Тимофей Круглов - Август

Если Бог не всемогущ, то Он и не статичен, не замкнут в Себе. Он Творец и будет творить все новые и новые формы жизни, он станет развиваться! И познавать Себя! И человек, ставший Богочеловеком, станет развиваться тоже, точнее, не потеряет той способности к развитию, которой обладает уже теперь, но которая ограничена ограниченным смертью существованием и необходимостью трудиться ради куска хлеба. Кто не захочет петь Осанну и не будет ее петь, не потому, что трудно воспевать Бога, а потому, что в грядущем Царстве, как и теперь, каждый сохранит свой талант, свои способности, склонности и умения. А надоест быть небесным плотником — человек сможет выучиться на астронома и созерцать миры невооруженным глазом…

…Катя уже давно писала, склонившись к монитору. Ушла усталость и скука нудного вечера, ушли обиды. Мир казался прекрасным, мир будущего Царства Христова, в котором найдется место и ей, в котором она поймет все тайны мироздания, все тайны и скрытые страницы истории — и в котором, наконец, у нее ничего не будет болеть…

Нежный туманный рассвет уже сменился блистающим утром, но Катя не выключала настольную лампу на прикроватном столике, думая о Рае, и не замечая, что рай вокруг уже теперь.

Наверху легкими, неслышными шагами Люся подошла к раскладушке, на которую уложили Толюшку и поправила тонкое одеяльце. Подошла к окну, распахнутому в сад, услышала даже сквозь первых птиц голоса быстрое щелканье клавиш внизу, в Катиной отдельной спаленке с ноутбуком.

— Катя никак не заснет, — подумала Люся с жалостью. — Какая у нее тяжелая форма депрессии, никто не понимает, как ей тяжело, даже Иванов, наверное. — Надо завтра улучить время, да поговорить с Катей по душам, она умная, только очень несчастная женщина. Неужели же я, психолог, не смогу помочь даже той, кто мог бы стать моей единственной подругой? К чему мои знания о душе?

Господи, помоги нам, спаси и помилуй! Ты всеблаг, ты всемогущ, молю тебя, Господи, пусть все обретут счастье свое, и Катерина тоже!

Вот бы удивилась Люся, прочитав написанные Катей этой ночью страницы! Не было у них еще разговора, а вот же, записан он уже, и даже отдельным файлом сохранен.

Кирилл предполагал вчера, уйдя от Ивановых, от застолья, от Машеньки — в неизвестность в лучшем случае, в худшем — прямо в следственный изолятор ФСБ, что увидит именно эту картину. За поворотом, так, чтобы не перед самым его домом, стояла серая неприметная «Волга». Единственное, что утешало, что в машине никого не было, значит, коллега из службы собственной безопасности сначала один приехал, сопровождающие, конечно, наготове, но ждут вызова.

Мужчины поднялись на второй этаж, в кабинет Плещеева. Как любят в Вырице, кабинет был весь отделан светлым деревом, — вдоль стен тянулись стеллажи с книгами, у окна, с видом на лес до горизонта, письменный стол, монитор, ноутбук рядом. Посередине просторной комнаты легкие мягкие кресла и подобие журнального столика, самолично изготовленное Кириллом из причудливого толстого корня дерева, к которому прилажена была круглая, гладко зашкуренная, но не покрытая лаком крышка из дуба. Кирилл плюхнулся в кресло по-хозяйски, одновременно жестом пригласив садиться и гостя. Уселись. Полковник стал набивать трубку, некуривший гость поморщился, но промолчал — не у себя дома.

— Чему обязан вашим визитом, Эрнест Петрович? — раскуривая трубку, пробубнил Кирилл.

— Да я ненадолго отвлеку ваше внимание, товарищ полковник, — гость открыл толстую кожаную папку, бывшую у него с собой, и выложил на круглый столик перед Плещеевым пачку фотографий и пистолет. Обыкновенный ПМ, старенький, потертый, явно послуживший много лет, а кому — какая разница?

Кирилл фотографии и смотреть не стал, знал, что он там увидит. Взял в руку пистолет, привычно прокатил большой палец по запирающему обойму выступу в низу рукоятки, — конечно, один только патрон в обойме. Полковник вставил обойму обратно, опустил предохранитель, загнал патрон в патронник и прицелился гостю прямо в лоб.

— Неужто не страшно, Эрнест?

— Я вам ничего плохого не сделал. Служба.

— Ну и что вы мне посоветуете в сложившихся обстоятельствах?

— Пистолет опустите, для начала. Спасибо. У меня в кармане платок — жарко очень. — Кирилл кивнул понимающе, гость осторожно, двумя пальчиками вытащил из заднего кармана брюк платок, развернул, промокнул пот на бледном, высоком лбу с едва заметным шрамом. — Это то, что мне начальство передать вам велело. А вот это от меня лично.

Гость полез опять в папку, снова осторожно, показывая, что вытаскивает оттуда не оружие, а бумаги и компакт-диски. Много бумаг и два CD. В стопочку выровнял гость подарки и опять на столик положил. — Вы, товарищ полковник можете до завтра спокойно подумать, что делать. Воспользоваться предложением высокого начальства. — он выразительно посмотрел на пистолет в руках Кирилла, — или просмотреть и надежно спрятать вот эти материалы. Я их 5 лет собирал, там вся противоправная деятельность генерала Щербатого, как на ладони. У вас есть шанс доказать, что просто не было другого выхода, кроме как устранить самому «оборотня», как сейчас любят говорить, — преступника в погонах. Самооборона, так сказать. Если повезет, то за превышение получите условный срок, максимум.

— А если не повезет? — быстро спросил Кирилл, прекрасно зная ответ на свой вопрос.

— Если не повезет, то вас не довезут до Питера, вот и все. Сердце у вас слабое, диабет, мало ли что. У вас, простите, выбор невелик, а мне мое досье жжет душу. Но у меня шансов вообще нет на расследование. Вас знают, уважают. А я слишком незаметный человек в управлении, со всеми вытекающими последствиями. Сейчас пошла новая волна «внезапных разоблачений», может быть, кто-то еще выше, чем наши начальники, сидящий, воспользуется ситуацией в своих интересах. Но я в любом случае останусь в стороне, у меня дети еще в школу ходят.

— Сколько детишек-то, Эрнест?

— Трое.

— Ты где и сколько должен ждать «результата» нашей встречи?

— Велено было, чтобы вы при мне все закончили. Ну, правда, несколько часов, плюс часть ночи есть, я мог не найти вас сразу.

— А если бы я просто отказался стреляться и все? Когда, по-вашему, меня приехали бы ликвидировать? Под утро?

— Думаю, что да.

— То есть, я должен ускользнуть от вашего наблюдения, просмотреть документы и связаться с Москвой? Выйти на самый верх?

— Желательно. Я, конечно, получу нагоняй, но это не смертельно. Скажу, что клиент был готов, настраивался, я ждал «самоубийства» в машине на улице. А вы припасли компромат на Щербатого и вместе с ним улизнули. Я ведь потому один приехал, что начальство тоже боится документировать выезд группы, планировать операцию, привлекать дополнительных людей. Риск.