Бахыт Кенжеев - Младший брат

— Случайно. Отец все мечтал поехать. Путевку заказал, но друзья из прихода узнали — и пошли его стращать. Тут я и подвернулась. Зачем говорю, задатку пропадать? Видишь, какая проза.

— Билл тебя действительно не хотел пускать?

— Он у меня либерал. Только я все равно последние три с лишним года как привязанная. Мальчишка, дом, мастерская. Сначала нравилось, после Европы-то, а потом... То есть я не жалуюсь,— спохватилась она,— мне завидуют...

— У тебя зрачки сужаются, когда ты говоришь «Европа».

— Я горшки лепила на керамической фабрике. В Ирландии. Простые, конечно, не чета нынешним. Марк взглянул с недоверием.

— Правда,— сказала она.— Моя работа называлась «младший керамист». Полтора доллара в час. Первые месяцы чудилось, что так и проживу остаток жизни в деревушке за холмом. И каждое утро буду проходить мимо друидских развалин с непонятными буквами, не знаю, как по-русски...

— Руны?

— Да. И возвращаться домой мимо грязноватых кабачков, слушать гомон пьяных сквозь открытые двери, искать дорогу в тумане. Наверное, это было самое счастливое время в моей жизни.

— Тебе и тогда так казалось?

Под лучом малинового огромного солнца потеплела и вспыхнула опаловая глубина, заплясали камешки на дне. А прибой обленился, стал почти неслышным.

— Нет, — сказала Клэр. Не сговариваясь, они свернули с шоссе и спустились к морю.— Знаешь, я совсем сбила ноги,— пожаловалась она.— Зря мы шли босиком, а? Мне тогда совсем, совсем по-другому казалось... Себя хоронила, можно сказать. — Она улыбнулась. — Шесть человек нас в домике обитало, эдакая коммуна. Раз в неделю по очереди ездили на попутках в Дублин за... за лекарствами.— Она хотела, конечно, сказать — наркотиками. — Отец с матерью меня завалили письмами, умоляли вернуться, а мне так стыдно было — не перед ними, они люди простые, честные. Перед самой собой, перед всеми нью-йоркскими приятелями. Уезжали-то мы Европу покорять... за счастьем, черт подери, ехали...

— С кем, милая?

— Я говорила тебе уже. Феликс. Но это совсем другая история. Послушай, я тут вспомнила — я же перед самым отъездом просматривала этот роман дурацкий, про кошек. Отец купил в Нью-Йорке, когда они приехали.

— Не понравился, чувствую.

— Я, наверно, не поняла чего-то. Показалось совсем не смешно. Безвыходно, тоскливо. Одно кошачье пианино чего стоит. Твой брат в самом деле такой мизантроп?

— Когда он не философствует, не пишет прозы, не торчит в запое, с ним легко. Он сглупил с этими «Лизунцами». Задачу себе, понимаешь ли, поставил, — Марк помедлил, вспоминая, — написать пародию на антиутопии, балансируя на грани смешного и зловещего. Но многим нравится, иные даже хохочут. Ты опусти ноги в воду, легче будет. Плоские камешки умеешь кидать, чтобы подскакивали? Я умею.

Он отыскал в остывшей гальке овальный камешек и, аккуратно примерившись, запустил его параллельно прозрачной поверхности моря. — Восемь раз! Ты и впрямь мастер.

— Время бросать камни, — промолвил Марк, — и время собирать камни. Иван уверяет, что имеется в виду не просто бросание камней, чтобы подскакивали, а известная библейская казнь. Видишь ли, даже из-за этой спорной повестушки у Андрея могут быть неприятности. Даже посадить, в сущности, могут. И жалко, что он уехал, — я бы непременно вас свел, и ты бы ему понравилась. Кстати, не пора ли торопиться? Мало ли что может случиться... с тем же дантистом.

— А с тобой самим ничего не может случиться из-за Андрея?

— Сейчас не тридцатые годы. Да и у него все будет в порядке, я уверен. А вот коли мистер Файф окочурится...

— Что с ним сделается, с толстокожим. Ночь напролет, наверное, видел во сне лилипутский цирк. Нет, правда, не беспокойся. Ему вчера врач оставил лекарство, то самое, которым его кололи. Я даже знаю, что он скажет тебе за завтраком. «Среди этих лилипутов попадаются совсем замечательные, Марк! Они не просто малорослые люди, многие из них калеки, с гормональными нарушениями, мне как врачу было исключительно интересно!»

Шесть утра. Гостиница уже открыта, не придется стуком в дверь создавать ненужную рекламу. Из холла уже выходят две поджарые деловитые немки в купальных халатах, шумит лифт. Марк подал Клэр руку, попрощался, дотащился до своего номера, глубоко вздохнул по поводу накопившегося беспорядка, блаженно потянулся — и рухнул в постель. Дежурной по этажу было велено разбудить его в половине десятого.

Много всякого снилось Марку, а напоследок привиделся отряд голоногих римских солдат, колотящих тараном в ворота какой-то несчастной осажденной крепости. Разумеется, это означало всего лишь чей-то настойчивый стук в дверь гостиничного номера. Но сны, как и жизнь, избыточны: Марк ясно различал капли пота на обветренных загорелых лицах, ясно слышал хриплые выдохи солдат при каждом новом ударе и всей кожей ощущал лучи беспощадного иудейского солнца.

— Слышу, слышу, спасибо! — Он вскочил и побежал в душ. Поначалу показалось, что кран горячей воды поворачивается с трудом, но это была ошибка — кран не поворачивался вовсе. Повертевшись под ледяными струями, Марк быстро пришел в себя. А стук в дверь продолжался. Дежурная бы по телефону позвонила.

Натянув на влажное тело вельветовые джинсы, Марк отворил дверь и с превеликим неудовольствием обнаружил на пороге вчерашнего шевиотового мужичка.

— До ночи гуляете, Марк Евгеньевич,— вкрадчиво молвил незваный гость. — Поздненько гуляете. Разыскивая вас, я на работе задержался, от супруги выволочку получил. Нехорошо.

— У меня рабочий день не круглые сутки.— Марк пододвинул мужичку стул.— Да и что вам было меня искать? Объяснил же я вам, перегнула палку ваша Лена. Безобиднейший старикан этот мистер Грин, наполовину уже из ума выжил.

— Вы ручаетесь?

— Ручаться, — осклабился Марк, — я могу только за себя, и то не всегда. Но мне смешно, когда делают из мухи слона. Ну, зарисовал он в свой блокнотик самолет на аэродроме. Это же Ту-134. Его за границу продают, и в любом газетном киоске открытка с фотографией.

— Спорить нам с вами ни к чему, — сказал усатый все тем же вежливым вязким голосом.—Сегодня Ту-134, а завтра? Бдительность, товарищ Соломин, еще никому и никогда не вредила.

Далее он пояснил, брезгливо косясь на раскиданные по комнате вещи хозяина, что Грин его покуда не интересует. А не потрудится ли зато переводчик Соломин после завтрака составить подробную справку о профессоре Уайтфилде и о его супруге. Место работы, цель приезда, политические убеждения, контакты с советскими гражданами, партийная принадлежность, участие в деятельности реакционных американских организаций, словом, сами знаете.

— Но с какой стати? — Марк продолжал играть в обленившегося столичного ферта. — Составлять отчеты на маршруте входит, как вам известно, в обязанность местного переводчика. У меня своих забот по горло. Времени нет, понятно это вам?