Айрис Мердок - Ученик философа

— Где ты была? — спросила Алекс у Руби, — Мне пришлось убирать самой, все ушли.

— Гуляла.

— Гуляла? Ты никогда не гуляешь.

— Сходила глянуть на дом.

— Мэривилль? Они еще, чего доброго, подумают, что мы за ними шпионим! Пожалуйста, убери тут. Я и так уже почти все сделала.

Алекс пошла прочь. Она вдруг горько пожалела, что продала Мэривилль. Она подумала: можно было бы пригласить его сюда, устроить что-то вроде приема, это было бы вполне оправданно, и он бы пришел. Ей почти удалось заманить его в дверь Белмонта в тот день, когда он пришел с бутылками. Что значили эти бутылки? На пустом пляже на нее нахлынули одиночество и зависть, а шум моря напомнил о смерти. Алекс хотела найти Джорджа, но он ушел; все ушли. Она хотела посмотреть, сколько времени, и обнаружила, что часов на руке нет; должно быть, обронила. Стеная от досады, она принялась осматривать песок.

— Где Джордж? — спросил Брайан у Тома.

— Не знаю.

— Габриель пришла с тобой?

— Нет, я ее не видел.

Брайан шел вдоль скал, в сторону маяка, а не Мэривилля, с Адамом и Зедом. Он подумал, что Габриель пошла в эту сторону, но ее не было видно. Он поспешил обратно, оставив Адама и Зеда на пляже рядом с семейным лагерем. «Не плавайте без меня», — сказал он и побежал, и бежал всю дорогу до развалин усадьбы. В саду слышался смех — там оказались Том, Хэтти, Перл и Эмма, но Габриель не было. Пыхтя, Брайан побежал назад.

— Я хотел как бы извиниться перед вами, — сказал Том, обращаясь к Хэтти.

Они на минуту остались одни в заросшем саду, где самшитовые изгороди вымахали в двенадцатифутовых динозавров. Обломки старой вымостки, статуй, урн, балюстрад лежали, полускрытые травой и мхом, и всюду буйствовали дикие розы, образуя огромные колючие арки. В отдалении куковала кукушка. Невидимые жаворонки пели высоко над землей, в ослепительном синем воздухе.

— Смотрите, рука! — сказала Хэтти. Она вытащила из колючих плетей каменную кисть руки в натуральную величину.

— Как красиво, как странно.

— Хотите ее взять?

— Нет, она ваша.

— Это мрамор?

— Известняк, наверное.

— Почему как бы?

— Что?

— Почему «как бы» извиниться?

— Действительно, почему? Я хочу перед вами извиниться.

— Ну хорошо, продолжайте.

— Но не знаю как.

— Ну тогда не извиняйтесь.

— Я хочу сказать… я думал, что ваш дедушка вам объяснил…

— Что объяснил?

— Что он хочет… ну… хочет, чтобы мы с вами поженились. Хэтти с минуту молчала, глядя на каменную руку. Волосы Хэтти, курчавые от морской воды, стянутые лентой, волнами спускались по спине. Хэтти сунула руку в карман (она была в том самом летнем платье из «Бутика Анны Лэпуинг»), но рука была слишком тяжела, и платье перекосилось. Она опять вынула руку.

— Ну хорошо. Я буду считать, что вы извинились.

— Но…

— Это не важно, это не важно.

— Это какое-то безумие, правда?

— Что?

— То, что он хотел.

— Да.

— Я хочу сказать… он немного не от мира сего… ведь эти вещи так не делаются, правда?

— Правда.

— Вы ему скажете?

— Что?

— Что я у вас был… что я… пытался…

— Нет. Это не имеет ко мне никакого отношения. Я тут абсолютно ни при чем.

— А… ну хорошо… — уныло сказал Том, — Я ему напишу. Он надеялся, что извинения избавят его от чувства вины и мучительного чувства, что кто-то думает о нем плохо. Но теперь, кажется, стало еще хуже. Все перепуталось.

— Я давно хотел с вами поговорить, — сказал Эмма. Они с Перл были одни в другой части сада, возле заросшего лилиями пруда у подножия полуразрушенной каменной лестницы. Лилии покрыли почти всю поверхность водоема. Лишь местами в окнах темно-зеленой воды мелькали золотыми вспышками огромные карпы.

— Как это? — спросила Перл. — Мы же только сегодня познакомились.

Перл тоже была в летнем платье — не струящемся, в цветочек, как у Хэтти, но в прямом желтом платье-рубашке, подпоясанном на узкой талии и похожем на униформу героев научно-фантастического романа. Голова Перл с прямым профилем была так узка, словно стремилась стать двухмерной. Солнце придало смуглой коже еще капельку смуглоты, бросило на щеки красновато-коричневый румянец и высветило рыжеватые оттенки в темных волосах, которые Перл сознательно подстригла покороче.

— Я вас несколько раз видел в Купальнях, в Институте, как тут говорят.

— Да?

Перл думала, что Эмма очень странный. Он потел в пальто и жилете, бледное лицо обгорело до болезненного розового блеска. Эмма строго смотрел через узкие овальные очки.

— Да. Вы меня интересуете.

— Как это мило, что вы мной интересуетесь! Но вы знаете, что я служанка мисс Мейнелл?

— Это живописная, но несущественная подробность. В наше время очень странно быть чьей-нибудь служанкой.

— Вы ведь ирландец, правда?

— Это тоже живописно, но несущественно.

— А что существенно?

— Вы.

Эмма бросил в пруд камень, но тот не потонул, а остался лежать на толстом листе лилии. Эмма бросил другой камень, целясь в первый, но промахнулся.

— Вы от меня что-то хотели? — довольно резко спросила Перл.

— О, я еще не знаю, — ответил Эмма, — Может, и нет.

И добавил:

— Я хотел познакомиться с вами еще до того, как узнал, кто вы.

— Но зачем со мной знакомиться? Простите, этот разговор принимает какой-то дурацкий оборот.

— Не думаю. Мы немного стесняемся, но делаем успехи. И опять-таки я не знаю. Почему одни люди интересны, а другие нет? Логика тут бессильна.

— Наверно, пора идти обратно…

— Я обычно не разговариваю так с девушками. Я вообще обычно не разговариваю с девушками.

— Может, и лучше не разговаривать. Со мной очень скучно, вот увидите.

— Почему вы так думаете?

— Я ничего не знаю.

— Не страшно, зато я все знаю. Если вам надо что-нибудь знать, я вам расскажу.

— Вы историк?

— Да. Конечно, я знаю только факты и несколько обрывочных идей, которые к ним прицепились.

— Давайте лучше вернемся к мисс Мейнелл и мистеру Маккефри.

— Моего друга зовут Том, а вашу подругу — Хэтти. Может, обойдемся без мистеров и мисс?

— Нет.

— Как вам будет угодно. Я понял, почему хотел с вами познакомиться.

— Почему?

— У вас сухой вид.

— Сухой?

— Ну да. Девушки редко бывают сухими.

— Что это значит?

— Сухой, ну, как в сочетании «сухой и твердый». Противоположность раскисшему и мягкому.

— А я думала, мужчинам нравится мягкость. Может быть, вы думаете, что я похожа на мальчика?

— Расскажите мне что-нибудь о себе.

— Что?

— Все равно что.

— Моя мать была проституткой.

— Это должно произвести на меня впечатление?

Габриель тем временем ужасно переживала. Она пошла вдоль пляжа (Брайан это видел), но скоро вскарабкалась по скалам, стоящим со стороны суши, и принялась меж них бродить. Искала ли она Джорджа? Нет. Мысль о том, чтобы оказаться наедине с Джорджем среди этого буйства дикой природы, наполняла ее ужасом. Но не был ли этот ужас смешан с наслаждением? Она пошла дальше и наконец добралась до знакомого места, недалеко от маяка, где скалы становились круче, полоса песка меж ними и камнями на краю моря сходила на нет и утесы отвесно уходили в глубокую воду. Подняв голову после нелегкого подъема, Габриель вдруг увидала на фоне неба силуэт мужчины. Сначала она решила, что это Джордж. Потом поняла, что это не мужчина, а высокий мальчик, подросток. Подойдя, она увидела еще одного мальчика. Они стояли и глядели в лужицу среди камней, высоко над линией прилива — зимние шторма забрасывали сюда воду. Габриель знала эту лужицу. Она подошла ближе, и мальчишки тоже ее заметили.