Айрис Мердок - Ученик философа

— Вижу, вы расставили нэцке, я их так люблю.

— Да…

— Больше всего — этого демона, который вылупляется из яйца.

— Я таки думала. Вы единственный, кто на них действительно смотрит. Я очень рада, что забрала их у Джорджа, он бы их с удовольствием разбил. Рано или поздно ему это обязательно пришло бы в голову.

— Вы написали отцу?

— Не так, как вы советовали. Написала, что на некоторое время уеду во Францию.

— Должно быть, вам странно было наблюдать забавы Маккефри.

— Да, они меня потрясли. Я почувствовала себя такой предательницей.

— Потому что укрылись у врага.

— Да. Конечно, для Джорджа все враги. Но где я была все это время, что бы я им сказала?

— Соврали бы. Я что-нибудь придумаю.

— Не смешно. Какая отвратительная ситуация. Я еще и вас в это втянула.

— Не беспокойтесь обо мне, я укрыт от бури.

— Я сама поставила себя в ложное положение, и это меня парализует, меня словно заперли в стальной ящик или что-то такое.

— Люди вылезают из ящиков. Часто это проще, чем кажется.

— Не вижу, как мне вылезти из моего. Может, вы что-нибудь придумаете? Господи, вам ведь и без меня забот хватает.

— Что вы почувствовали, когда Джордж прошел мимо?

— Так близко, так близко. Жуткий страх, словно удар током. Потом, когда я поняла, что он не сюда идет, мне ужасно захотелось выскочить и побежать за ним, и это тоже было как страх. У него был такой одинокий вид.

— Вы не думаете, что можно просто явиться в Друидсдейл, взять и вернуться?

— Нет.

— Или написать ему, просто чтобы он знал, что у вас все в порядке?

— Нет. У меня не все в порядке. И ему это неинтересно.

— Даже если вы просто напишете письмо, это уже будет определенный шаг. Передвинуть одну фигуру — и расстановка на доске изменится.

— Да-да, вы уже говорили.

— Любое действие может изменить ситуацию непредвиденным образом, и, по-моему, от письма не будет вреда. Я могу отправить его из Лондона. Это внесет нужную неопределенность, меньше напряжения, больше простора для маневра.

— Да, я понимаю. Но что бы я ни сделала, это будет бесповоротно, и я страшно боюсь ошибиться. Я ничего не могу делать, пока у меня в голове не прояснится. Разумно, правда ведь?

— Не обязательно.

— Сейчас я хотя бы свободна…

— А я думал, вы в стальном ящике.

— Я хочу сказать, что сейчас я способна думать. Я словно на старте… как ракета, которая может полететь в нескольких направлениях. Лучше подождать.

— Вы рассматриваете Джорджа как нерешенную задачу. Может быть, вам надо расслабиться, сдаться.

— Приплыть обратно к нему, как обломок кораблекрушения, гонимый волнами, как какая-нибудь заурядная личность? Не смешите меня!

— Почему вы не хотите поехать в Токио?

— И сказать отцу, что он был прав?

— Или пригласить его сюда. Вы же знаете, я всегда хотел с ним познакомиться.

— Да, вы замечательно поладите. Втянуть его в эту катастрофу? Ну нет.

— Вы хотите сделать все сразу и правильно. Может, лучше решать проблему по кусочкам? А что Мэй думает?

— Что мне сейчас надо тщательно спланировать, как быть счастливой всю оставшуюся жизнь! Знаете, иногда мысль о счастье для меня мучительна. В этом доме все пропахло счастьем, меня это сводит с ума. Иногда, во сне, я бываю счастлива. Во сне Джорджа словно нет, словно его стерли, как и не было никогда.

— Ну так почему бы и не стереть его?

— Вы сказали — отправиться в путешествие, только это путешествие должно быть паломничеством. А у меня нет святых мест.

— Иерусалим?

— Не говорите глупостей. Для вас он что-то значит. Для меня — ничего. Я раньше думала, что, если съезжу в Дельфы, на меня снизойдет некое озарение, но теперь я знаю, что в Дельфах тоже пусто. Моя святыня — Джордж. И это омерзительное кощунство.

— Я хотел сказать, стереть его действием, написать ему, потребовать развода и представить себе, как он сначала бранится, а потом улыбается и что-то радостно восклицает. Осознать, что без вас ему может быть лучше. Вот тогда вы действительно сбросите груз с плеч!

— Ну хорошо, допустим, я слишком зациклена на себе. Но я не могу развестись с Джорджем. Это невозможно. Незавершенность.

— Вам нужна власть. Вы хотите его спасти именно так, как вам кажется правильным. Не все дела можно завершить, выкиньте это из головы. Не решаетесь его бросить — тогда возвращайтесь, не дожидаясь правильного момента, не зная, что, собственно, происходит, не намереваясь ничего поправить, закончить, прояснить. Вы можете с ним говорить, это у вас всегда…

— В каком-то смысле — да, но…

— Он вам завидует, он вас боится, отрекитесь от своей власти.

— Это не так просто. Вы же знаете.

— Вы олицетворяете именно тот порядок, который Джордж отвергает. Это важно. Это словно некая религия, к которой не принадлежишь.

— Вы мне льстите. Это звучит как логическая связь. Логика в связях есть, но она глубоко скрыта и ужасна.

— Да, я знаю. Можно нам заново обсудить кое-что?

— Можно. Спрашивайте.

— И вы меня простите?

— Палача приходится прощать. Не простить — крайне дурной тон. Вы мне велели не принимать успокоительных и держаться. Я держусь, но мудрости мне это не прибавило.

— Насчет Руфуса…

— Дело не в Руфусе, не в Алане, Алекс, Фионе или Томе — не во всех этих старых теориях, — на самом деле это что-то… первобытное.

— Я говорю о вас, а не о Джордже.

— О, я знаю, что у вас и на этот счет есть теория. Ну хорошо. Это я виновата в смерти Руфуса, это произошло в один миг, из-за моей беспечности и глупости… а потом я не смогла связаться с Джорджем, его не было в музее, и мне пришлось ждать, пока он придет домой, и тогда сказать ему… Мне иногда кажется, что я умерла во время этого ожидания, а все, что было потом, мне приснилось. Конечно, я ощущаю потерю Руфуса каждую секунду, воздух, которым я дышу, напоен его смертью, я все время заново проживаю этот несчастный случай… Но это все перемешалось с… Джорджем и… это другое…

— Да.

— Мы потом не могли говорить об этом, ни друг с другом, ни с кем об этом не разговаривали. Джордж ни разу не спросил о подробностях, и я не рассказывала, только сказала, что я во всем виновата, и описала, что случилось… очень приблизительно… Он так ничего и не сказал. Я никогда не заглядывала, даже мельком, в глубину… его переживаний, вины, которую он молча возлагает на меня…

— Может быть, он вас винит меньше, чем вам кажется.

— Как он меня обвинял, какое судилище устроил… эти слова даже не подходят… это неописуемо. А потом пошли слухи, что это он виноват, люди даже намекали, что он сделал это намеренно, говорили ужасные вещи… а я не сказала ни слова. А теперь, даже если я закричу: «Это я виновата!» — все равно будут думать на него. Разве можно теперь его оставить?