Алекс Тарн - Гиршуни

Автомобиль и вправду был тяжел, как бронетранспортер, но слушался на удивление чутко. Я проехала несколько блоков, прежде чем обрела полную уверенность и почувствовала размеры машины. Мощный двигатель урчал сдержанно и ровно, уютно светились циферблаты, по радио передавали фолк, Джоан Баэз пела песню про дом восходящего солнца, а вокруг сдержанно и ровно, в такт моему двигателю, дышал равнодушный Нью-Йорк. Вот уж кто никогда не пристанет к тебе, не полезет в душу, не повиснет на плечах назойливым зазывалой. Можешь жить — живи, не можешь — помирай, никто слова не скажет, никто не оскорбит, не унизит лживым и оттого отвратительным «участием». Мы с ним поразительно похожи. Именно по этой причине я никогда не задерживаюсь здесь дольше одной недели — просто не хочу навязываться.

Стемнело, но для милонги было еще рановато, так что я просто плыла куда глаза глядят, куда фары светят, куда несет меня — в правильном направлении — волна тесного вечернего трафика. Потеряться я не боялась: оказалось, что машина оснащена навигатором. «Дона, дона, дона… — пела Джей-Би. — Тот, кто ценит свободу, должен научиться летать…»

Что ж, я ценю свободу больше всего на свете, но научилась ли я летать? — Нет, пока нет. Слишком много тяжести на крыльях, слишком много грязных, липких, загребущих рук тянутся ко мне с земли, хватают за маховые перья — поди взлети с таким грузом. Ненавижу…

Забыв о времени, вцепившись в крутую дугу руля, я сидела верхом на многоглазом красно-белом дьяволе дороги, то пускаясь вскачь, то сбиваясь на неторопливую рысцу, то и вовсе останавливаясь перед невидимыми барьерами светофоров. Ночь сгущалась и чернела, черпая все новую и новую черноту в беспомощном обилии фонарей и светящихся окон. Ночь сгущалась и у меня в голове, с силой замешивая темную, клубящуюся гущу беспорядочных мыслей и чувств. Я то радовалась, то печалилась неизвестно чему, глаза мои опухли от слез, а рот устал улыбаться. Наконец поток вынес меня в боковое ответвление, передняя машина свернула к тротуару и остановилась.

Остановилась и я. На часах подрагивала секундной стрелкой половина двенадцатого. Вокруг громоздились уродливые кирпичные здания, оплетенные ржавыми лианами пожарных лестниц. Поперек улицы на уровне пятого этажа тянулась странная решетчатая металлоконструкция. Зачем? Чтобы затянуть в клетку еще и небо?.. На углу блока подмигивала синим неоновая рюмка ночного бара. Одна из ламп, издыхая, агонизировала — как раз в районе рюмочной ножки, и оттого казалось, что рюмка пританцовывает. Ветер лениво двигал по тротуару пустые полиэтиленовые пакеты. Рядом с пожарным гидрантом высилась неопрятная груда мешков с мусором; кошка, задрав хвост трубой, раздумывала, с которого из них начать. Где это я? То ли Бронкс, то ли Квинс, то ли скунс…

Куда теперь? Ночь в моей голове тянула назад, в темноту, в томительные глубины радости и отчаяния; неужели опять придется отвлекаться на поиски дороги, на выбор желобка, на малозначащие решения о поворотах и путевых развязках? Ненавижу… Настоящий полет не знает желобков; у летящей птицы есть цель, но нет дороги.

В сумочке у меня лежала бумажка с адресами манхеттенских милонг. Я включила навигатор, ввела название улицы и номер дома; секунду подумав, прибор вывел на экран карту, и приятный женский голос настоятельно порекомендовал развернуться и следовать одну и восемь десятых мили в указанном направлении. Теперь машина снова была в надежных руках — не автомобильного потока, так навигатора, а я — я вернулась к себе, в ночь, текущую слюной и слезами.

Милонга находилась где-то между Виллидж и Сохо. Я никогда не танцевала там прежде и выбрала ее именно по этой причине: не хотелось идти в большие, известные места, где каждый клочок пола истоптан клиентами со всего мира, как проститутка в портовом борделе. Навигатор привел меня к самому входу, освещенному затейливой светящейся вывеской с парой, исполняющей барриду, но стоянки, как всегда, не оказалось, так что пришлось отключить протестующий женский голос и немного покружить по окрестным улицам, а потом возвращаться пешком. Конечно, я заблудилась и уже искала, кого бы спросить, хотя спрашивать в столь поздний час даже в Сохо особенно некого, пока наконец, выйдя в очередной раз на какой-то очередной угол, не увидела справа от себя искомую вывеску с барридой.

Улица была темна и совершенно пуста, ни одной живой души, кроме меня и ночи. Даже окна не светились по причине отсутствия таковых. Собственно говоря, само название «улица» не слишком подходило этому узкому, загроможденному мусорными баками проходу между сплошными кирпичными противопожарными стенами. Люминисцентная баррида представляла собой единственный здешний источник света, но и она, словно почувствовав мое приближение, вдруг начала мигать, угрожая оставить проулок в полнейшей темноте.

Пройдя между баками, я добралась до входа, безуспешно поискала звонок, постучала и, не дождавшись ответа, налегла на глухую дверь. Против всех ожиданий, та поддалась. Я вошла в темное помещение и зашарила по стене в поисках выключателя. Ненавижу, когда обстоятельства пытаются разрушить мои планы. Выключателя не было. Вот гады! Я прислонилась спиной к стене и принялась сильно стучать по ней каблуком. Звуки ударов возвращались ко мне гулким эхом. Постучав с минуту, я передохнула и забарабанила снова.

Вдруг в темноте мелькнул свет, послышались шаги. Помещение оказалось длинным коридором: кто-то шел ко мне издали, слепя фонариком. «Сейчас стукнут по башке, а потом изнасилуют, забьют до смерти, четвертуют, глаза выколют, печень съедят сырой, задницу с головой сварят на студень, а прочую расчлененку вынесут раздельно в те самые баки, — весело подумала я. — Вот будет облегчение сердцу и душе без всего этого добра…»

— Эй! Что вы стучите? — голос был мужской, недовольный.

— Говорят, здесь милонга, — ответила я, щурясь от фонаря.

Мужчина подошел вплотную. Вблизи он совсем не походил на маньяка-каннибала, но разве когда-нибудь маньяк-каннибал походит на самого себя?

— Вы храбрая женщина, мисс, — сказал он. — Прийти сюда, одной, в такое место… редкий случай.

— Потанцевать захотелось, — безмятежно объяснила я.

— Редкий случай, — повторил потенциальный маньяк. Казалось, он размышлял, не заспиртовать ли меня целиком ввиду особой раритетности. — Как вы нас нашли?

— Интернет. Блоги. Кто-то упомянул.

— Кто?

— Не помню. Какая разница?

Он согласно кивнул.

— Действительно никакой. Пойдемте…

Мы двинулись по коридору, затем по лестнице вниз.

— А что так темно? — поинтересовалась я. — Кончилась смола для факелов? Или краснокожие гуроны перехватили пирогу с тюленьим жиром?