Скарлетт Томас - Операция «Выход»

В сочельник Люкова мама всегда клала его подарки под елку. Ему не разрешалось трогать их, трясти или щупать. Только смотреть. Но однажды он не удержался. Подкрался к елке и стиснул маленький, интересной формы сверток. Такой мягкий. Игрушка! Наверняка игрушка. Мягкая, пушистая, которую он будет любить, обнимать и гладить. Он никогда раньше не получал мягких игрушек на Рождество. Обычно ему дарили электроприборы или одежду. Всю ночь Люк представлял, как разворачивает свою игрушку. Рождественским утром, перед завтраком, ему разрешили открыть один подарок из груды, наваленной под елкой. Конечно же, он выбрал маленький мягкий сверток.

Это была пара носков.

Так вот, пока что быть снаружи – это как носки. Носки, хотя Люк ожидал мягкую игрушку.

Он вышел за дверь (Джули слегка подталкивала его) и не нашел там ничего чудесного – никакого огромного мира в «техниколоре», где можно танцевать голышом. Обнаружил только шорох дождя, запах пищи (кто-то готовит ужин) и еле видимую серую пелену. Потом Джули спешно затолкала его в фургон, стоявший на гравийной дорожке, почти у самой двери. В руке у Джули был зонтик. Люк даже не почувствовал дождя. Впрочем, он бы его в любом случае не почувствовал – из-за шлема на голове. Какая жалость. Он всегда хотел почувствовать дождь на своем лице.

Теперь он сидит в фургоне, а все остальные тем временем входят и выходят, готовясь к отъезду, споря насчет маршрута и сердито ворча – мол, Шарлотта опаздывает, куда это годится. Люк смотрит на свой дом сквозь запотевшее грязное окошко. Такое чувство, будто Люков разум отделился от тела; будто он улитка и глядит на свою ракушку. Более странного ощущения он в жизни не испытывал. Он никогда не думал, что окажется здесь, в этом фургоне, и что не просто выйдет из дома, но вдобавок куда-то поедет. Этого он вообще не мог представить. Теперь, когда он вправду здесь, жизнь вдруг становится невообразимой, потому что в голове у Люка нет сценария для того, что будет дальше. Люку страшно. Он зажмуривается. В фургоне пахнет плесенью; запах влажный и как бы мертвый – словно кто-то на неделю забыл под кроватью чашку кофе.

В глубине фургона Лиэнна шепчется с Джули.

– Ты сказала, что сделаешь что-нибудь, – шипит она.

– Я сделала, – шипит в ответ Джули.

– Что именно?

– Не знаю. То есть знаю, но… Слушай, мне пришлось сказать Шарлотте.

– Что-о?

– Только голые факты, не волнуйся.

– Поверить не могу, что ты меня выдала.

– Лиэнна, успокойся. – Джули вздыхает. – Ничего страшного не случилось.

– Тебе легко говорить. Я этого не переживу.

– Она не такая. Она знает, что это секрет. Не волнуйся.

– Она будет надо мной смеяться.

– Она и так над тобой смеется. Слушай, мне кажется, она решила, что это клево, на самом-то деле.

– Да ну?

– Ну да.

Люк не имеет ни малейшего понятия, о чем они болтают. Он сидит, зажмурившись. Все звучит как-то не так. Может, это из-за ветра, дождя или температуры, а может, просто из-за бесконечности внешнего пространства. Должно быть, дело в этом. Раньше весь мир Люка был устлан коврами, там были стены и шторы. Теперь Люк уже не знает, что есть в его мире, но знает, что миру этому нет конца и края. Он ложится на малюсенькую кровать и натягивает огромное одеяло из искусственной шерсти – Шантель и Джули натаскали их целую кучу. Наверно, ему лучше затаиться. И, может, не стоит больше смотреть в окно на свой дом.

Дэвид копается в двигателе фургона и производит металлические звуки – скрип и скрежет (открывается капот) и закольцованные взвизги (что-то отвинчивается и привинчивается обратно), – они отчетливо слышатся даже сквозь покрытый фольгой мотоциклетный шлем и одеяло. Кроме лязгов, производимых Дэвидом, шепота Джули и периодического хихиканья Шантель, Люк слышит гулкий стук дождя по крыше фургона и где-то вдали – музыку из сериала «Коронейшн-стрит», которая после щелчка (ключ в замке) и шороха (открывается дверь) вдруг становится громче.

Хруст гравия.

Потом голос отца Джули:

– Е-мое, что это вы тут делаете? – Кажется, он смеется.

Голос Джули:

– Ничего. Перевозим кое-что от Люка.

– Кто хозяин этой груды металлолома?

Голос Шантель:

– Это моя машина, мистер Кинг.

Снова хруст гравия. Судя по звукам, Лиэнна выбирается из фургона.

Голос отца Джули:

– У вас, ребята, тут какие-то темные делишки, а? Шантель:

– Нет, мистер Кинг, мы просто вывозим кое-какие вещи, которые Люк хочет продать, и…

Отец Джули смеется. Потом:

– А мне, по-вашему, не все равно? Хотя в кои-то веки моя дочь делает что-то интересное. Впрочем, я ее знаю и не сомневаюсь: вы и вправду просто вывозите вещи. Скучно, скучно, скучно.

Опять хруст гравия, дверь захлопывается, телевизор снова тише.

Люк не может открыть глаза, не может сдвинуть одеяло. Он предпочитает мысленно накладывать на звуки картинки – так они кажутся осмысленнее. А еще он может добавлять целые сцены. Может вообразить, как Дэвид гонится за отцом Джули, припечатывает его к стене дома и говорит – мол, не смейте так оскорблять свою дочь. Люк представляет, как отец Джули плюхается на землю, словно в кино – рубашка мятая, галстук развязался. Приятная картинка. Люк не открывает глаза, в частности потому, что тогда он перестанет видеть вымысел. Он не вылезает из-под одеяла.

– Какого черта, где Шарлотта? – говорит тем временем Джули.

– Да уж, она не торопится, – соглашается Дэвид.

– Нам пора ехать. А Люк там совсем один.

– Я с ним побуду, – говорит Шантель. – Снаружи льет все пуще.

– Я с тобой, – присоединяется Лиэнна. – А то у меня волосы кучерявятся.

Раздаются такие звуки, будто кто-то сыплет на крышу фургона маленькие твердые предметы.

– Ебать-колотить, град, – говорит Дэвид, и все забираются внутрь.

Шарлотта подъезжает в такси с женщиной, которая выглядит как ведьма.

– Это Софи, – объявляет Шарлотта. – Она ведьма.

– Привет, – улыбается Софи.

– Я сказала, что мы можем подбросить ее до Эппинг-Фореста, – говорит Шарлотта.

Она устраивается на пассажирском сиденье рядом с Джули, а Софи пробирается в кузов фургона к остальным.

– Ну, так где этот парень в скафандре? – спрашивает она.

Люк по-прежнему под одеялом, Джули не знает, почему.

Лиэнна явно смущена, щеки ее порозовели. Она переводит взгляд с Джули на Шарлотту и обратно, но никто не произносит ни слова. Шантель, похоже, немного нервничает, и даже Дэвид, кажется, слегка не в себе. Может, из-за того, что Софи и вправду очень напоминает ведьму. Она вся в черном, в черной шали и черных ажурных перчатках, на шее – кулон в форме пентаграммы; вдобавок у нее довольно пронзительные черные глаза и большущая родинка на лбу. Если бы не черты лица и пентаграмма, она выглядела бы точно как гот. А так она вылитая ведьма. Лишь одна деталь выбивается из колдовского облика – черный вещмешок «Рибок», который она водружает поверх всех остальных сумок в кузове перед тем, как сесть рядом с Дэвидом и Шантель.