Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

— Давайте, — говорю любезно, — вернёмся к статус-кво, согласимся, что оба правы…

— Как это? — перебивает, опешив от моего благородства и деликатности.

— … и поищем провокатора в природе.

Она уставилась внимательно, соображая, на чём я хочу её объехать.

— Только на сей разок, — продолжаю, не обращая внимания на её приятную ошеломлённость, — пойдём обратным путём…

— Уж как, друзья, вы ни садитесь, всё в музыканты не годитесь, — это она о собственном плохом слухе.

— … от известного к ожидаемому. Давайте самую надёжную вашу дайку и посмотрим, какая от неё аномалия.

— Так смотрели уже… — не хочет сдаваться оппонентка, не веря ни мне, ни непонятной, а значит, ненужной геофизике.

— А мы ещё разок, — уговариваю. У меня есть такая репейная черта: уж если прилипну, то не отдерёшь, пока не добьюсь своего. Преподаватели в институте беспрекословно ставили незаслуженный трояк, чтобы только как-нибудь отвязаться. — Да порассуждаем, отчего эти ваши дайки такие вредные.

Она ухмыльнулась, довольная своими дайками, и согласилась.

Как я и предполагал, от самой любимой её дайки аномалия, конечно, была … с гулькин хвост, и рядом таких же несколько, прямо — стая.

— Ну, что? — лыбится, довольная, и не врежешь, поскольку хорошо воспитан.

— А может, они не магнитные? — высказываю дурацкую мысль, свалившуюся с потолка. — Может, это вообще не диоритовые порфириты?

Алевтина засопела, поджала губы, обиженная за дайку, но спорить с геологическим несмышлёнышем не стала, а полезла в полевые журналы, нашла какой-то, полистала, сверилась со схемой, читает:

— Диоритовый порфирит, порода местами осветлена. — Подумала, подумала над скудной информацией, поднялась из-за стола, обещает: — Посмотрим природу. — Подошла к стеллажу, порылась в камнях, достаёт один, светлый в крапинку, рассматривает в лупу со всех сторон. — Похоже, Кравчук ошибся: это не диоритовый порфирит, а самый натуральный кварцевый диорит с почти полным замещением роговой обманки кварцем. Понятно, почему порода не магнитна.

И мне понятно: стахановец Кравчук, озабоченный вместе со всяким руководством исключительно отбором металлометрических проб, плевать хотел на попутные геологические наблюдения и определения, оставляя их бездельнице Алевтине. Хорошо ещё, что собирал образцы горных пород, да и то, наверное, когда рюкзак не сильно оттягивал плечи. Так что пришлось нам больше додумывать, чем сравнивать, да опираться на известные минералогические определения по соседним участкам. Но я, как ни странно, был не в обиде на лучшего геохимика экспедиции. Своим враньём он разбудил во мне интерес к практической геологии, к дотошной интерпретации геофизических аномалий, к непременному доказательству своей точки зрения, своей правоты. И Алевтина оказалась такой же заводной, поэтому время потеряло для нас главный смысл, уступив его поискам наших общих маленьких истин.

Потом мы ещё прищучили четыре обманные дайки кварцевых диоритов, опозоривших мою высокую профессиональную квалификацию, согласно установили, что дайки основного состава мощностью меньше полуметра для магнитной съёмки неэффективны. А потом наступило время разочарований, когда магнитные аномалии ну никак, даже отдалённо, не подтверждались образцами, и оставалось предположить глубинный характер магнитных объектов, но форма аномалий неумолимо свидетельствовала о выходе их на поверхность.

— Может быть, пирротин? — спрашивает, снова раздражаясь, Алевтина.

Быстро перелистываю затёртые страницы дырявой памяти и — эврика! — почти сразу натыкаюсь на оставленную при чтении в больнице справочника по физическим свойствам запись о самых магнитных минералах: магнетите и пирротине. Правда, о втором было сказано и так, и сяк, но больше, всё же, так.

— А что, — спрашиваю в свой черёд, — его много?

— К сожалению, очень, — обнадёживает Алевтина. — Есть несколько минеральных генераций, — об этом могла бы и не говорить, мне без разницы, — есть обширные и локальные зоны бедных вкрапленников и линейные зоны богатой прожилково-вкрапленной минерализации. Кстати, нередко совмещённые пространственно с полезным оруденением.

Я чуть не подпрыгнул.

— Что же вы до сих пор молчали? — по-свойски делаю ей заслуженный выговор. — Заладили со своими дайками, а о главном ни гу-гу.

Она улыбается, прощая мою несведущую горячность.

— Не очень-то радуйтесь, — льёт мне за шиворот ушат холодной воды. — Установлена обратная зависимость между объёмом колчеданной минерализации и продуктивным оруденением. К тому же последнее, как правило, относится к сравнительно бедным промышленным месторождениям жильного типа.

А мне и такое ухватить не терпится, не зря же толкуют: лиха беда — начало, может здесь и найдётся начало тропочки к моему месторождению на Ленинскую.

— Давайте всё же проверим, — выпрашиваю, и готов встать на колени, даже на больное, — как эти зоны действуют на магнитное поле. Ну что вам стоит?

Она устало откинулась на спинку стула, оглянулась на давно посеревшее окно, предложила, не особенно настаивая:

— Может, завтра? Поздно уже.

— Да вы что? — заверещал я как капризный пацан, которому перед самым сном дали красивую игрушку. — Куда нам спешить?

Мне — точно некуда, и ей — тоже: не надо было тянуть с приятной новостью.

— Живот подтянуло, — жалуется, морщась, а там и подтягивать нечего — давно к позвоночнику прирос.

— Неужели, — стыжу старшую, да ещё партсекретаршу, — прихоти живота для вас дороже богатств недр, которые мы найдём народу? Посмотрим пару-тройку зон и разбежимся, — иду на компромисс, себе не веря.

Она тяжело вздохнула, довольная, что в кои-то времена оказалась кому-то так сильно нужна, вышла из-за стола, включила свет и снова уселась, готовая к продолжению вымучивания природы непонятных аномалий, не внушающих ни малейшего доверия, поскольку их нельзя пощупать, да и сами геофизики напоминают не умеющих плавать, брошенных в мутную воду интерпретации.

Настаивая, я надеялся на лучшее. Ну, не на месторождение, конечно, сразу, но хотя бы на внятные аномалии от богатых рудных тел, а получилось, как она и предрекала чёрным глазом — шиворот-навыворот. Аномалии то есть, то нет, то над рудным телом, то рядом, и амплитуды нераженькие, не скажешь сходу: ага, попалась — хвать, а там — дайка. Даже зло разобрало: не мог, что ли, этот вредоносный пирротин отложиться, где надо. Зря согласился смотреть сегодня: теперь буду всю ночь маяться в размышлениях. А вот над мощными зонами с вкрапленной пирротиновой минерализацией аномалии хоть куда, но почему-то вниз тормашками — отрицательные. Совсем бардак!

Как-то вяло, без интереса, без охотничьего азарта посмотрели поле над большими и неровными выходами габбро-диабазов на фланге рудного поля скарнового месторождения в контакте с известняками. Удалось кое-как проследить скрытые контакты интрузива, и на том спасибо. Слабое магнитное поле над ним явно свидетельствовало о размагничивающих вторичных процессах, с чем и согласились оба, изнеможённые и довольные, что пытка кончилась и следователям больше ничего не извлечь из показаний подозреваемых.