Эдуард Лимонов - Книга мертвых-2. Некрологи

О нет, читатель, это не моя буйная фантазия. Сейчас я подкреплю свой сценарий произошедшего весомыми фактами. Оказавшись в тюрьме, я стал размышлять о таинственной смерти Золотарева. Он и майор Бурыгин, скоропостижно скончавшийся в марте следующего, 2001 года, за неделю до моего ареста, от побоев, были двумя из двенадцати товарищей, побывавших со мной на Алтае. Очень уж высокая доля смертей в такой короткий период в несколько месяцев — один из шести, получается, погиб.

Из тюрьмы Лефортово я направил в Генеральную прокуратуру письма по поводу странных смертей, и в частности, по поводу смерти Золотарева, приводя множество данных, неизвестных прокурорам. Просил расследовать убийство. Генпрокуратура переслала мое ходатайство прокурору Алтайского края. Параскун его фамилия. Далее начались совсем интересные вещи.

В своем письме ко мне от 13.11 прокурор написал, что получил мое ходатайство из Генпрокуратуры 15.10, то есть 15 октября. И что 13 ноября Прокуратура Алтайского края возбудила уголовное дело по составу преступления, предусмотренного частью 1 статьи 105 (умышленное убийство) по факту смерти Золотарева В. М.

О чем меня не уведомил прокурор, но уведомили барнаульские товарищи, что 27 октября 2001 года был найден мертвым у железнодорожных путей в городе Барнауле Олег Михеев, одноклассник Золотарева, тот самый, который взялся самостоятельно расследовать обстоятельства гибели Золотарева. Что-то до этого он целый год не погибал, а теперь вот, когда в Прокуратуру Алтайского края пришло по повелению Генпрокуратуры мое ходатайство и стали подымать дело Золотарева, он срочно погиб. Через всего двенадцать дней.

Барнаульские товарищи также передали мне произошедшее в ночь с 1-го на 2-е ноября того же года с барнаульским национал-большевиком Дмитрием Колесниковым. Этот эпизод может быть квалифицирован как похищение человека и принуждение под страхом смерти к сотрудничеству с ФСБ. Колесникова выманили из дома ночью капитан ФСБ Жданов А. В. и еще один сотрудник, посадили в машину, вывезли на Власихинское кладбище. Колесников знал капитана Жданова, потому что тот допрашивал его «летом по делу Лимонова», то есть летом 2001 года. На кладбище капитан Жданов вел себя так вот:

«Под конец он предложил помощь и „крышу“ в лице ФСБ для отделения НБП в Барнауле. Взамен он потребовал ничтожную малость, а именно подписать бумаги о сотрудничестве со спецслужбами. Я отказался. Тогда он вытащил меня из машины и повел в глубь кладбища. Пройдя метров 20–30, он вытащил ПМ и, приставив ствол к моей голове, спросил, не передумал ли я. Я сказал, что не передумал. Тогда он для убедительности выстрелил в сторону. Еще минут 15 он вертел пистолетом перед моим носом, но, поняв, что все напрасно, сел в машину и уехал. А я остался ночью на кладбище…»

Колесников прибавляет:

«Врать не буду, было страшно. Я реально поверил, что мне конец».

Он написал заявление в прокуратуру.

«Жданова вызвали для дачи показаний. Он все описывает по-другому. Мол, дружеский разговор со мной был, не планируем ли мы на 7-е ноября какой-нибудь „теракт“. А я вроде как все это выдумал для саморекламы и опорочил в глазах общественности бедного эфэсбэшника. Чего доброго — обвинят меня в клевете».

Колесникова позже обвинили не в клевете, а в том, что он, якобы, в отделении милиции избил, оказывая сопротивление, шестерых сотрудников милиции. Он был приговорен к двум годам колонии-поселения. Он отсидел свои два года и уже находится на свободе.

Капитан Жданов присутствовал на моем процессе в Саратове на его заключительной стадии. Свидетель Берсенев на процессе заявил, что капитан оказывает на него, свидетеля, давление с целью добиться от Берсенева ложных показаний. Судья допросил в ходе процесса и Жданова. В результате вместе с моим приговором суд вынес и частные определения. Одно, в котором суд указал на очень плохую работу следователей ГСУ ФСБ во главе со следователем по особо важным делам подполковником ФСБ Шишкиным, второе — в адрес капитана ФСБ из Барнаула Жданова А. В. В результате из ФСБ Алтайского края Жданова перевели в ФСБ Амурской, кажется, области.

«Дружеский разговор» с капитаном ФСБ Ждановым закончился для Колесникова не роковым исходом. Страхом на кладбище, выстрелом и через некоторое время ложным обвинением в избиении в ОВД шестерых милиционеров (кто в это поверит в России?!) и двумя годами лишения свободы. «Дружеский разговор» с Золотаревым Виктором 1958 г. р., нашим проводником по Алтаю, закончился иначе. Убийством. Вряд ли преднамеренным, скорее, переусердствовали, допрашивая. А он свалился, неживой. Тогда и имитировали иную смерть — выбросили из окна. После этого на перекореженном трупе лучший патологоанатом не найдет настоящей причины смерти.

Получив из Генпрокуратуры 15 октября приказ расследовать убийство Золотарева, «они» на всякий случай стали заметать следы. 27 октября гибнет под поездом (он в ту часть города никогда не ходил, ему там делать было нечего) одноклассник Золотарева, Олег Михеев, расследовавший убийство на свой страх и риск. 1 ноября — угроза убийством Колесникову. Вот такие «дружеские разговоры»…

Я вспоминаю Виктора привычно идущим быстрым шагом впереди. Легким шагом охотника и проводника. Остановится, укажет на ягоды, либо разотрет в руках лист растения, либо покажет на ходу корень, и опять легко идет, заставляя нас пыхтеть, городских. Вокруг девственные дебри Республики Алтай. Никакого производства, только маралов выращивают раскосые алтайцы на лошадках. Или еще видение: Виктор в сапогах спокойно входит в ледяную реку, держа в руках сеть. Переходит реку, укрепляет сеть большим камнем, идет обратно. Укрепляет сеть на этой стороне реки. Выходит. Выливает из сапог поочередно воду.

Я твердо знаю, что он был бы жив и поныне, если бы в августе 2000 года он не познакомился со мной. Это я сманил его от женщины и от неспешной жизни в барнаульском «сквоте» в горы, любимые им навек. Я сманил, а они его за это убили. Я твердо знаю, меня будет мучить эта вина до скончания моих дней, что я его сманил. Но убили его они, эти безалаберные, мутные офицеришки.

Опускаешься мысленным взором в некий черный котлован и проводишь этим взором, как белым лучом, по стенам и по дну котлована. Уцепляешь и вытаскиваешь сцену, образ, облик, поворот, смех, два-три слова. Такова работа вспоминающего.

Майор Саша Бурыгин обыкновенно является мне в фольклорном виде: заматывает на ступне портянку. Розоволицый, как персик, он принадлежал к тому типу полнокровных русских блондинов, которых было немало в русских деревнях Центральной России. Я говорю «было», потому что Майор родился в 60-е годы, а с тех пор русские граждане потемнели, даже в деревнях. Может, от переживаний. Воистину потемнели, верьте мне.