Айрис Мердок - Ученик философа

— Брайан, привет! Помнишь Скарлет-Тейлора?

— Привет. Я слыхал, ты вчера ходил к Алекс.

— Откуда ты знаешь?

— Габриель звонила. Мы перестали к ней ходить.

— Правда?

— Если бы.

— Ты слыхал про новый заскок Алекс? Она вздумала разводить пчел!

— Ее надо остановить любой ценой.

— Как поживает собачка, папильон? — спросил Эмма у Адама.

— Спасибо, хорошо, — ответил Адам дружелюбно, но отстраненно и с достоинством.

— А он не здесь?

— Его сюда не пускают. Я бы хотел, чтобы он тут поплавал. Он хорошо плавает. Любит плавать.

— Мы едем к морю? — спросил Том у Брайана.

— Да, я думаю, пикник всей семьей, летом, как обычно.

— Остановимся в гостинице?

— Нет, только на один день.

— Только не в Мэривилль, я этого не вынесу.

— Вон луна, — сказал Адам Эмме. И действительно, луна, идеально полная, бледная, как творог, висела на сияющем синем небе, — Почему она не светит?

— Солнце ей не дает.

— У вас есть собака?

— Нет, — ответил Эмма.

И ощутил комок в горле. У него была собака, когда ему было столько же лет, сколько сейчас Адаму, очаровательный спаниель с пятнистым носом. Собаку насмерть сбила машина у него на глазах.

— Была… когда-то… — сказал он.

Адам понял и отвернулся.

— Берегись, — сказал Том, — Перси Боукок и миссис Осмор.

— Поздно… Здравствуйте, Перси, здравствуйте, миссис Осмор.

— Позвольте представить вам моего друга. Эммануэль Скарлет-Тейлор. Мистер Боукок, миссис Осмор.

Перси (из богатых Боукоков, кузен Габриель) спросил у Брайана:

— Как вы думаете, согласится профессор Розанов прочитать лекцию в Эннистон-Холле?

— Понятия не имею. Я что, нянька старому дураку? — ответил Брайан.

Брайан был так груб, что люди порой говорили: он тот же Джордж, только на другой лад, но это был лишь façon de parler [69] Оборот речи (фр.). .

— Подскажи мне идею для песни, — сказал Том Адаму.

— Зачем?

— Затем, что мы со Скарлет-Тейлором собираемся написать шлягер и заработать кучу денег.

— Ничего подобного, — возразил Эмма.

— Я напишу слова, а он музыку. Придумай что-нибудь. Для песни на самом деле нужна только одна строчка.

— Как насчет… ну… «это всего лишь я»? «Просто я».

— «Просто я»?

— Да. На листе сидят две улитки, каждая со своей стороны. Потом одна переползает на другую сторону листа и говорит другой: «Это просто я».

— Обязательно улитки? — спросил Том, подумав.

— Я вижу улиток, — твердо сказал Адам.

— По-моему, это гениально, — заверил Том.

Миссис Осмор спросила Эмму, как ему нравится Эннистон. Очень интересный город, ответил Эмма.

— Вы ирландец, мистер Тейлор?

— Да.

— О, я знаю. Все скорби Ирландии! Должно быть, вы нас ужасно ненавидите за то, что мы до сих пор оккупируем вашу страну.

Эмма мило улыбнулся.

— Это Том Маккефри? — спросила Перл.

— Да.

— Он вырос.

— Он не такой хорошенький, как был, — заметила Диана, питавшая к Тому странные чувства.

— Как дела в Белмонте? — спросила Перл у Руби.

— Плохо.

— Что такое?

— Лиса. Лиса вредит.

Это было старое цыганское поверье.

— Не говори глупостей, — отозвалась Диана.

— Будет беда.

— Ты, наверное, пойдешь повидаться с профессором Розановым? — спросила Диана у Перл, — Он тебе должен заплатить выходное пособие?

— Насколько я знаю, нет.

— Нынче плохо с работой.

— К счастью, мне работа не нужна.

— Что ты сразу обижаешься.

— Ты сейчас к нему идешь? — спросила Руби.

— Не сейчас.

— Завтра? Он вернулся в старый дом в Заячьем переулке — странно, правда? — спросила Диана. — Ты где остановилась? В Королевском отеле, наверно?

Перл залилась краской. Розанов не сказал ни ей, ни Хэтти, что едет в Эннистон. Она думала, что он в безопасном далеке — в Калифорнии. Если он ее увидит… Пылая от стыда, она огляделась в ярком солнечном свете. Произнесла:

— Мне надо бежать, нужно позвонить, спасибо за компанию.

Повернулась и бросилась к выходу.

— Что это вдруг на нее… — начала Диана.

— Мадам идет, — сказала Руби.

Так она до сих пор иногда величала Алекс.

Пошел дождь.

— Раскрой зонтик, промокнешь, — сказал Том Эмме.

— Иди оденься, ты дрожишь.

— Нет.

— Ну, мне холодно на тебя смотреть.

— Смотри, вон Джордж.

Эмма, уже раскрывший зонтик, снова закрыл его.

Джордж в черных плавках застыл на краю бассейна. Он вглядывался в даль и думал. Сегодня утром он опять спросонок слышал птиц, говорящих по-человечьи. Потом подумал, что это Стелла говорит за дверью, на лестнице, только там никого не было. Он пошел в сад и увидел, как рыба плывет в вершине дерева, но это был лишь заблудившийся обрывок сна. Он позвонил в Эннистонские палаты и выяснил, что Джон Роберт снял там номер. Он пошел в библиотеку, чтобы доподлинно узнать, что случилось со Шликом, но не нашел ни одной книги про Шлика.

Выходя из воды, он заметил Диану, понял, что и она его заметила, видел, как она медленно отвернулась и ушла. Конечно, ему очень хотелось пойти к Диане, оказаться в привычной комнате, втягивать запах ее сигарет, держать ее за руку, больше ничего. Но он боялся идти. Сейчас нельзя быть слабым, мягким, позволить себя утешать. Он думал, что, пожалуй, разрыдается там, в комнате, держа руку Дианы. В Джордже сидело что-то — не он сам, что-то мелкое, даже жалкое, замызганный зверек, противно скулящий. Джордж убил бы мерзкую испуганную тварь, если б мог. Против нее он сейчас созывал армию своих обид на весь мир, чувство вселенской несправедливости, ненависть к врагам, давнее, абсолютное презрение к женщинам. Дождь хлестал его по голове, отчего волосы еще сильнее потемнели и прилипли к черепу. Капли дождя скатывались с тела, загорелого, как у всех солнцелюбивых эннистонских пловцов. Дождь усеял его тело блестящими точками.

Валери Коссом, глядевшая на него через серую рябь воды, стиснула руки на груди, а душу укрепила мыслями о генеральной линии партии. Она никогда еще не говорила с Джорджем. Она спрашивала себя, случится ли это когда-нибудь.

— Представь меня Джорджу.

— Нет.

— Боишься.

— Ой, Эмма…

— Тогда я сам сейчас представлюсь.

— Ты не знаешь… стой… ладно, как хочешь.

Том, почти голый, и Эмма, полностью одетый и все сильнее промокающий, поскольку так и не раскрыл зонтик, прошествовали вдоль бассейна, потом повернули и пошли вдоль другой стороны к Джорджу, одиноко стоящему под дождем, который к этому времени, хлеща и кусая, загнал почти всех купальщиков обратно в воду.

Джордж заметил приближающихся, затем узнал Тома и едва заметно повернул голову.

— Джордж… привет…

Джордж так и стоял, слегка повернув голову, косясь в сторону брата, но не глядя на него. У Тома в голове возник странный образ, похожий на воспоминание, — безумец, сидящий в шкафу. Том остро ощутил то, что раньше лишь смутно улавливал, — исходящую от Джорджа жуть, неприятную, как запах призрака.