Бахыт Кенжеев - Младший брат

— Если ночами гулять, так, конечно, никакого времени не будет. не кипятитесь, Марк Евгеньевич, а спокойно, четко, по-армейски исполняйте то, что вам приказано. К двенадцати ноль-ноль попрошу отчет две-три страницы представить в комнату 1037. И больше мы вас нечем не обеспокоим. Вы ведь сегодня улетаете в Тбилиси?

— В Тбилиси! — злобно сказал Марк. — А как же чайный совхоз?

— Лена справится и без вас.

— Ладно,—покорился Марк,—принесу. Или через Лену передам. Хоть это-то можно?

— Разумеется! — восхитился мужичок. Перстня на его пальце сегодня почему-то не было. — Нам только отчетик и требуется, а уж кто принесет-доставит — дело десятое, Марк Евгеньевич. Договорились?

Кофе Марку не оставили, мутноватый чай с черствой булочкой ясности мыслям не прибавил нисколько. «Вы не езжайте в совхоз, — тихо попросил Марк Берта, не успевшего еще разобрать свой нашедшийся чемодан, — подойдите в пол-одиннадцатого ко мне в номер, только без же жены». Озадаченный профессор кивнул.

— Минутку внимания! — Марк оглушительно хлопнул в ладоши, и одиннадцать пар глаз устремились в его сторону.—Дамы и господа, на экскурсию вы поедете без меня. Попросите Лену на обратном пути завезти вас в «Березку». Сразу после обеда отбываем в аэропорт. Напоминаю, еще раз КАТЕГОРИЧЕСКИ напоминаю, — он свирепо посмотрел на мистера Грина, у которого рот, белая рубашка и даже почему-то левое ухо были перепачканы яичным желтком, — фотографировать, снимать кино, рисо-вать — все это в аэропортах и на вокзалах запрещено. Из окна самолета, разумеется, тоже нельзя.

— А со спутников можно? — проворчал неугомонный Гордон.

— Со спутников, с Луны, с Венеры, с Марса—ради Бога, правила эти придумал не я, и потрудитесь воспринимать их как должное, дамы и господа. Цирк понравился?

Понравился. Даже Люси кисло улыбнулась, а Коганы принялись наперебой расхваливать Леночку, заодно и осведомившись, как ее лучше отблагодарить.

— Советую, дамы и господа, скинуться по два-три доллара и купить ей в «Березке» какую-нибудь блузку или босоножки, только размер заранее спросите. Кроме того, советские переводчицы бывают очень благодарны за колготки, так что если кто захватил лишнюю пару...

— Может, лучше тогда просто деньгами? — осведомилась Агата.

— Денег переводчики не берут.

— Я так и думала, — воспряла Хэлен, — еще бы! Та же самая Лена — она ведь комсомолка, у нее есть своя гордость...

— Буду ждать вас в ресторане в полпервого, — оборвал ее Марк. — Приятной поездки.

Добрых четверть часа прорылся несчастный профессор Уайтфилд в своем чемодане. Калькулятор нашелся сразу, но «Лизунцы» бесследно исчезли.

— Противная история, — сказал Марк, когда они вышли из гостиницы в парк, продуваемый морским ветерком.— Очень противная. Остается надеяться, что все произошло случайно.

— У чемодана отличные замки, — возразил профессор. — Сам по себе он никогда не откроется.

— Больше ничего не пропало? Тряпки, западные штучки — все цело?

— Все на месте.

— Да, говорил же я Люси, что в Советском Союзе нет воровства. Не пугайтесь, Берт. Мой — и ваш — умный товарищ Иван уверяет, что до самой последней возможности следует видеть в неприятностях проявление мировой энтропии, а не чьего-то злого умысла. Только будьте поосторожней, ладно?

— Вы тоже будьте поосторожней, Марк, — вздохнул профессор и пояснил, что Хэлен с Люси за завтраком уже прохаживались по поводу...— Ну, вы знаете, по какому поводу, Марк. Вы действительно скоро собираетесь жениться?

— Да. — Марк вздрогнул. — А какое их собачье дело?

— Это вы у них спросите. Между прочим, извините, что я лезу в ваши дела... Невесты вашей не имею удовольствия знать, а Клэр, конечно, редкая женщина. Хотя, — он усмехнулся, — я принципиально против подобных историй.

— Не из религиозных, я надеюсь, соображений?

— Я атеист. Просто я немного узнал вас за эти дни, Марк. У вас очень небольшой запас прочности. Вы понимаете, о чем я?

— Понимаю,— медленно сказал Марк.— Только я всегда считал наоборот.

— По-моему, не тот случай. — Профессор смотрел в сторону, где гипсовая посеребренная крестьянка протягивала к небу толстого младенца. Гипс потрескался, из мощного запястья скульптуры торчал кусок ржавой арматуры. — Не тот случай, когда гарантированное расставание навсегда — преимущество. Но простите еще раз, хорошо? Сам не знаю, зачем я все это говорю...

Ни единого солнечного луча не пробивалось сквозь плотные гостиничные шторы. Отворив дверь, Клэр снова юркнула в постель, до подбородка натянув простыню.

— Я проспала экскурсию, да? — протянула она жалобно.— Умираю, спать хочу. Отвернись. — За спиною у Марка послышалось шуршание одежды, видимо, собираемой в охапку.—Можешь повернуться!—раздалось сквозь плеск воды из ванной.

В номере стоял такой же кавардак, как у Марка, зато стол украшали три розы — по преступному небрежению хозяйки, впрочем, не освобожденные от целлофановой обертки и тугой проволоки и оттого начавшие уже увядать. Он попросил у вернувшейся в комнату Клэр ножницы.

— Мне самой их жалко, но я вчера так и не смогла развернуть. Шипастые такие. Тебе хорошо, ты в самолете отоспишься, а я не умею. Посадишь меня у окна, хорошо?

Поставив освобожденные розы обратно в казенный кувшин, Марк раздвинул шторы, распахнул настежь окно и балконную дверь. Яркие фигурки внизу брели к морю, рассыпались по серым камням, галдели, молчали.

— Берт прочел мне небольшую лекцию,— сказал Марк.— О том, как недопустимо примешивать чувства к курортным романам.

— И я так считаю. Заявился ко мне с утра пораньше в нарушение всех приличий...

— Чемоданы надо паковать.— Он обнял Клэр.— И вообще... Они засмеялись, а сердца у обоих снова частили, и безучастное солнце заливало комнатушку.

— Пора собираться. — Он продолжал обнимать Клэр. — У меня тоже все в беспорядке...

Спустился он в свой номер, однако, не скоро и вместо сборов попросту покидал все вещи в чемодан — да и заспешил на первый этаж встречать американцев, вдоволь нахлебавшихся чаю на образцово-показательной плантации.

Пора было и в дорогу. В кармане у Марка шуршала смятая телеграмма из Москвы: «ЖДИ ПИСЬМА ТБИЛИСИ ПОЧЕМУ НЕ ЗВОНИШЬ ЛЮБЛЮ СКУЧАЮ СВЕТА». Потому и не звоню, что курортный сезон дорогая, телефонного разговора надо ждать несколько часов, а знаешь сколько у меня забот на маршруте! Не дай Бог, взбредет ей в голову по звонить ему самой — в Тбилиси, в Ташкент ли. О чем разговаривать? И как?

— Поехали! — бросил он шоферу и отыскал глазами Клэр — та ответила ему долгим, без улыбки взглядом. За обычным гвалтом никто не заметил этого беззвучного разговора, а старательная Леночка все загибал пальцы, теперь уже на другой руке, перечисляя какие-то безумные общественные фонды потребления. Выходя из автобуса, Руфь протянула ей небольшой пластиковый пакет — и тут наступил хорошо знакомый Марк приступ нерешительности. Пришлось ему, безучастно насвистывая, отвернуться — только боковым зрением уловил он успешное завершение борьбы бедной девочки с самой собою. Взяла, куда она денется!