Макар Троичанин - И никаких ХУ!

Проводив глазами товарища, викешенцы стали готовиться к отмщению. Собственно, готовились не они, а женщины, выстраивающие непробиваемую стенку в пяти метрах от мяча. Все повернулись лицами к вратарихе, слушая её команды, куда подвинуться, и у собирающегося пробивать штрафной Викентия Алексеевича зарябило в глазах от обилия мощных соблазнительных задов, выпукло обтянутых трусами. В другое время и в другом месте, где-нибудь, где его бы не видели, он обязательно произвёл бы обстоятельную классификацию достоинств и недостатков каждого, но здесь, на виду у многочисленных соглядатаев, как-то неудобно не только анализировать, но и долго задерживаться взглядом, хотя и очень хотелось. Он стыдливо поднял затуманившийся взгляд на уровень плеч и – о, ужас! – все повернулись к нему ещё и бюстами, выставив дополнительно к задам не менее соблазнительно обтянутые подмоченными потом майками груди. Вот это стенка! Викентий Алексеевич ошалело помотал головой и, оглядев стенку с головы до ног, успокоился. Оказывается, зады они повернули назад, а он, смущаясь, не заметил. Так недолго и чокнуться! Ноги у него почему-то дрожали, и он крикнул судье, что согласен на семь метров, тот, измучавшись с уговорами, удовлетворённо свистнул, а пробивала ковырнул мяч в сторону от стенки свободному Старче. Непробиваемая стена, сложенная из мощнейших задов и грудей, мгновенно рассыпалась, и обладательницы соблазнительных телоблоков сгрудились, сбедрились, сзадились на своей штрафной так плотно, что не только прорваться с ходу, но и пройти с мячом, не толкаясь, было невозможно. Понадеявшись на свою массу и силу, Старче двинулся напролом. Он пробросил мяч правой ногой мимо ближайшей защитницы, левой перескочил через выдвинутую ногу и, продвинувшись на метр, пихнул плечом в плечо. Ослабевшая защитница, не устояв на ногах, повалилась на стоявшую сзади подругу, та – на следующую, а следующая – на последующую, и так повалились вчетвером как костяшки в домино. Прибежавший судья свистнул четыре раза и показал, что назначает четыре штрафных по числу поваленных. Никто не стал спорить, поскольку никто не знал нововведений в незыблемых с прошлого века правилах. Анна разбежалась и сильно пробила первый мяч, который прямиком попал к Вахтангу. Эрудированный судья свистнул, отобрав у него мяч, и поднял два пальца, разрешив Анне второй удар. Второй, тоже сильный и дальний, перехватил Царевич. И снова свисток, и теперь уже три пальца, и длинный пас Анны в направлении активной восьмёрочки. Но и на этот раз мяч не дошёл до адресата, перехваченный бдительным Старче. Тогда Анна четвёртый и последний отдала накоротке десятке, та – восьмёрке, а она – Анне, и пошли они втроём с короткой распасовкой мимо расслабившихся викешенцев. Вошли в штрафную, и, если бы не надёжный Василий, бросившийся ногами вперёд и прервавший передачу Анне для последнего и верного удара, быть бы мужчинам битыми. Но мяч от надёжной ноги каттеноччио отскочил в сторону десятки и, поскольку летел в шаге от неё и выше пояса, она в досаде, что верная атака сорвана, остановила его рукой. Пришлось и судье с досадой на явное и умышленное нарушение правил прореагировать и назначить одинарный штрафной теперь уже в другую сторону. Штрафной, который ничего не решал и не был опасен. Аннаконды даже вышли из своей штрафной, зная, что от удара Викентия Алексеевича мяч дальше центральной линии не улетит.

По иному думал сам Викентий Алексеевич. Марья Ивановна, встав на скамейку, кричала: «Пя-я-ть!» и показывала, как судья, пять растопыренных пальцев. «Осталось пять минут» - догадался Викентий Алексеевич. – «Всего лишь пять коротких минут!». Он должен сделать что-то экстраординарное. Зрители, у которых на дополнительное время не осталось ни питья, ни пакетированной забугорной отравиловки, ни, тем более, бабок, стали активно валом покидать стадион, оставив только абсолютно неприкаянных, у которых и дома нет, и делать дома нечего или, наоборот, дел невпроворот. Викентий Алексеевич сосредоточился, весь уйдя в себя и в удар, с длинного разбега что есть силы вмазал по мячу и что есть духу, не видя ничего, кроме далёких чужих ворот, помчался к ним так, что тряслась голова и прыгало видеоизображение в глазах. Домчавшись как на крыльях до пенальтиевой отметки, он обернулся и увидел несущийся на него полого с высоты мяч. «Я его обогнал!» - мелькнула вполне реальная мысль и унеслась в сторону. Он втянул голову в плечи, пружинисто укоротился и, резко удлинившись при встрече с падающим мячом, послал его головой в угол ворот. Неберущийся мяч, чиркнув по боковой стойке и перекладине, точнёхонько угодил в левую от вратарихи лузу. Потом, после матча, когда ему объяснили, что со штрафного удара мяч принял Фигаро, выждал, пока рванувшийся вперёд плеймекер дотрусит до штрафной, и удачно отпасовал ему прямо на голову, Викентий Алексеевич не поверил. Но это потом, а пока, после его победного гола, он в изнеможении рухнул на колени и, подняв руки к небу, молча благодарил неизвестного покровителя преданных любителей футбола за незабываемое мгновение счастья, за которое не жалко отдать не только диссертацию и монографию, но и все годы супружеской жизни. 4:3! К нему подбежали и тоже встали на благодарственный молебен, фамильярно хлопая директора по плечам, спине и голове, его лучшие в мире друзья и соратники по команде и институту. Подошёл и судья с пачкой жёлтых карточек, требуя продолжать игру, ставшую бессмысленной. Поняла это, наконец, и Анна, зло бросившая проходившему мимо Викентию Алексеевичу:

- Сантехники! Плебеи! Ничего джентльменского!

Но он ничего не слышал, ничего не понял и улыбнулся ей, даря переполнявшее счастье.

Скорый финальный свисток прервал бесполезное перепихивание мяча, женщины в слезах ушли в свой автобус, торжественная часть с чествованием победителей не состоялась, поскольку академики смылись, смылся и вице-распорядитель вместе с призами, предназначенными не для той команды, зрители разошлись. Викешенцы вместе со своими женщинами собрались в центре поля в тесный шаманский круг, обнялись за плечи, постояли с минуту, радуясь победе и друг другу, разом подняли правые руки с крепко сжатыми кулаками и прокричали всей вселенной:

- И никаких ХУ!

- 6 –

Молодой мужчина лет сорока или чуть больше, спортивного телосложения, с властными чертами лица уверенно толкнул вертящуюся остеклённую дверь в пластиковый вестибюль известного всем и всюду НИИ коммунального хозяйства, приветливо кивнул седовласой вахтёрше, охраняющей покой постоянно думающих учёных, легко взбежал по широкой лестнице на второй этаж, упругим шагом вошёл в приёмную со скромной табличкой на дверях: «Директор», поздоровался с секретаршей с внешним видом чудом сохранившегося аристократического реликта и проследовал в кабинет. По зелёной ковровой дорожке привычно прошагал к массивному двухтумбовому столу, любовно оглядел компьютер новейшей модели и мини-бар, сверкающий цветной радугой, включил внутреннюю связь и приказал в микрофон: