Анатолий Азольский - Патрикеев

Но вскоре стало ясно, что о доме номер одиннадцать начальство знало в тот момент, когда с билетом до зоны номер пять Блондинка вышла на перрон Курского вокзала. В дачный поселок влетела аварийка Мособлэнерго, техники подцепили к ногам когти и полезли на столб, оттуда и наблюдали. Старик и Блондинка любовью не занимались, и тут-то Патрикееву вспомнился записанный разговор ее с какой-то неустановленной подругой. Та, звонившая неизвестно откуда, спрашивала, встречается ли она со “своим”, и получила такой ответ: “Изредка… И, слава богу, не по большому счету”. С некоторой гадливостью сказано было.

“Малый счет” длился сорок четыре минуты и включал в себя коньяк и кофе, затем старик поговорил через забор с соседом, после чего тот вывел из гаража “Волгу” и распахнул перед Блондинкой дверцу, доставил ее в Москву. Через день она посетила-таки ювелирный, что-то принесла туда, но покупка-продажа ни в одной книге не была зафиксирована, прошла мимо бухгалтерии. Послали испытанную Наденьку, вернулась она подавленной, на все вопросы отвечала презрительно: “Вам скажи — так в запой ударитесь…”. Вениамин всё же вытащил из нее удивительное признание: вещица, Блондинке подаренная и ею проданная, оказалась меченой, по каким-то делам ранее проходившей, и старику, видимо, каюк, доберутся до него через эту вещицу.

Старик Патрикееву не нравился уже тем, что когда-то связан был с Блондинкой, более того, заставил ее быть связанным с ним — к такому выводу приходил постепенно Патрикеев и жалел, жалел кассиршу, молодость которой загубил этот злодей, занимавший некогда очень высокие посты и разных министерствах. Из-за него, наверное, и разрабатывают Блондипку, бывшую стюардессу на международных линиях. Но, предположил Вениамин, вскоре наблюдение с Блондинки снимут, техники зафиксировали встречу со стариком, ничего больше не выжмешь, да и начальство довольно.

Операция близилась к завершению, наружника в центральном холле гостиницы убрали, техники обещали до утра снять жучок, Вениамин болтался около иностранцев у подъезда, отрабатывая свой английский, Патрикеев сидел в машине, вполуха слушая Блондинку, и прикидывал, как 1 сентября исхитриться так, чтоб через кого-нибудь поздравить ее с днем рождения — передать цветы… Одну из добытых фотографий он умыкнул и носил в бумажнике.

Вдруг он насторожился. В бесстрастном служебном тоне кассирши пробилось что-то странно знакомое, воркующее, голос был — как птица, которая вот-вот взлетит, и Патрикеев понял, почему внезапно раскалились наушники: сон! Вчера во сне он слышал голос этой женщины, и женщина — смеющаяся Блондинка — говорила ему что-то, к полету звавшее…

Сейчас же Блондинка переспрашивала клиента — тоном, который намекал на то, что в услышанном ею заказе билета до Новосибирска таится нечто, к ней самой относящееся, хотя мужчина никаких намерений, помимо билета, не высказывал. Уже научившись переводить слуховые ощущения в зрительные, Патрикеев отчетливо, будто стоял рядом с мужчиной и смотрел на кассиршу, увидел ее распахнутые в удивлении глаза и чуть приоткрытый рот. То ли знакомым, но не узнавающим ее человеком был летящий в Новосибирск гражданин, то ли им подан был известный только ей знак опознавания. Даже в том, как Блондинка говорила с центральной кассой Аэрофлота, сквозила острая заинтересованность ее в продолжении общения с тем, кто сразу вызвал у Патрикеева подозрения.

Минуту спустя произошло небывалое и ни разу не слышанное. Кассирша предложила гражданину подождать немного, посидеть в кафе, куда вызвалась — сама! — проводить его. “Раечка, я удалюсь на минутку…”

И ушла. А наружника в холле нет, покидать машину нельзя, Вениамин точит лясы с очкастой старухой. Оторвался наконец, подошел, услышал и метнулся в гостиницу. Появился через десять минут, глаза его были дикими. “Ну, гегемон, держись!..” И тут же голос кассирши: “Раечка, я уже позвонила Катюше, она меня подменит, а ты уж покомандуй минуточек пятнадцать…”.

Неужто контакт с представителем западных спецслужб? Не похоже: так открыто, нагло даже, не работают, и на дом к себе не везут, а гражданин — одних лет с кассиршей и ничем не примечательной внешности — чуть ли не под ручку вышел с нею из гостиницы, парочка уселась в такси и через пять минут была во дворе дома. Вениамин с биноклем под мышкой сунулся в подъезд напротив, с девятого этажа его хорошо просматривалась квартира Блондинки на восьмом. Вернулся обескураженным.

— Едва не опоздал… Она с него брюки содрала, буквально. И затолкала в другую комнату. А та, сам знаешь, никак не просматривается… Ну, скажу, тут либо страсть, либо то-ончайшая игра.

Встревоженное начальство бросило подкрепление, повисло на телефонах, нажало на все кнопки, и вскоре установило: гражданин, стремительно охмуренный кассиршей, учитель из академического городка Канищев Иван Иннокентьевич, потомственный сибиряк, женатый, двое детей, возвращается из отпуска, 1 сентября должен быть в школе, ни малейшего намека на связь с заграницей, тихий трудяга на ниве просвещения. Сегодня — 28 августа, и, значит, 31-го педагог обязан вылететь в родной город.

— По виду ханыга, а поди ж ты… — негодовал Вениамин. — Ну и баба, скажу тебе…

Патрикеев подавленно молчал… Было горько, обидно, и всё же никак не хотелось ему, чтоб от учителя потянулась ниточка к западным разведкам. И не может быть плохой, несоветской, женщина, возбуждавшая горькие и неосуществимые желания. А если бы, представлялось, он, а не сибиряк, подошел к стойке в холле и попросил билет до Новосибирска? Взметнулся бы голос кассирши? Позвонила бы она Катюше? Ударилась бы в безумие страсти? И что это такое — любовь?

Он напряженно слушал телефон Блондинки. Звонили ей не раз, но трубка не поднималась. Свет горел в прихожей, женщина и мужчина попеременно шмыгали в ванную, а однажды пошли туда вместе. Чуткий Вениамин берег напарника, к биноклю не подпускал, докладывал скупо. Развил теорию о предрасположенности половых органов к идеальному сочленению, и сигнал об идеальной совместимости всегда улавливает женщина, мать всего сущего.

— Органы не ошибаются! — решительно заключил он.

Сибиряк и кассирша, органы которых проявили выдающуюся отзывчивость, заснули под утро, но уже в полдень возобновили ночные забавы. Потом Блондинка накинула все-таки халат и что-то сварганила на плите, учитель проявлял зверский аппетит, что не удивительно. Услышался наконец первый телефонный разговор, кассирша взяла отгул на 30-е, потом предупредила домработницу, чтоб та утром не приходила. Начальство, поначалу пылавшее всесторонними подозрениями, проявило вдруг полное равнодушие к капризу объекта. Предупредило: никакой самодеятельности, пусть парочка занимается любовью сколько ей влезет, а учителя потрясем там, в Новосибирске.