Тимофей Круглов - Август

Анчаров вытащил из шкафчика дорожную сумку, нашарил на ее дне старый потертый фотоальбом и долго листал страницы с черно-белыми фотографиями. Толян курил сигарету, прихлебывая горячий чифирёк из алюминиевой кружки, и краем глаза заглядывал другу через плечо.

На этих фото не было ни их омоновского взвода верхом на броне на Домской площади, ни построения разведчиков в Кандагаре перед выходом в горы на «боевые». А была там Сашкина жена молодая — Мара — да два пацана мал-мала меньше, успевших уже вырасти, впрочем.

— Ты чего это альбом с собой потащил, Старый?

— А ты чего? — резко ответил Саня, захлопывая увесистый толстый том.

— То есть, чего я? — удивился Толян.

— Ты-то чего все свои фотки с собой в круиз взял? И все документы. И деньги у тебя в старом термосе, а совсем не коньячный спирт.

Муравьев не поперхнулся дымом, не взвился. Молча докурил сигарету и сказал сухо:

— На завтрак пора, разведчик хренов. Вечером поговорим.

— Ин и хорошо, ин и ладно, — пробормотал Анчаров, ожидавший совсем другого ответа. — Война — войной, а кухня — кухней!

— Война план покажет, — отрезал Толян и подчеркнуто медленно и спокойно отворил дверь каюты.

Шестиместный стол, за которым питался Петров, пустовал ровно наполовину. Тщательно пережевывал булочку с сыром доцент Слава, упорно боролась с трясущимся на конце вилки кусочком омлета Тортилла. Андрей, сияя, поздоровался; шутливо, чтобы, не дай Бог, не поняли неправильно, сделал комплимент официантке Ирочке, тут же выдавшей ему тарелку с омлетом порумяней и побольше, и поинтересовался, а где же аспиранты и Верочка?

— Спит молодежь! Даже я не добудился, — обескураженно развел руками Вячеслав Юрьевич. — Теперь вот думаю, как бы не съели они меня на экскурсии, когда аппетит проснется!

— А Верочка вечером еще сказала мне, что кусок сыра съесть и кофе выпить она может и в своей каюте, и чтобы мы ее не ждали. А свою порцию завещала мне, между прочим! — на этих словах профессорша строго посмотрела прямо в глаза Ирочке, как раз подлетевший к их столику с новым подносом, заставленным тарелками. Девочка послушно поставила перед Тортиллой еще одну порцию и вопросительно задержалась взглядом на мужчинах, сначала на Петрове, конечно!

— А, валите нам все — и за ребят тоже, что не съедим, то понадкусываем, правда, Слава?!

— Чистая правда, — промычал с набитым ртом доцент.

Ирочка еле слышно вздохнула, но послушно составила все тарелки с подноса на стол и даже успела шепнуть Андрею почти на ухо свое волшебное: «Пожалуйста!». У него аж мурашки по позвоночнику пробежали от этого голоса и растворились в районе поясницы. Петров тут же вспомнил Люсю, застыдился, потом заволновался и сам не заметил, как подмел все с тарелок и за себя, и «за того аспиранта». Отдышавшись за жидким кофе, мужчины дружно заполнили карту меню на завтра, не сговариваясь выбрав одни и те же блюда, вежливо передали карту профессорше и откланялись, спеша на палубу, — теплоход подходил к Кижам и даже в ресторанных окнах показались уже высокие маковки памятной еще по школьным учебникам церкви.

Туристы высыпали на пристань. Первое, что бросилось в глаза — это огромное слово SHOP над торговыми рядами с сувенирами. Но даже Петров, ревностно следивший в России за всяческим нарушением прав русского языка, как государственного, махнул рукой на это провинциальное безобразие. В конце концов, половина, если не больше, туристов, посещающих Кижи, и в самом деле иностранцы. Да русский человек и не будет покупать ту дребедень, что втюхивали торговцы. Настоящие художественные изделия тут редкость и стоят здесь в пять раз дороже, чем обычно, а на псевдорусский кич наши люди не особенно падки.

Да и стоит ли обращать внимание на досадные мелочи, когда кругом такая красотища! Озеро, целый архипелаг островов, желтые камыши гнутся под ветром и отражаются в синей ряби воды. А у пристани — один к одному — как на кукан рыбешки нанизаны — прижались друг к другу бочком белоснежные теплоходы, четыре штуки сразу!

Андрей волновался — Люся завтракает во вторую смену, экскурсии у них получаются в разное время, а увидеть ее теперь и хочется до дрожи, и страшно. Но тут ссыпались по сходням богатыри-аспиранты, влекомые сердито своим Черномором-доцентом и тут же кинулись в магазинчик, за лимонадом и булочками вместо пропущенного завтрака. Совершенно независимо прошествовала мимо Петрова хмурая, заспанная Вера, кивнула ему рассеянно и сразу же, не дожидаясь экскурсовода, пошла куда-то вглубь острова по дощатой дорожке мимо белоснежной березовой рощи.

А вот Муравьев с Анчаровым взяли на буксир Дашу и Глашу: веселых, энергичных, светящихся от радости, молодости и осознания собственной неотразимой красоты. Компания весело окружила Петрова, растормошила, вовлекла в бесшабашную болтовню, и вскоре вместе с первой группой туристов в сопровождении гида-студента все вместе отправились на экскурсию по острову.

Андрей Николаевич отдал должное красоте русского деревянного зодчества и мастерству его создателей, постоял в одной церкви, полюбовался на другую. Он с интересом прошелся по огромному крестьянскому дому, в прохладном сумраке которого девушки в народных костюмах пряли пряжу, картинно орудовали в холодной печи ухватами, нанизывали на шнурочки бисер, не забывая радушно улыбаться и деловито рассказывать туристам о народных промыслах. На крылечке дома сидел парень в алой косоворотке и сапогах — лениво раскочегаривал щепками потертый самовар фабрики Баташова, с медалями.

Толпа разноязыких туристов прибывала и прибывала, растекаясь по острову. Петрову быстро наскучило прислушиваться к экскурсоводу. Храмы и старинные избы, превращенные в музеи, нежилые какие-то, вызывали грусть, и он потихонечку отошел в сторону, вслед за разделившимися на парочки новыми друзьями. Постоял один на берегу, подышал всласть, поглазел на озеро и теплоходы, облака и ожерелье куполов на церквах, нащупал машинально сигареты в кармане, вспомнил, что курить здесь запрещено и побрел, чертыхнувшись, к единственному специально оборудованному месту для курения. Кивнул в ответ приветливому итальянцу с сигарой, оседлавшему верхом деревянную лавку, но присел подальше от него и уставился невидящим взглядом на рыбацкие сети, картинно развешанные на берегу. Сильный порывистый ветер — вечный спутник путешественников ерошил волосы, горячее еще, августовское солнце слепило глаза и грело спину. Теперь, вдали от суеты экскурсоводов и внимающей им толпы, он начал потихоньку ощущать главную прелесть Кижей — особенную, неповторимую атмосферу северной природы, лишь чуть-чуть украшенной, именно украшенной, а не разрушенной, как обычно, человеком.