Любовь Рябикина - Жизнь моя - Армия

— Сонечка, я же старый для тебя!

И тут же почувствовал, как ее руки скользнули под его, уже неизвестно как расстегнутую рубашку. По телу пронеслась волна давно забытой дрожи. За упавшим деревом расстилался моховой покров и они оба упали туда. Василий Федорович и сам не мог бы связно объяснить, что с ним творится. Соня целовала его лицо, покрывала поцелуями грудь и плечи, прижималась голой упругой грудью к нему. А его тело ощутимо наливалось силой. Минут через двадцать генерал отстранился и хрипло сказал:

— Сонечка, я лет пять уже не знал, что такое женщина, а ты оказалась еще и девочкой. Зачем? Зачем ты позволила мне сотворить такое с тобой?..

Девчонка приподнялась и потянула к себе его седую голову. Тихо шепнула в ухо:

— Я люблю тебя, вот и вся причина…

Они возвращались далеко за полночь. Обнявшись шли по лесной дороге. Хмель полностью выветрился из головы генерала. Он чувствовал под рукой теплое девичье тело и никак не мог поверить, что всего несколько десятков минут назад оно было его. В груди застыла боль — девчонка отдала ему себя и ничего не требовала взамен. Черноволосая голова прижалась к его плечу. Тонкая рука обвивала за пояс. Василий Федорович не выдержал и тихо спросил:

— Ну хоть что-то ты хочешь от меня?

Она шепнула:

— Приезжай в часть почаще. Я тебя ждать буду. Чтоб только посмотреть на тебя…

Из темноты раздался окрик:

— Стой! Кто идет?

Елистратов ответил:

— Генерал-лейтенант Елистратов с военнослужащей Красковой.

Строгий голос потребовал:

— Пароль!

Соня шепнула в ухо растерявшегося генерала:

— Кукушка…

Он повторил и сразу услышал:

— Проходите, товарищ генерал-лейтенант.

Девушка потянула его к стоявшим в стороне кунгам. Почувствовав сопротивление, прошептала:

— Вась, в нашей машине кровать есть… Ты хочешь уйти к себе? Я не держу…

Разжала руку. Елистратов молча пошел за ней. Дорогу снова преградил часовой. Услышав пароль, скрылся в тени машины. Генерал поднялся по трем ступенькам вверх и дождался, когда Соня заперет дверь за ними. Она включила не яркий свет. У стены тесного и без того помещения, заполненного оборудованием, стояла узкая койка, застеленная синим солдатским одеялом. Девушка обернулась:

— Есть хочешь? У меня тут имеется сыр, хлеб и молоко. Мы по-тихому ночью в деревню бегаем. Ты Савицкому не говори, ладно? Мы все молоко любим, а здесь его нет и нам плохо. Вот и приспособились удирать. Посты слева не так часто расставлены, мы там проскальзываем…

Генерал улыбнулся, слушая девчонку. Стащил пятнистую куртку, оставшись в тельняшке без рукавов. Повесил на крючок у двери:

— Не скажу. Давай молоко и бутерброд…

Присел на кровать, глядя на ловкие девичьи руки, нарезающие хлеб и сыр. Она достала откуда-то из угла трехлитровую банку с молоком, наполовину пустую. Из крошечной тумбочки в углу извлекла стаканы. Наполнила, положила сверху бутерброд и протянула ему. Посмотрела сияющими глазами в лицо:

Держи…

Выдув молоко залпом, присела у его ног, положила на мужские колени руки и улыбнулась, глядя на то, как он ест:

— Я тебя в учебке заметила, еще когда ты первый раз приезжал. Строгий такой ходил, ни на кого не глядел, а я раз двадцать перед тобой мелькала. Все смотрела, как ты смотришь, как говоришь. Движения твои запоминала. Потом ты у нас в классе сидел и я просто задыхалась от радости. Все начали вопросы задавать, а у меня горло перехватило. Потом ревела в душевой… И еще дважды ты приезжал. Я однажды сфотографировала тебя «мыльницей». Ты вздрогнул, а я сбежала. Хочешь покажу тот снимок?

Василий Федорович кивнул, с интересом разглядывая девичье личико. Она достала военный билет из нагрудного кармана куртки и вытащила из него фото. Елистратов увидел себя в бушлате и барашковой шапке, идущим по тропинке между сугробов. Вспомнил, как едва не упал от ослепившей глаза вспышки, потом смотрел недоуменно вслед улепетывающей девчонке. Улыбнулся и вернул фотографию. Погладил ладонью по голове, словно маленькую:

— Что же ты тогда сбежала? Я потом три дня пытался узнать, кто меня щелкнул и зачем? Разглядывал вас всех на занятиях…

Сонечка тихонько рассмеялась:

— Я видела, что ты как-то странно смотришь на нас. Боялась, что сердишься. — Он поставил опустевший стакан на полочку и она тут же спросила: — Еще будешь?

Генерал отказался, потянув ее к себе. Прижал и грустно спросил:

— Ты не пожалеешь, что так поступила?

Соня покачала головой, глядя ему прямо в глаза. Потянувшись в сторону, выключила свет…

Утром Савицкий, так и не дождавшийся начальника на завтрак, заглянул в его палатку и сразу понял, что генерал не ночевал. Вспомнились слова девчонки. Он мрачно чертыхнулся — только любовной истории с генералом в главной роли ему на этих учениях и не хватало! Направился к девичьей палатке. Зайти не решился. Постучал в тент и спросил о Красковой. Кто-то из девчонок, через брезентовую стенку, ответил:

— Соньки всю ночь не было. Возможно в кунге спит. Она уже две ночи там спала.

Полковник решил дойти до кунга в семь утра. Еще в нескольких метрах от него он расслышал стоны и рванул к машине, боясь худшего. Мысли в голове метались самые разные, вплоть до самых смешных: генерал не выдержал напора молоденькой! Постучавшись и получив разрешение, влез внутрь. Елистратов лежал на кровати вниз лицом по пояс раздетый. Соня старательно растирала поясницу генерала какой-то мазью, а тот стонал от боли. Лежание на сыром мхе не прошло для него бесследно. Полковник доложил по форме. Генерал с трудом пожал ему руку. Девчонка пояснила:

— Василия Федоровича всю ночь радикулит мучил. Я в четыре утра до поселка бегала. У местной фельдшерицы, прямо на дому, «Фастум-гель» купила. Вот только прибежала. Сейчас должно пройти.

Иван чуть не сел на пол. Не обращая внимания на генерала, прогремел:

— Кто тебе позволил уйти? Двенадцать километров туда и столько же обратно, да еще лесом! А если бы случилось что?..

Елистратов вдруг перестал стонать и подал голос, перебивая вопль его души:

— Я позволил! Ясно, полковник? Я! Я же не могу распрямиться!

Савицкий оторопело вскинул руку:

— Так точно!

Генерал-лейтенант попытался пошевелиться из стороны в сторону, а затем начал медленно припониматься и сел:

— Проходить начало. Спасибо, Сонюшка! Поставила на ноги инвалида… Замажешь синяки мои?

Натянул тельняшку, куртку и туфли. Кепку взял в руки, но одевать не стал. Вновь сел на кровать. Савицкий наблюдал. Девчонка подскочила к нему с тюбиком тонального крема и принялась замазывать фингалы под глазами. Полковник заметил, с какой нежностью она смотрит на генерала. Тонкие пальчики осторожно касались мужской кожи. Елистратов смотрел и улыбался. Спросил, покосившись в сторону Савицкого: