Кристофер Брэм - Жизнь цирковых животных

Дождь все еще лил. В шесть часов вечера темно и мрачно, как в ноябре. На Западной Сто Четвертой уже горели фонари. Фрэнк устроился в мягком кресле чуть в стороне от актеров и собирался с духом для вечерней репетиции. Уже среда, премьера в пятницу, но ему все равно, что случится – успех или провал. Скверное у него сейчас настроение – безразличие, губительное для дела.

– «Отсутствие сострадания к этой паре несчастных стариков просто убивает. Но аудитория помирает со смеху».

– Довольно! – крикнул Фрэнк, выталкивая себя из кресла. – За дело. Работы по горло.

– Тоби еще не пришел, – напомнила ему Аллегра.

– К черту Тоби. Боаз, ты прочтешь его реплики?

– Нет, – равнодушно ответил Боаз.

– Бо, миленький… – заныла Аллегра.

Боаз тоже не в духе. Помятый и растрепанный красавец выглядел еще более помятым.

– Музыка, – заявил он. – Я должен записать диск со всей музыкой к шоу. – И он продемонстрировал набитый дисками пакет. – Я пошел. – И он направился к двери.

– Что происходит?! – возмутилась Мелисса. – Погода на них так действует или фазы Луны? Или все не с той ноги встали?

– К черту! – повторил Фрэнк. – Я почитаю за Тоби. Пошли. Двигайтесь же!

Все встали по местам и начали прогон первой сцены, неторопливый пролог.

Крис и Мелисса курсировали между ванной и кухней, проходили друг мимо друга, не обмениваясь ни словом. Фрэнк сидел на складном стуле в центре гостиной, наблюдая.

– Славный денек, – пробурчала Мелисса. Первая реплика.

– Что тут славного? – фыркнула Крис.

– Это ирония, – пояснила Мелисса.

– Извини. Не могу с утра оценить твой юмор.

«Лублу тэбя, как свынка гразь», мысленно повторял Фрэнк.

Нет, не любит. Больше не любит. Кончено.

Фраза Ингрид Бергман возникла в голове сама собой. Мозг превратился в лед, внимание скользит, не в силах сосредоточиться. Утром Фрэнк проснулся, ощущая себя китовым дерьмом – как говаривал его отец, китовое дерьмо лежит на самом дне океана.

«Я не стану утешительным призом для актера-неудачника».

Что может быть хуже: ты стоишь обнаженным перед любимой женщиной, – вдвойне обнаженным из-за эрекции, – а тебя разбирают по косточкам, пережевывают и выплевывают! Что может быть ужаснее?

«Вот чего тебе надо – любить еще большую неудачницу, чем ты сам!»

Бесконечно проигрывая эту сцену в своей голове, Фрэнк порой натыкался на собственные ошибки. Как он посмел сказать: «Ты слишком привязана к своему брату-педику»? Но чаще всего он видел лишь неправоту Джесси. Нельзя влюбляться в психически травмированную личность – взаимности не дождешься.

Он не мог поделиться своим горем с Аллегрой и прочими. Эти дилетанты и так много знают о его личной жизни. Не хватало, чтобы его любовь сделалась сюжетом для песен этого «греческого хора».

Дуайт вынырнул из спальни – начиналась его сцена, – напевая «Я теряю веру». [79]Диалог Дуайта с Аллегрой вышел слишком мрачным, но Фрэнк не прерывал обмен репликами. Сегодня он не мог положиться на свои инстинкты, не решался критиковать.

Далее – первый монолог Тоби перед Крис. Крис неподвижно сидела перед телевизором, Фрэнк зачитывал ей Фразы Тоби. Засранец позволяет себе опаздывать – и это после того, как накануне вечером Фрэнк потратил на него столько сил.

– Привет. Как дела? Хорошо прошел день? У меня отлично, – наговаривал Фрэнк.

Остроумные реплики и шутки, а под ними – три сюжета о глубоко несчастных людях. Черный юмор, по замыслу автора, но сегодня Фрэнк ощущал только черноту, без юмора.

Подошла очередь эпизода, когда Аллегра и Дуайт бросаются в объятия друг друга. Это могло быть – должно было быть – великолепно. Двое друзей обсуждают свои проблемы, делятся горестями, как два Иа-Иа, и внезапно накидываются друг на друга. Но сейчас вместо удара молнии черепахой ползла вялая сцена, Аллегра и Дуайт не могли даже толком поцеловаться – сталкивались носами.

– Что вам мешает? – спросил Фрэнк. – Ну же, ребята. Реплика. Пауза. И – поцелуй.

Дуайт и Аллегра остановились, заглянули друг другу в глаза – и неудержимо расхохотались.

– Что за детский сад! – возмутился Фрэнк. – Что такое? Нужно играть депрессию и похоть!

– Но мы же с ней друзья, – возразил Дуайт.

Фрэнк встал между ними.

– Здесь речь идет не о дружбе! – разъяснил он. – О сексе!

– Думаешь, так легко? – пожаловалась Аллегра. – Сам и сыграй.

– Да бога ради!

Ухватив Дуайта за воротник, он подтянул его лицо вплотную к своему и впился в его рот поцелуем. Зубы ударились о зубы, язык проник в теплую влажную пещеру. Он затянул поцелуй, хотя в голове стучало: «Это же Дуайт. Зачем я полез в рот к Дуайту? Почему целую его с такой злобой?»

Он выпустил, наконец, Дуайта, отвернулся и сплюнул.

– Вот так-то, – заявил он Аллегре. – И меня считают гомофобом?!

Все молча таращились на своего режиссера.

– Боже, – с нервным смешком выдавил из себя Дуайт. – Я и не думал, что ты обижаешься. – Он раскраснелся, был смущен и расстроен.

Тыльной стороной ладони Фрэнк утер рот.

– Извини, увлекся. Это твоя сцена. Отдайся ей. Оба отдайтесь.

Они начали сцену сначала. Потом еще раз, и еще. Им никак не удавалось раствориться в ней, недоставало бурлившей во Фрэнке агрессии, но хотя бы жесты усвоили.

Фрэнк зачитывал второй монолог Тоби, когда в дверь постучали. Фрэнк открыл, не спрашивая, кто там, и вошел Тоби – на цыпочках, всем своим видом извиняясь за опоздание. Тем не менее, он выглядел на редкость довольным собой, отметил Фрэнк. Бросив плащ в угол, Тоби сходу продолжил свой монолог.

– Что смотришь? Хорошая передача? Я подумываю сходить на прослушивание для полицейского сериала. Не для этого, для другого…

– Простите, что так поздно, – сказал он, закончив сцену.

– Где задержался? – поинтересовался Дуайт.

– В «Кинко». Смена затянулась.

– Вперед! – окликнул их Фрэнк. – Теперь пойдет как по маслу.

Они продолжили, но не как по маслу. У всех реплики выходили какими-то смазанными, приглушенными – у всех, кроме Тоби. Его монологи обрели упругость и четкость. Ему явно пошла впрок работа с Фрэнком, он все усвоил. Актеры обменивались изумленными взглядами, а потом и сами поднажали.

Фрэнк присмотрелся к возне Крис и Мелиссы в кухне, и его осенило.

– Лорел и Харди, [80]– предложил он.

Он боялся обидеть Крис – ведь ясно, кто из них Харди – но та скорее обрадовалась.

– Лесбиянки Лорел и Харди? Точно. Это мне по плечу.

Легкий оттенок фарса, капелька напыщенности – и сцена оживилась.

Тоби приступил к четвертому монологу. Его прорвало, он обхватил Крис руками, точно так же, как вчера цеплялся за Фрэнка. И Крис хорошо помнила эту сцену – замерла в смущении, потом робко обняла его в ответ.