Михаил Васильев - Остров

— Спасибо что ли говорить ему, уроду, — злобно ворчал Демьяныч.

— А мы Мамонт. Сам Мамонт, великий и ужасный, местный философ и поэт.

— Мне поручено вам сообщить, сэр, что, к сожалению, ваш друг и компаньон мистер Белоу погиб. На его судне взорвался танк с горючим. Почему-то…

— Да, я слышал.

— Танк — это бак, то есть…

— Я понимаю. Хороший был мужик.

— Заключение: был некачественный ремонт. Вот так!.. Советское правительство заявило, что вы обратились с просьбой вступить в Союз.

— Это все, — Мамонт с трудом подбирал цензурное слово. — Вранье все это.

— Да, я знаю, — Суперинтендант долго раскуривал сигару. Мамонт молча смотрел на его, повернутое в профиль, мумифицированное лицо с мятой боксерской переносицей. — Официальное заявление, да! — это уже почти правда, даже, если это вранье. Русские хотят высадиться на острове. Если это допустить, будет война, — Старик мелко затягивался, раскуривая сигару. — Эх, горе! Большая война между двумя такими большими державами. Как в Корее… Нельзя допустить. На вас большая ответственность, господа, можно заслужить гражданство…

— На предательство толкаешь, — каркнул Пенелоп.

— Родина или смерть, — пробормотал за ним Мамонт.

— Воспользуйтесь своими мозгами, сэр, — Старик повернулся к нему. — Теперь ваши права на остров, мистер Мамонт, сомнительны. А этих, — Он кивнул в сторону кучки похмельных мизантропов. — Этих тем более.

— Переведенная на вкус, эта речь должна напоминать поросячий понос, — витиевато выразился Кент. — Сэр!

— А я за них воевал когда-то, — мрачно заговорил Демьяныч. — И в Европе, и в Китае, в Манчжурии…

— Я тоже воевал, — Суперинтендант внимательно посмотрел на него. — Где, где! Тоже в Манчжурии, в Китае, потом в Корее. В штабе Мерецкова, когда молодым был и русским. И потом всю жизнь воевал… Или копался в другом каком-нибудь говне.

— Ну, ну… судьба! Дети разных народов… да, разбросало! — Демьяныч замолчал и о чем-то задумался.

— А то вы, рванье, долларов у американцев попросите, отступного. Может что-то дадут. У них немеряно… Компенсацию за имущество?

— За это что ли? — Пенелоп ткнул пальцем то ли в сторону мехплота, то ли в тростниковую крышу пляжного грибка. — Ты переоцениваешь нашу глупость. — Он вышел вперед и теперь воинственно наступал на Цукермана, еще больше скривив набок голову, почерневший, волосатый, даже со спины похожий на лаосского лесного человека. — Родиной не торгуем. Лучше бы водки поставил. Как этим — индейцам из Нью-Йорка. Тогда может и согласимся войти республикой в твое США… А не то плати за остров миллиард… Или этот, как его?.. Эй, Чукигек?.. Ну да, триллион долларов. Или сразу выпивкой давай.

Сидящий в стороне, на досках, Кент катал босой ногой по песку пустую бутылку:

— Мы может и бродяги, бомжи, люди дна… Но мы тоже хитры и коварны. Проверены электроникой…

— Боюсь, что американское правительство… — нервно продолжал Цукерман. — В общем, не удивлюсь, если вас здесь скоро не будет. И вообще нигде больше не будет. Вот так… Конечно, ребята, я могу похлопотать о вашей выдаче русским. Так будет лучше.

— Кому? — скривился Кент.

— И американскому правительству тоже… Короче, кончаем уговоры — вон Икроид плывет, — Мамонт так разобрал фамилию плывущего.

— Говно плавает, господин моряк, — пробурчал Пенелоп.

Мамонт оглянулся: на своем красном, неуставного цвета, скутере стремительно приближался давнишний американский офицер, неестественно молодой, костлявый юноша в темных очках.

— Конечно, не вы, босяки, им нужны, — заговорил Цукерман. — Остров нужен, база.

— Откуда ты все знаешь? — притворно изумился Кент.

— Умный, — уважительно пробурчал Чукигек.

— Тикайте отсюда. Вовремя убирайтесь, вовремя. Пока русские сюда не дошли. А не то поторопим.

— И куда? В океан? — угрюмо зазвучал Кент. — Как бы тебе не хотелось, мы не можем просто исчезнуть, аки смрадный дым. А те, кто идут, могут и опять отправить по памятным местам. Только доллары твои в лагерном ларьке не берут.

Не доходя до берега, скутер остановился и осел в воду, американец что-то закричал.

— Капитан Икроид (Так Мамонт расслышал эту фамилию) напоминает, что этот остров — территория Соединенных Штатов, — заговорил Цукерман. — В случае несоблюдения законов вы можете быть объявлены нежелательными иностранцами. В общем, ведите себя тихо, вдруг не тронут.

— А нам плевать, — пробурчал Пенелоп.

— Эй ты! — крикнул Чукигек в сторону скутера. — Ужо придет Красная Армия — повесят тебя бесплатно на собственной рее.

— Не тебя, а вас, — хмуро поправил Цукерман.

— И вас тоже.

— … твою мать, — вдруг добавил по-русски капитан.

— Что он сказал? — Очнувшийся Демьяныч в недоумении завертел головой.

— Насчет прописки вроде бы, — пояснил Кент. Повернулся к Цукерману. — А сейчас… сейчас про что говорит? Не разберу никак. Очень плохой английский.

— Мало ли чего он говорит. Этот скажет… В общем, может и дадут вам американское гражданство. Это ваше спасение — сидите смирно и дадут.

— Не верю, — возражал Чукигек. — Не верю, как говорил Станиславский… Великий кинорежиссер… Пока, интендант! — крикнул он вслед уходящему. — Надеюсь, встретимся в аду.

— Гандон штопаный, — пробурчал Демьяныч. — Думал, американы умные, а этот еще хуже меня.

— Дураки, — поддержал Чукигек. — Я сам дурак, вижу, — непонятно добавил он.

Кент подобрал окурок Цукермана, достал спичечный коробок с голой бабой на этикетке:

— Хоть бы покурить дал… Угостил, жлоб… Они, значит, будут здесь жить, процветать, а мы будто так: нарисованы на декорации, сливаемся с фоном.

— Я им не просто мешок с говном, я им человек, — кипел Пенелоп.

Мизантропы почему-то стояли, не уходя от берега. Отсюда, сквозь реденькую, пощаженную Аркадием, лесополосу, виден был его дом. В стороне, в зеленой болотистой луже, кишели большие речные черепахи, сейчас показавшиеся похожими на гигантских жуков, — страшно кусачие, как знал Мамонт.

"Говорят, что американцы болеют и околевают в джунглях", — почему-то подумал он с какой-то неясной надеждой.

— Отменят нас здесь совсем, — сказал вдруг, стоящий впереди, Кент. Оглянулся на лужу. — Вот умрешь, а в следующей жизни переселится душа в такую вот дрянь. Будешь в этом болоте прозябать пожизненно.

— Вот все про тюрьму рассказывают, — некстати высказался Чукигек. — А мне не довелось. Теперь что, и меня со всеми?..

— Тебя-то за что, — рассеянно заметил Кент. — Какие у тебя преступления, помимо бытового онанизма. Ничего приключенского в этой тюрьме нет. Не надейся.

— Ну что встали? — сказал, наконец, Мамонт. "Сколько ни стой — пьяным не будешь", — собрался добавить он, но его опередил, сказал тоже самое, Кент.