Макар Троичанин - И никаких ХУ!

Как только игра возобновилась, число юных болельщиков стало убывать, а число юных футболистов соответственно увеличиваться. И стоило старшим приблизиться к забрахмапутренным воротам, как из-за них на помощь бросались все, кто болел за воротами, и борьба за мяч напоминала свалку, из которой старшие выбирались без мяча и с помятыми боками и набитыми ногами.

- Не отпускайте далеко мяч, держитесь ближе к игрокам! – прокричал запалённый, запылённый и запотелый Валёк. – Играем в короткий пас!

- Ясно, - бодро откликнулся эрудированный Викентий Алексеевич. Он сразу сообразил: переходим к прессингу. Ну, держитесь, чилдрены, сейчас мы вам устроим тотальный Прессинг По всему Полю, и не какой-нибудь, а модерновый – Репейный: прицепимся репьём, и не будет вам свободного ходу, дегенератики. Это будет настоящий мастерский ТриПеэР!

И устроили! Прирепейнились! Один к одному! А остальные сорванята свободно расстреливали бедного Циркуля, и при счёте 1:9 пришлось прессинг снять и применить систему Станиславского в ужесточённом виде, поскольку нервы старших были на пределе. Особенно старался отец двоих малолеток – Старче. Он цепко и умело хватал молодняк за майки и рубашки, а то и за голые хрупкие плечи и отшвыривал шкетов от мяча как бездушных манекенов. Силовым приёмом завладев мячом, капитан, не медля, отбивал его куда попало и, как правило, попадал опять вездесущим пацанам. Не отставал в борьбе за мяч от старшего и Кинг-Конг, разъярённо рыча и вздыбливая намокшую от пота шерсть. Царевич больше работал мощным корпусом, ловко заваливая сразу по два огольца. А Циркуль, отключившись от реальности, автоматически складывался и раскладывался с громким щёлканьем конечностей при каждом приближении метких гаврошей. Игра пошла без всяких правил, шансы взрослых стали явно предпочтительнее, и они их умело использовали. Вот Валёк, воспользовавшись тем, что Фигаро оттащил от него персональных опекунов, опять дальним ударом под перекладину, в мёртвое пространство для вратарей-коротышей, сократил разрыв в неприличном счёте. Следом Макс неожиданно для юных, воспользовавшись своим привилегированным судейским статусом, забил третий гол и, как ни канючили младшие, что нечестно, засчитал его в пользу старших. 3:9. Можно и вздохнуть посвободнее, расслабиться слегка и… пропустить, несмотря на отчаянные приёмы регби, два мяча в свои ворота. 3:11. Не выдержав позорного разгрома любимой команды, на поле фурией выскочила на помощь, как сделал бы любой преданный фанат, Земфира, стремительно прорвалась к мячу, оставляя за собой попадавших соперников, ухватила его руками и, подняв высоко над головой, чтобы юные нахалы не вырвали, непреклонно проорала:

- Пенальти за грубую игру! – и, не слушая воплей без вины виноватых, вошла в их штрафную площадку, установила мяч в пяти метрах от ворот, надавав веских подзатыльников мешавшим пацанам, и, не разбегаясь, чтобы не умыкнули резиновый снаряд, вмазала по нему что было силы! Вратари еле успели отвернуться и заслонить руками лица от летящей впереди туфли с острым каблуком, а мяч спокойненько вкатился в ворота. Вот это гол! 4:11! Воодушевлённые успехом викешцы дружно ушли в глухую чрезвычайную массированную оборону – ЧМО, отпихиваясь от оборзевших гавриков, отпинывая мяч на все четыре стороны и умирая от изнеможения. Всем до чёртиков надоел изнуряющий кордефутбол, хотелось лечь и забыть про всё, особенно про неприличный счёт.

Викентий Алексеевич тоже внёс в него посильную лепту, правда, его гол не был решающим, как хотелось, но последним и не в чужие ворота, а в свои. Конечно, так получилось не намеренно, а случайно, от неудачной срезки, но всё равно обидно и стыдно. После этого автогола Валёк остановил игру. Удручённый антигерой, с трудом передвигая задубевшие ноги, поплёлся, опустив голову, к скамейкам, стараясь забыть о своей ложке дёгтя в общую бочку, и даже гаденько радовался, что он не капитан и не исполнительный директор, а рядовой спортсмен, и с него взятки гладки. И плёлся как-то несуразно: правая нога при каждом шаге рефлексивно выдвигалась чуть дальше левой и вывёртывалась внутренней щёчкой вперёд, как при ударе. Когда заметил, то даже испугался: доигрался, идиот, мало того, что мозги вывихнуты, так и ногу вдобавок – рупь пять, три с полтиной.

У скамеек, заваленных одеждой, прямо на затоптанной траве уже валялись живые трупы научных работников с закрытыми глазами и впалыми мертвецкими щеками. У Макса на месте живота обозначился небольшой кратер. Викентий Алексеевич и свой труп осторожно положил рядом, смежил веки и втянул щёки и почувствовал, как от ног приятно отливает скованность, всё тело расслабилось, и он, приподнявшись над землёй, плавно закачался в прохладном воздухе уходящего вечера. Утомлённое солнце нежно прощалось с крышами домов, падая в переулок, и ему на смену уже появились вспыхнувшие фонари. Над всем спортлежбищем густо поднимался потный смог, концентрируясь, оседал мутными каплями на траве, и та, отравленная, скручивалась и увядала. Во всём затемнённом мире царили нега и нирвана.

Если бы не смешки и не шумная возня кучки победителей, из любопытства оставшихся со взрослыми и не имеющих ещё понятия ни о физической, ни, тем более, о моральной усталости. И глухие бормотанья энергичной Земфиры, причитающей над мерно и редко вздымающимся и опадающим кратером.

- Молодцы, мальчики, - похвалила дядей Мамма-мия, нарушив болезненную дремоту. – Вы хотя и проиграли, но победили, - сделала парадоксальный вывод, заставивший зашевелиться проигравших победителей. – Вы победили себя, а это намного труднее и ценнее любого другого выигрыша. – И все стали бодро подниматься на мозолистые зады, кряхтя и отдуваясь. – Да и проигрыш для первого в жизни матча против опытной команды не так уж велик, всего-то 4:8.

- Не 4:8! – наперебой возмутились пацаны. – 15:2 не хотите?

Против такой несовершеннолетней наглости восстали все сидящие дяди, и завязалась ожесточённая перепалка с упоминанием невоспитанности, бессовестности и – сами такие! – закончившаяся, однако, консенсусом: дяди считали, что проиграли со своим счётом, а пацаны, что выиграли со своим. Достигнутое миролюбивое соглашение ещё больше укрепилось после того, как Макс, подёргав левой ноздрёй, проворно подполз к разномастной – белобрысо-брюнетисто-рыжей – троице, над которой украдкой поднимались экономные колечки благоухающего дымка, и шёпотом попросил, предостерегающе приложив вертикально палец к губам:

- Дай закурить!

Белобрысый, не жмотясь, уважил стрелка и выдал попрошайке из новенькой пачки целых две бондихи. Дядя тайком прикурил, блаженно затянулся, прикрыв глаза, медленно выпустил дым через нос и отполз от благодателей, прикрывая ладонью от постороннего женского взгляда драгоценную отраву. Но глазастая Земфира всё равно увидела, приятельски улыбнувшись, а Марья Ивановна не глядела, тактично отвернувшись, чтобы не смущать переодевающихся мужчин. Макс толкнул Циркуля в бок и передал ему зажжённую сигарету вместе с целой. Двух как раз хватило на приличную затяжку всей команды.