Ольга Лукас - Тринадцатая редакция

– Как надо – так и домчимся! Давай-ка, не заставляй даму тебя ждать, стоя в позе просителя.

– Просители обычно скромно глядят в пол, – заметил Дмитрий Олегович, подзывая официанта.

– Ой, сейчас такие просители бывают! – драматическим шепотом произнесла Анна-Лиза. – Одной рукой договор подписывают, а другой его уже порвать пытаются. Я ему, конечно, уши-то надорвала, но договор спасла, а всё же… Так, Йоран, долго я буду тебя ждать?

– Пойдём, пойдём, – припустил за ней следом Джордж. – Только Анечка, пожалуйста, не проявляй никакой самодеятельности, ладно? Довезёшь меня до места, подождёшь, а я пока…

Когда негромкий голос друга утонул в утреннем шуме, господин Маркин откинулся на спинку стула и беззвучно захохотал – эта «Анечка» его умилила до крайности.

За Джорджа и Анну-Лизу можно было пока что не волноваться – ну, вот и прекрасно, двумя заботами меньше. Дмитрий Олегович был счастлив и горд, как беспутный папаша, пару десятков лет пропадавший где-то за морями, а потом решивший познакомить друг с другом своих подросших детишек из разных семей и убедившийся в том, что детишки находят друг друга по крайней мере забавными.

– Думаю, Йоран, это может стать началом прекрасной дружбы, – ухмыльнулся им вслед Дмитрий, потребовал себе двойную, нет, тройную порцию эспрессо и профитролей. Профитроли у Джорджа в заведении изумительнейшие, просто высший сорт, кто бы мог подумать; надо бы угостить ими Машу. Ох, Маша.

В ожидании заказа Дмитрий выудил из кармана мобильный телефон и, нацепив на лицо улыбку лучшего друга молодой девушки, выбрал из записной книжки знакомый номер.

Мёртвого Хозяина Дом внезапно решил подтвердить все самые нелепые слухи, которые распускали о нём городские бездельники, и принялся веселиться вовсю: а что, если людям можно, то ему почему нет? Линолеум в коридоре вспучивался, ходил волнами и слегка искрился. Поэтому Цианид ловко подпрыгивал, лавируя и маневрируя, как неопытный, но отчаянный серфингист, решивший в одиночку покорить высокую волну. Возле кабинета Виталика здание задумало организовать более грандиозную шалость, нежели скромное волнение пола: стена бесстыдно обнажала кирпичик за кирпичиком, скидывая с себя слои штукатурки, побелки, демонстрируя весёленькие обои в цветочек, какие-то газеты начала века. Остальных подробностей Константин Петрович целомудренно не стал дожидаться, достал из кармана связку ключей, поковырялся в замке, распахнул дверь и ввалился внутрь.

Внутри был полный порядок – как в центре циклона. Виталик сидел на подоконнике, обняв колени руками, и глядел прямо перед собой. Замечать коллегу он не захотел или, может быть, настолько погрузился в тоску-печаль, что и вправду его не заметил.

Константин Петрович подосадовал на то, что взбесившийся дом помешал ему спланировать важный разговор с взгрустнувшим Техником, поправил очки, галстук, одёрнул пиджак, снова поправил очки (только для того, чтобы потянуть время – одежда сидела на нём идеально, как, впрочем, и всегда, вне зависимости от окружающего светопреставления и прочих неприятных мелочей жизни). Виталик не двигался с места. Это был самый что ни на есть плохой признак – прошла уже, наверное, целая минута, а он всё сидел, смотрел, молчал.

– Ты спишь или умер? – дипломатично поинтересовался Цианид.

– Ни то ни другое. Я просто сижу и смотрю прямо перед собой. Глазами смотрю. Прямо-прямо. Не отрываясь.

– Ну и как, получается?

– Вполне. Скоро смогу силой мысли машины от асфальта отрывать, перекувыркивать в воздухе и ставить на место.

– Зачем перекувыркивать? – удивился Константин Петрович, делая несколько неуверенных шагов в сторону окна.

– Для смеха, – грустно ответил Виталик. – Это же очень весело, когда автомобиль переворачивается в воздухе, особенно если внутри у него сидят пассажиры, потом возвращается в исходное положение и едет дальше.

– Слушай, я тебе тут хотел сказать очень важную вещь, – наконец решился Цианид.

– Нет-нет, – печально покачал головой Виталик, – пассажиры даже не успевают заметить, что автомобиль перевернулся.

– Да оставь уже в покое этот несчастный автомобиль, я о другом! – стукнул кулаком по стене Константин Петрович (стена стукнула его в ответ, не сильно, но вполне ощутимо).

– Тогда, может быть, не стоит сейчас о важных вещах?

Цианид был полностью согласен с тем, что не стоит хвалить этого бездельника, разгильдяя, хама, нахала, пугало огородное и позор коллектива, но в коридоре что-то очень выразительно рухнуло и громыхнуло, поэтому он взял себя в руки и продолжал:

– Ты сделал отличный, просто отличный макет, я сегодня его посмотрел и решил тебе об этом сообщить.

– Как приятно иногда узнать, что дорогие коллеги считают тебя великовозрастным дебилом, – криво улыбнулся Виталик. – И вот вы не придумали ничего умнее? Все вместе? Чем списать весь этот ужас на то, что маленького мальчика забыли вовремя по головке погладить, вот у него и ломки. Да?

– Что, я опять не так выразился? – надвинулся на него Цианид. – Так я скажу яснее – ты сделал хороший, прекрасный, роскошный макет. Я это оценил. И я всегда ценил тебя. И все тебя, блин, ценят! Если мы тебе не говорим это каждые пять минут, так только потому, что у нас, к сожалению, куча других дел есть, а так бы только и делали, что хвалили тебя!

– Теперь ты всё только усугубил, – вздохнул Виталик. – Я же знаю тебя давно. Если ты молчишь – значит, я действительно всё сделал отлично. Потому что ты ведь мастер найти способ придраться даже к идеальной работе, я это постоянно Шурику говорю, когда он приходит на тебя жаловаться.

– Постоянно? – опешил Константин Петрович.

– Ну да. Ты же его третируешь вечно, а он всё близко к сердцу принимает. А я, видишь ли, скотина более чёрствая, на мнение посторонних людей мне плевать, а про своих я отлично знаю, что они меня любят – иначе бы фиг я их в «свои» зачислил. Ну и вот. Нет, правда, Костя, я фигею вообще от того, что ты пришел меня хвалить, это с твоей стороны подвиг – как если бы я, ну, не знаю, начал приходить на работу ровно в 10.00, в костюме и, ой, уже страшно, волосы в какой-нибудь хвостик закалывать и гелем мазать, чтоб не торчали в разные стороны. Но твой подвиг совершенно бесполезен – я совсем из-за другого парюсь.

– То есть это не я виноват в том, что всё рушится и ломается? – обрадовался Цианид. – И не мне за всё это платить?

– А там всё уже ломается, да? – без особого интереса переспросил Виталик.

– Со страшной силой, – важно подтвердил Константин Петрович, как будто бы он был не только очевидцем, но и причиной всех разрушений.

– Вот, а у меня в голове сейчас такое происходит. Поэтому, Костя, дорогой, я охренел уже вообще от твоего благородства и желания мне помочь, это, типа, очень сильный поступок, и потом, когда всё закончится, я, если хочешь, оду в честь этого события сочиню, но прямо щас уйди, пожалуйста, а? Мне и без тебя хреново.