Ева Софман - Солнце в зрачках

Анджей неопределённо пожал плечами.

— Вам помочь…

— Да я сама перейду. О, как раз зелёный наш.

— Как вы…

— Слышу, как машины останавливаются. Ещё обычно — как люди идут.

Тросточка пересчитали полоски пешеходной "зебры" и благополучно застучала по тротуару.

— А я вспомнила, бабушка мне о вас рассказывала.

— В связи с чем, интересно?

— Чаще всего — вспоминая молодость. И зрелость. Вашей семье там довольно большая роль отведена. Она говорила, что вы бухгалтер в какой-то крупной фирме…

— Аудитор. В КПМГ. Это международная аудиторская компания. Замыкает "Большую Четвёрку". Ну, так называют четыре крупнейшие в мире компании, предоставляющие аудиторские и консалтинговые услуги…

Он осёкся — лицо рыжей стало отчего-то невероятно печальным.

— Наверное, это не лучшая…

— Грустно всё-таки.

— Что грустно?

— Вы же музыкальную школу закончили. И бабушка говорила, что вы рассказы писали, и у вас неплохо получалось. Их не печатали, конечно, но… А слушаю вас — и вижу действительно аудитора.

— Видите?

— Ну вот. Вы даже уточнили именно это, а не то, что я имею в виду, хотя именно это и не поняли…

Анджей смутился. Потом вдруг почувствовал раздражение.

— А я вижу, — сказала рыжая. — Да, я вижу. Только не так, как вы.

Дальше шли молча. Рыжая — думая о чём-то своём, Анджей — время от времени выражая свою досаду укоризненными взглядами, которых девушка всё равно не замечала. Наверное.

Метроном трости на девять ударов зазвучал гулче под арочной подворотней, ведущей во двор.

— Пришли, — уже у подъезда, поднявшись на первую ступеньку крыльца, сказал Анджей.

Она кивнула. Задумчиво убрала за ухо липнущую ко лбу медовую прядь — чуть не до плеч волнистые волосы успели пропитаться моросью насквозь.

— Почему вы выбрали эту работу? — спросила Полина. — Почему именно эту?

Анджей так и не успел до конца сунуть руку в карман, чтобы достать ключи.

— Работа не хуже других, — наконец ответил он. — Да нет, лучше, намного лучше. Это отличная работа. Многие хотели бы оказаться на моём месте.

— И вам она нравится?

— Что за вопрос? Конечно, нравится.

Рыжая внимательно смотрела на него. Нет, не смотрела, конечно…

Анджею не раз приходилось слышать слова "лучистые глаза", но в реальной жизни видеть таких глаз как-то не довелось. Глазам не свойственно лучиться — если только отражая свет солнечных или лунных лучей. Но её слепые, слепые глаза будто действительно светились внутренним, невероятно тёплым светом.

Девушка медленно кивнула, отвернулась вроде — но тут же обернулась через плечо.

— У вас ведь всё будет хорошо, правда?

— Что вы…

Но рыжая уже стучала тросточкой по асфальту, оставляя Анджея удивлённо смотреть ей вслед.

…а дома он будет пить виски, стуча донышком бутылки об стол, и "блэк лейбл" пойло от "Джонни Уокер", лизнув горлышко, будет соскальзывать вниз. Будет пить залпом и морщиться — он не переносит ничего крепче кагора и ненавидит скотч, но два стакана — проверенное средство, чтобы забыться.

"У вас всё будет хорошо, правда?"

И что эта рыжая хотела сказать?.. Хотя — будто так важно, что именно хотела сказать глупая семнадцатилетняя девочка… Нет. Не глупая. Может, блаженная слегка — но не глупая. А может, и не блаженная, просто семнадцатилетняя. Семнадцать лет — самый возраст для безобидных чудачеств… Потому что потом наступает восемнадцать — когда эти чудачества вдруг перестают казаться окружающим безобидными.

Но если всё равно — почему так хочется забыться?..

"И вам она нравится?"

…привычно приглушив свет настольной лампы, откинется назад, прямо поверх одеяла, с силой проведёт рукой по волосам, рассеянно задержит её на затылке — да так и оставит за головой…

Зачем она это сделала?

А кокон восхитительной успокаивающей лжи казался таким надёжным. Окружающим — тоже, но в первую очередь — себе.

Признаться в том, что давно забыл…

Зачем она это сделала? Ещё бы об аварии напомнила…

…взгляд машинально нашарит разбитый пейджер на полке — почему он так и не смог от него избавиться, хотя первым делом должен был…

Четыре шага до рояля. Три шага до двери. Два шага…

Шаг.

…давно он об этом не думал…

Девять шагов и ещё один.

Девять ударов сердца.

Девять секунд, за которые он разрушил свою жизнь…

Анджей закрыл глаза.

— Вы домой собираетесь или как?

Анджей взглянул на уборщицу, сердито подбоченившуюся в дверях, потом на часы, оттикивавшие двадцатую минуту девятого часа вечера.

— Да, я заработался, — мирно ответил он, захлопнув очередную бухгалтерскую книгу. — Уже ухожу.

На улице крупные капли дождя танцевали на мокрых кленовых листьях, прыгали рябью по ручейкам на асфальте. Ливень отбивал чечёточный ритм на чёрной ткани зонта, пока Анджей шёл до метро. Когда же вышел — ночь накрывала звёздной пылью пронзительную синеву прозрачного неба.

Когда Анджей подходил к повороту, не было флейты, не было стука трости, не было её голоса. Но почему-то за миг до того, как повернуть, он вдруг понял, что рыжая там.

Она стояла, вскинув голову к небу, сунув руки в карманы. Чёрный футляр перекинут через плечо, тросточка лежит на лавке поодаль. Оранжевый свет фонарей расплывался в зеркалах луж, и казалось, что, резонируя фонарям, её волосы тоже светятся.

— Добрая ночь, — сказала она, когда Анджей подошёл ближе.

— Добрая. И что вы здесь делаете так поздно?

— Слушаю. И жду вас.

— Меня?

— Опять вы спрашиваете о той вещи, которая вам куда более понятна.

Анджей вздохнул:

— И что же вы слушаете?

— Ночь. Дождь. Город. Молчание звёзд.

Анджей как-то невесело улыбнулся:

— Знаете, никак не могу избавиться от ощущения, что вы инопланетянка.

— А вы никогда не шли по ночным улицам просто так? Не бродили по городу, не смотрели на звёзды, не мерили шагами лужи?

Анджей помедлил с ответом.

— Ну, когда был семнадцатилетним…

— В таком случае вы тоже инопланетянин. Когда ты не можешь видеть — что тебе ещё остаётся, кроме как слушать?

— Вы же говорили, что видите.

— На эти вещи моё видение не распространяется. И я думала, что вы воздержитесь от ехидства.

— Да… Простите.

Рыжая кивнула.

— Что бы мне сейчас хотелось послушать, — сказала она, — так это море.

— Почему?

— Я была на море всего раз, когда ещё видела. Мне было пять. Но я до сих пор помню…

Девушка смотрела в глубину неба слепыми глазами. Лучистыми… Как могут быть слепые глаза такими прозрачными и сияющими, на аквамарины чем-то похожими? Или на водную гладь в солнечный день… Будто когда-то глядя на море, она знала, что больше никогда его не увидит, и решила память о нём оставить в своих глазах.