Марк Перах - Четыре истории из жизни государственных преступников

Стецько отступил к стене, отводя в сторону руку с железной трубой.

Хотя инструкция о проведении политико-воспитательных мероприятий предписывала неуклонное следование утвержденному конспекту, младший лейтенант Ботинник в порывах творческого вдохновения нередко увлекался и отходил от утвержденного текста. Сидя за столом на сцене, он пытался поймать взгляды его слушателей, но глаза зеков в зале были все, как по команде, опущены вниз. Из всех его слушателей только заключённый Магазанник с явным интересом смотрел на Ботинника. Поглядывая на Магазанника, Ботинник бодро начал лекцию. — Я вот что вам скажу, — говорил Ботинник. — Когда вы освободитесь, по сроку или по амнистии, с вас будут смеяться даже дети в яслях. Вы спросите, почему. Я вам отвечу. Дети в яслях будут с вас смеяться, потому что из вас некоторые немногие представители пойдут и скажут, что всё еще верят в бога! — При этом Ботинник указал пальцем на середину зала. Заключенный Магазанник одобрительно кивнул головой. Ободренный, Ботинник продолжал: — Администрация лагеря проявляет полную заботу о вас. Что, вас бьют три раза в день? Ну да! Вас кормят три раза в день. Вас поят три раза в день, и раз в десять дней каждый получает баню! Верно я говорю? Трудящиеся в странах капитала не имеют такой заботы! И чем вы платите? Тем, я вам говорю, что некоторые распоса… — Ботинник запнулся на трудном слове.

— Распоясавшиеся, — подсказал заключенный Магазанник. — Да, — сказал Ботинник. — Некоторые такие верят в бога! Ну, скажите, наши летчики подымаются на какую высоту? Знаете? Никто не знает? Я вам скажу. На тридцать километров! И что они там видели? Бога? Или ангелов? Сколько ангелов они там видят? Мне бы столько болячек! А почему? Я вам скажу. Потому что советские ученые доказали, что бога нет.

Заключенный Магазанник снова одобрительно кивнул.

— Так вот, — продолжал Ботинник, — в то время как весь советский народ, включая временно лишенных свободы за различные преступления, единогласно строит коммунизм, отдельные из вас не становятся на путь исправления и даже продолжают верить в бога. И это в то время, когда, как указал Никита Сергеевич Хрущев, в нашей стране нет больше политзаключенных.

На последние слова Ботинника зал ответил шевелением.

— В чем дело? — сказал Ботинник недовольно. — Есть вопросы?

— Разрешите вопрос, гражданин начальник, — сказал заключенный Магазанник.

— Ну, — сказал Ботинник, подозрительно косясь на Магазанника.

— А кто же мы?

Ботинник облегченно улыбнулся. Вопрос был легкий.

— Разъясняю. Вы не политзаключенные, а временно лишенные свободы за государственные преступления. Понятно?

— Понятно, — сказал Магазанник. Зал явно оживился. На нескольких лицах появились улыбки.

— Вот я смотрю на этих иеговистов, — сказал Ботинник. — Когда же вы осознаете? Я вас, иеговистов, особенно не могу навидеть, потому что весь советский народ ждет-не дождется, когда же наконец будет коммунизм? А вы ждете, когда будет Армагеддон. А кому нужен ваш Армагеддон? Что, при Армагеддоне бесплатный хлеб будет? А при коммунизме будет, это я вам говорю!

Заключенный Магазанник одобрительно кивнул головой.

— Если б хоть все вы, религиозники, в одно верили. Вот мы, советские люди, все верим в одно и то же. А у вас, религиозников, кто во что верит. Есть даже такие, что верят в корову, а другие в свинью, а третьи в черт знает что. А евреи верят в Юду. — Он приостановился, увидев, что заключенный Магазанник, который до этого момента казалось, полностью одобрял аргументы оратора, вдруг прикрыл лицо руками, явно давясь от смеха. Из зала кто-то выкрикнул: — Ну, не в Юду.

Ботинник спешно залистал конспект. — А верно, не в Юду. У них бог Саваоф.

В той части зала, где сидели болтуны, теперь на многих лицах были улыбки. Проповедь неожиданно оборачивалась развлечением.

— В общем, вы видите, что религия это миф и опиум для народа. Кроме того, разные веры враждуют между собой.

— Гражданин начальник, можете привести пример? — сказал заключенный Магазанник.

— Да. Например, есть католики, а с другой стороны, есть христиане.

— Спасибо, гражданин начальник, — сказал Магазанник. Среди болтунов в зале послышались смешки.

— Ну, что еще? — сказал Ботинник раздраженно. Тон Магазанника теперь казался насмешливым. — За что спасибо, Магазинник?

— Ну как же, мы узнали сегодня, что католики не христиане.

Ботинник с подозрением смотрел на Магазаника.

— Заключенный Магазинник, вы кичитесь своим высшим образованием. Вы что, хотите учить меня? Да вы знаете, что я имею удостоверение об окончании в Иркутске вечерних курсов по атеизму?

— Не знал, но теперь буду знать, — сказал Магазанник.

Помолчав и, видимо, собираясь с мыслями, Ботинник сказал несколько упавшим голосом:

— Чем богу молиться, лучше бы делом занялись. Изучайте марксизм. Или, для кого пока трудно марксизм, изучайте языки стран народной демократии, это не запрещается.

— Гражданин начальник, а какие языки вы знаете? — сказал заключенный Магазанник. Ботинник молча смотрел на Магазанника. Лицо дневального, казалось, выражало лишь искренный интерес.

— Я знаю много, — сказал Ботинник. Магазанник кивнул одобрительно.

— Чехословацкий язык? — спросил Магазанник. — Знаю. — А югославский? — Знаю. А зачем вам? — Перевести надо.

Ботинник нахмурился. — Вот и изучайте, и переводите. У вас времени навалом, а я занят.

— А австровенгерский? — не унимался Магазанник. В зале, где сидели болтуны, опять послышались смешки. Ботинник заколебался, лицо его выразило напряженную работу мысли. Смешки в зале не прекращались.

— Смотри, Магазинник, кондей у меня заработаешь, — вдруг сказал Ботинник. При упоминании о кондее, холодном карцере, в зале наступила тишина.

— Перекур на пятнадцать минут, — сказал Ботинник.

Зеки шумно вываливались из зала, скручивая самокрутки с махоркой.

Зал опустел, только Ботинник остался на сцене, листая конспект. Кто-то кашлянул. Ботинник поднял голову. Возле сцены стоял зав. баней Курляев. Ботинник нахмурился. Младший лейтенант из политико-просветительской части был одним из четырех доверенных, секретно кооптированных офицеров лагерной администрации, используемых кумом дня связи с его стукачами. Быть замеченным в прямом, хотя бы кратковременном и на ходу, контакте с опером было бы то же самое, как открыто приложить к лицу Каинову печать. Поэтому стукачи обычно передавали куму доносы через одного из четырех кооптированных офицеров. Таким связным между Курляевым и опером был Ботинник.

— Давай, — сказал Ботинник, оглядев зал и убедившись, что, кроме него и стукача, там не было никого. Он протянул руку, ожидая, что Курляев передаст клочок бумаги с доносом.