Евгений Даниленко - Ангелочек

Он плечом на миг ощутил ее бедра. Дыханье ее почувствовал на своих волосах.

— Спасибо, Лена…

— Пожалуйста, Валерий Степаныч!

Дверь за нею закрывается. Перемены в теткиной жизни начались…

У Валерия Степаныча был высокий тенор, часто встречающийся у рослых и грузных людей. Речь его, обращенная к малышке, шла о том, чего не мог вместить довольно девственный ум.

В.С. обрушивался на “узкий обывательский кругозор” и “ханжеское поведение” некоторых своих знакомых. Рассказывал о безудержном оптимизме шестидесятых. Жизни с Клавой в комнате общежития два на три метра. Из мебели — стол, стул, классический пружинный матрац. И вот закончилась оттепель. И… нужно было продолжать жить. И он жил, с друзьями, с водкой. Стал одним из коноводов в местной промышленности.

Далее Валерий Степаныч со странным наслаждением говорил о том, как постоянно переступал через себя, терпел, сдерживался и однажды вдруг понял, что ему уже… Ну, неважно, сколько лет. Однако большая часть жизни давно позади! К чему он стремился? Что познал? Что видел в жизни?! И т.п.

Как многих пожилых мужчин, основное время уделявших работе и мало знавшихся с женщинами, В.С. подхватила и несла надушенная шелковистая шальная сила.

Наконец приехали на место. Это оказалось не что иное, как задворки областного Дома пионеров. Там, среди гигантских заснеженных сосен, по аллейке прохаживалась женщина в каракулевом пальто и шапочке.

“Волга” встала как вкопанная. Валерий Степаныч поспешно выбрался из машины. Помог выйти малышке. Затем, держа девушку за плечо, как классный руководитель провинившегося школьника, подвел ее к незнакомке.

— Ой, — растянула та губы улыбкой, — светик, красавица!

И, обняв малышку за талию, потащила ее по тропинке, пробитой среди похожих на застывшие взбитые сливки сугробов.

Вдруг оказались на крохотной, украшенной несколькими окурками поляне. Тут Лена, а это, как малышка уже догадалась, была именно она, остановилась. Указывая рукой в кожаной серой перчатке куда-то в мучительное переплетение отягченных снегом ветвей, прошептала:

— А вон там белка живет…

И расхохоталась, совсем невесело, взирая на малышку внимательными, лихорадочно блестящими глазами.

После этого любовница Валерия Степаныча выхватила из-за пазухи бутылку красного игристого и хлопнула пробкой.

Подоспел теткин муж с тремя прозрачными фужерами в нежно-розовых от мороза руках. Вино из бутылки хлынуло в фужеры.

— За наше знакомство! — воскликнула Лена, поднимая над головой фужер.

Валерий Степаныч чокнулся с нею, затем с малышкой. Затем еще раз с Леной.

— Это — молдавское шампанское, — пояснила она. — Его мне мама с оказией прислала из Кишинева!

— Ну, выпили! — с судорожным хохотком призвал В.С.

Малышка чувствовала неприятную тревогу. Она не понимала, что происходит. Зачем она стоит в каком-то (как казалось ей) дремучем лесу и пьет ледяное шампанское?

Даже белка, нечаянно появившаяся на ближней сосне и при виде людей замершая вниз головой посередине ствола, не отвлекла малышку от предчувствия грозы, приближающейся неотвратимо.

И предчувствие ее не обмануло. В тот самый момент, когда Лена и Валерий Степаныч пытались подманить белку печеньем, тетя Клава в желтом реглане с чернобурой лисой, темном вдовьем платке, в лице ни кровинки, с воплем вывалилась из-за сугробов.

Будучи тяжелее килограммов на двадцать и, по-видимому, опытней, тетка сразу сбила с головы Лены “пирожок” и, ухватившись за льняные красиво завитые кудельки, принялась таскать разлучницу по поляне.

Вокруг женщин, хлопая руками по бедрам, с кудахтаньем бегал Валерий Степаныч.

Не прекращая таску, тетя Клава обернулась и ловко съездила его по физиономии…

Не в силах далее смотреть на эти ужасы, малышка, из-за слез плохо различая тропинку, поспешила прочь.

Белка, перескакивая с ветки на ветку, сердитым цоканьем провожала ее из своих оглашенных кликами битвы владений.

* * *

После совещания в соснах В.С., проявив бескорыстие, оставил квартиру бывшей и, сочетавшись с Леной, перешел жить в ее однокомнатное уютное гнездышко.

* * *

По случайному совпадению Лена пользовалась примерно такими же духами с горьковатым запахом, что и малышка… Неудивительно, что запах этот, преследуя тетю Клаву в собственных стенах, будил в ней воспоминания о гибкой блондиночке, с которой она валялась по хрустящим сугробам.

Атмосфера становилась все более накаленной. Уже бывало не раз, плеснув себе на донышко чайной чашки, обездоленная брала свой домашний детектор лжи и подступала к племяннице.

Вначале малышку довольно вкрадчиво увещевали признаться в том, что она бывала посредницей между влюбленными. Затем начали угрожать прибить негодную, если та не “расколется” сию минуту!

В ответ малышка дерзко отвечала, что и сама может прибить кого угодно. Впрочем, внутренне трепеща, готовилась стремительно отступить, в случае если тетушка, как недавно в снегах, пойдет на таран.

Немножко развеявшись, брошеная стыдилась своих необоснованных подозрений. Но проходило два-три дня, и все повторялось.

Запах духов счастливой соперницы забивал теткины ноздри. Осадок поражения едко горчил в душе.

Любовь тети Клавы к Валерию Степанычу умирала в муках. И требовалось время, чтоб прекратились судороги, вырвался наконец последний вздох и тело покойной честь по чести выкинули из окна…

* * *

Далее жить в квартире с упивающейся своим горем теткой малышка не могла. Тут вновь на сцену выступает благородный Валерий Степаныч и помогает недавней родственнице устроиться на работу в ДК текстильной фабрики. Автоматически малышка обретает право на прописку в общежитии.

Собрав чемоданы и на ходу простившись с тетей Клавой, которая, беспечно насвистывая, разглядывала на кухне ножи, малышка отправилась на новое место жительства.

* * *

Красотка в пластмассовом платье, расстегнутом пальтеце — был апрель, довольно теплый и пыльный — появляется в оклеенной выцветшими обоями комнате. Стол, несколько стульев, узенькие застеленные солдатскими одеялами койки. Две старожилки — тощая и пухленькая — обращают на вошедшую взоры.

Что-то чрезвычайно обаятельное в области переносицы и бровей, грация в движениях, даже особенная изящная сутуловатость малышки делали ее облик запоминающимся, ярким!

Инженер-конструктор…

Залитая солнечным светом, она шествовала ему навстречу по сверкающему мрамором вестибюлю. Изумление инженера… Его оторопь…

Вечером они отправились в кино. Давали “Великолепного” с Жан-Полем Бельмондо. Выходя после киносеанса на улицу, малышка заметила, что у Володи, так звали нового знакомого, такой же красиво подстриженный затылок, как у Жан-Поля.