Игорь Шнайдерман - Жиденок

11 часов 40 минут. Зэки появились в парке.

11 часов 45 минут. Дядя Саша вызвал милицию.

12 часов 00 минут. «Молодые орлы» устроили «бега» на детских «лошадках».

Дядя Саша с топором наперевес спрятался в кассе.

12 часов 40 минут. Насладившись «гонками по пересечённой местности», уркаганы направились в детский кинотеатр и заставили киномеханика прокрутить для них несколько серий популярного мультсериала «Ну, погоди!». Когда на экране появились бобры в милицейской форме, урки стали палить из «пушек» и бросать в ментов «перья».

13 часов 10 минут. Дядя Саша позвонил в милицию во второй раз.

13 часов 30 минут. Зэки спустились к заснеженной полянке, на которой играл духовой оркестр, и заставили пожилых лабухов исполнять блатные песни (трубы, тромбоны, кларнеты, туба, большой барабан — и «Пердячий пар, юрцы и вошляки, Я первый срок мотал…», — это… сам себе завидую, что слышал).

14 часов 00 минут. Дядя Саша позвонил в милицию в третий раз.

14 часов 05 минут. Сдали нервы. Я подошёл к самому авторитетному зеку и очень интеллигентно попросил его с подельщиками удалиться.

Пахан вдавил мне в живот пистолет, а его товарищ, размахивая ножом, заорал:

— Шмаляни в него, суку! Шмаляни!

Я осознал свою неправоту, извинился и отошёл в сторонку.

14 часов 15 минут. Пахан, под аккомпанемент духового оркестра, спел песню «За фабричной заставой».

14 часов 25 минут. Зэки удалились.

14 часов 45 минут. В здание конторы, крадучись, пробрался одинокий милиционер, спросил: «Как обстановка?», сказал: «Если что — звоните!», сел на трамвай и уехал.

30 декабря. Мне повысили зарплату на пять рублей.

31 декабря. Уволился.

…Первого января заскочил на работу к сводному брату. Поздравил с Новым годом.

Он сказал:

— Уволился?

Я сказал:

— Ага.

— Хочешь у меня работать?

— Не понял…

— Здесь, в пуско-наладке…

— А кем?

— Слесарем-наладчиком.

— В смысле?..

— Проверять «уровень шума» и «степень освещённости».

— Ты шутишь?

— Будешь занят четыре-пять дней в месяц. Остальное время — твоё.

— А что, за такое платят?

— Платят. Двести пятьдесят рублей. Блатным. Иди — получай командировочные.

Строгий гусь шатался по двору и безмятежно чистил перья. Я догнал его и пригнул к земле, гусиная голова треснула под моим сапогом, треснула и потекла. Белая шея была разостлана в навозе, и крылья заходили над убитой птицей.

Город Путивль Сумской области знаменит не только плачем Ярославны — жены князя Игоря. Этот древний город примечателен также тем, что в его окрестностях водятся самые упитанные и ценные с гастрономической точки зрения индюки и гуси.

Именно в Путивль, спустя восемь веков после похода Игоря Святославовича на половцев, попали три командировочных: армянин, татарин и еврей.

Помимо задач, поставленных перед нами родным пуско-наладочным управлением, мы преследовали ещё две личные цели: посмотреть финал «Кубка Кубков» по футболу и купить трёх гусей и столько же индюков, чтобы достойно встретить праздник «Седьмое Ноября» — годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции.

После безрезультатных поисков вала, на котором причитала Евфросиния Ярославна, мы затарились водкой и поселились в гостинице. Вечером в холле перед калечным телевизором собрались болельщики. Кроме армянина, татарина, еврея и сисястой администраторши, все они были потомками гордых грузинских князей: в этот вечер играло тбилисское «Динамо».

Футбол выдался успешным: динамовцы взяли Кубок.

Их земляки ликовали. Национальный герой Колхиды комментатор Котэ Махарадзе в восторге кричал:

— Ликует вся Грузия! Ликует весь Советский… весь советский… любители футбола!..

Грузины стреляли «Шампанским», произносили короткие, но ёмкие тосты и по очереди предлагали администраторше, ставшей «королевой бала», «пламенную кавказскую любовь».

В этот вечер и в эту ночь мы растворились в грузинских песнях, «Советском Шампанском» и гостиничных клопах.

На следующий день, произведя сложные пуско-наладочные работы, мы отправились покупать птиц. Поторговавшись для приличия с аборигенами, мы купили трёх симпатичных индюков и трёх не менее симпатичных гусаков, засунули их в багажник и повезли домой.

Сидя на заднем сидении «жигулёнка», я вдруг понял, что и гуси, и индюки совершенно живые, а для приготовления индюшиных котлет и гусиных шкварок их нужно, как минимум, забить. Я крепко задумался.

В унисон с ходом автомобиля впереди покачивались уверенные спины моих попутчиков, а в зеркало заднего вида на меня поглядывали две пары глаз. И тут я с роковой неотвратимостью осознал, что убивать несчастных птиц придётся именно мне. Я как-то сразу взмок, и капельки пота по-пластунски поползли по моим глазам.

«Жигуль» резко встал. Армянин спросил:

— Зачем плачешь?

Татарин сказал:

— Ты тараканов убивал? Так это те же тараканы, только они выросли.

Ну, как было объяснить этим чёрствым мужланам, что вся моя утончённая натура вставала на дыбы даже тогда, когда руки пришлёпывали прусака домашней тапочкой!

Мы выехали на опушку леса. Мои коллеги вынули из мешка индюка и, лишив последнего слова, тут же его разделали. Гусь остался за мной.

Весь обратный путь мне подробно излагали технологию убийства и подсчитывали, сколько тонн мяса средний человек съедает за свою среднюю жизнь.

В то время я жил с Самой Первой Женой, Самой Первой Тёщей и Самым Первым Тестем в самом центре нашего большого города. Напротив нашего дома через площадь стоял Дворец Труда и Горсовет.

После непродолжительных дебатов гуся было решено поселить на балконе, выходящем на площадь. Мы не преследовали никаких политических целей. Просто в нашей квартире был всего один балкон.

До «Седьмого Ноября» оставалось несколько дней. Из художественной литературы я знал, что гуся перед употреблением очень полезно некоторое время покормить грецкими орехами. Тогда он становился жирным и покладистым.

Всей семьёй мы накололи тазик орехов и выставили их на балкон. Гусь не оправдал наших ожиданий: ему было грустно, он вспоминал прежних хозяев и в таком ностальгическом настроении отказался от еды, а содержимое миски обгадил. За несколько дней наш лапчатый брат сильно исхудал и затосковал.

Его жизнь прервалась шестого ноября. Я сделал всё по правилам: оттянув верёвкой гусиную голову, я свершил свой неправедный суд. За эти несколько минут перед моими глазами прошла вся галерея известных мне гусей: от тех, которые спасли Рим, до тех, которых воровал Паниковский.

Мой тесть из-за балконной двери кричал, что я садист, и клятвенно пообещал, что не притронется к жареной птице. Я нецензурно попросил отца моей жены отойти и принялся ощипывать тушку.