиры затянулось. Я дважды пытался уйти, но дважды хозяин насильственно усаживал меня на место. Застольная бытовая беседа незаметно вылилась в политическую дискуссию. Рядом с Миленой возник нежданный гость Г. А. Зюганов, а ко мне подсел малоузнаваемый Б. Н. Ельцин. Они не вмешивались в наш спор, лишь обменивались ожесточенными взглядами. Впрочем, вождь КПРФ позволил себе покровительственно обнять Милену за плечи, а Президент украдкой плеснул себе коньяку в фужер. Хозяин же, К. П. Автономов, не замечал их присутствия. Ои лишь пьяненько похохатывал и подначивал: «Так! Так! Давайте! Сражайтесь!» — а сам, ярый противник старого режима, занял позицию подлого невмешательства… Каков ренегат!

Наконец я вырвался из этого гостеприимного дома. Провожать себя запретил, да счастливая парочка (а где же дочка?) не слишком порывалась сопровождать меня.

В ближайшем «комке» я купил баночку «Фанты», чтобы освежиться. Я шел по вечерней улице, попивал «Фанту» и обесточенно бормотал:

— Ну-ну, Автономов. Ребеночка, значит, решил завести на старости лет… маленького коммуняшку. Ничего не боишься, да? Ни грядущих гражданских смут, ни природных катаклизмов? Ни погоста с крестом? Совсем оборзел, однако! А кто тебе, между прочим, сказал, что ты еще способен к детопроизводству? Кто?

ДВЕ МОИ ДОЧЕРИ, ВЗРОСЛЫЕ ДОЧЕРИ, ХИХИКАЯ, НАБЛЮДАЛИ ИЗ СВОЕГО ДАЛЕКА ЗА НЕВЕРНЫМ ПРОДВИЖЕНИЕМ ПАПАШИ ПО ВЕЧЕРНЕЙ УЛИЦЕ ГОРОДА ТОЙОХАРО. «Надо написать, наконец, письма… И от них давненько ничего не было. Позвонить им надо по системе «Телеком», а еще лучше «Интернет», м-да», — принял я мысленное решение. И постучал в свою законную квартиру, чтобы с радостью услышать знакомый голос: «Кто здесь?» — чтобы преображенно, молодо ответить: «Это я, Наташа. Это я, гуляка. Пустишь?» — чтобы войти и обнять, и поцеловать эту светлую, маленькую, дорогую женщину. А о пропавших драгоценностях мадам Автогеновой в тот день не было сказано ни слова.

Но мое любопытство — профессиональное, надо думать, — и оскорбленная моя честь не позволяли забыть об этом криминальном деле.

Я отдыхал от Автономова несколько дней. Я почувствовал, что получаю удовольствие от ремонтных работ в квартире, и был этим напуган. Господи помилуй! Почему это я, бодро насвистывая, в цветной пиратской косынке на голове орудую малярной кистью в туалете? Я должен сидеть за кухонным столом над листами своих «Путешествий». Но похоже — Господи, помилуй! — меня перестала волновать судьба моего героя — НЕУЖЕЛИ?! Не ты ли это, Наташа, превратила меня в хозяйственного мужичка, который озабочен установкой нового унитаза, вместо того чтобы грезить, и воспарять, и обливаться слезами над вымыслом? — НЕУЖЕЛИ?! Это же означает, что в краткий срок нашего вторичного сожительства я безнадежно постарел и одряхлел, что живой мой мозг затянуло необратимой паутиной… НЕУЖЕЛИ?!

«А я что говорил? — выглядывая из-за плеча, злорадствует некто Автономов. — Все, Анатоль. Захомутала она тебя. — И я раздерганпо говорю Наташе, когда она появляется с работы — усталая, но улыбающаяся:

— Знаешь что, милая? Давай плюнем на кафельную облицовку в ванной. Обойдемся масляной краской, а?

Она удивлена моим тоном. Она отстраняется:

— Пожалуйста. Разве я настаиваю?

— Мне жаль убивать на это время.

— Господи, да пожалуйста!

— У меня его немного осталось, времени.

— Что с тобой? — участливо спрашивает она.

— Не знаю. Вроде все в порядке.

— Нет, ты какой-то беспокойный. Я не надоела тебе, дружок? — смотрит она мне в глаза грустным взглядом. — Мне кажется, что я мешаю тебе жить по своим правилам, — предполагает она. КАКАЯ ПРОНИЦАТЕЛЬНАЯ!

И какой проницательный господин Автономов, который, как светлый дух жизнелюбия, появился в моей квартире по обыкновению рано утром.

— Голову на отсечение, ты цапался со своей Натали! — заявил он, едва взглянув на меня.

— С чего взял? — хмуро буркнул я.

— По личику твоему вижу, писака. То есть бывший писака. Что, не так?

— Ишь, какой ты физиогномист! Вот сейчас как мазну! — И я взмахнул малярной кистью, которую держал в руке.

Он живо отпрыгнул и закричал:

— Брось! Кончай! Видишь, какой я нарядный. Милочка обихаживает меня, не то что твоя Натали тебя. Иду устраиваться на работу, Анатоль.

— Ну и иди с Богом! А я тут при чем?

— Но сначала мы вместе сходим в милицию, Анатоль. Надо.

— Как бы не так!

— Надо, говорю тебе.

— Да пропади ты пропадом, Костюнчик!

Но он не пропал, не сгинул, он лишь ухмыльнулся и складно отрапортовал, что вчера вечером позвонила Раиса — «каким образом наш домашний телефон узнала, ума не приложу!» — и слезно попросила прийти на опознание ее ювелирных изделий, которые все-таки нашлись.

— Надо бы послать ее подальше, бесстыжая она, в суд па меня подала из-за дачи, я тебе говорил?.. да ладно, чего уж! Для бабы все эти кольца и висюльки дороже жизни, сам знаешь. Я обещал прийти.

А я ничего не обещал и никому.

— Мы с тобой завязаны в этом деле, Анатоль.

— Вот как? Хочешь сказать, что мы подельники?

— Ну! Вроде того. А потом… ты разве не желаешь получить извинения от Раисы?

— Еще как желаю! Но от нее дождешься!

— Покается, как миленькая. Я только на этих условиях иду. Честь, Анатоль, превыше всего! — изрек Автономов.

— Ладно, убедил, — сдался я. — А кто ворюгой оказался?

— Понятия не имею.

— Раиса не сказала?

— А я не спрашивал.

НЕТ, ОН В САМОМ ДЕЛЕ ПРОСТОДЫР НАИВНЫЙ, МОЙ 55-ЛЕТНИЙ ДРУЖОК! Назвать ему, что ли, имя, которое висит у меня на кончике языка? Объяснить все обстоятельства дела? Нет, пускай он услышит это от следователя Э. А. Слепова. Или пускай сам допетрит, дотумкает. Я высокомерно усмехнулся. Приятно все-таки иной раз осознавать себя опытным сочинителем, для которого нет человеческих тайн.