Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2

- Я знал одного председателя колхоза, русского, - вспомнил Владимир Ивана Ивановича Горбова, - который руководил хозяйством со дня образования, но так и не прижился, постоянно добиваясь освобождения и возвращения в Россию. Он понимал и любил сельское дело, много заботился о селянах, его уважали, даже считали своим, но корней, как вы выражаетесь, не было, как не стало и общей культуры. Мне кажется, русским здесь нелегко. Лучше, всё же, жить среди своего народа и знать и помнить, какого ты рода-племени, - выдал он свою неутихающую боль. – Я думаю, что сначала надо обустроить свой народ, которому обязан существованием, а потом браться и за межнациональные дела. В этом я согласен с Александром.

- Смотри-ка ты: объединение наций, - прокомментировал удивлённый репликой молчуна Сергей Иванович.

- Он хочет в этом идти своим путём, почему бы и нет? – закончил мысль в пользу национального врага Владимир. Как бы он хотел быть сейчас в Германии и, как Сашка, помогать своему народу – своему, даже если он не немец – избавляться от комплекса побеждённого и униженного, вместе со всеми снова учиться радоваться жизни и строить, строить, строить… Будет ли это когда?

Сергей Иванович хлопнул ладонью по колену, как-то неопределённо хмыкнул и согласился, старательно пряча обиду:

- Ты прав: нечего мне, старому сморчку, встревать в дела молодых.

- Зря ты так, дядя Серёжа, - искренне огорчился Сашка, и на гладкой глянцевой коже его щёк отчётливо выступили алые пятна румянца совсем не банного жара. – Я внимательно слушаю всё, что ты говоришь. Кроме, как с тобой, мне и посоветоваться не с кем.

Дядя Серёжа помолчал, прогоняя обиду и понимая, что молодой сосед окончательно избрал свою особую дорогу к народу, отличную от той, которой шёл он сам, свято веря в интернационал и считая, что она единственно верная. Придётся потратить немало сил, чтобы подправить уклониста. Голубые девичьи глаза его посветлели, и он прежним добродушным баском закамуфлировал свой срыв.

- Не обращайте внимания на старческое брюзжание: всё никак не отойду после смерти Насти. – Он начал было подниматься, но опять присел. – Что сказал врач?

Вставший Сашка потупился, ответил неохотно:

- Пугает. Говорит, что видны нехорошие потемнения верхушек обоих лёгких. Издевается: ешь, говорит, побольше сала, масла, баранины, мёда, не простужайся, держи ноги и грудь в тепле. – Больной усмехнулся несуразности врачебного рецепта. – Хорошо бы, советует, побыть с месячишко где-нибудь в Крыму или на Балтике под Ленинградом, подышать тамошним озоном от вековых сосен и тёплым солёным морским воздухом.

Сергей Иванович задумался. Все морские курорты и санатории разрушены и не действуют, а чтобы попасть в рекомендованные целительные края, нужны деньги и куча справок-пропусков, но главное – деньги, а их-то и нет: все скудные сбережения ушли на похороны жены.

- Мёда я тебе по старым партизанским связям добуду, сала купим, а ты не хорохорься – врач зря не посоветует, бережись. И больше в парилку жечь лёгкие не пущу, - он поднялся, наконец, и, опираясь на палки, заковылял в дом к запланированному послебанному чаепитию.

В небольшом новом доме были две комнаты с высокими потолками и кухня с большой печью, оштукатуренные и побеленные стены, крашеные полы и просторная веранда с большими решётчатыми рамами, выходящими в молодой сад. Вся деревянная мебель, включая широкую кровать в спальне, жёсткий диван в гостиной, столы, два кресла, табуреты, шкафы и полки, была изготовлена вручную и покрыта олифой. Было очень чисто и опрятно. На самодельные узорчатые дорожки не хотелось лишний раз наступать. Перехватив оценивающий взгляд Владимира, хозяин похвастал:

- Партизаны мои отгрохали. Некоторые националисты, - он лукаво стрельнул голубым огнём в сторону Сашки, - тоже помогали. Сойдёт?

- Очень даже, - искренне ответил будущий квартирант, вспомнив низкие потолки, закопчённые осыпающиеся стены, скрипящие облезлые полы и разваливающуюся дымящую печь дяди Лёшиного дома.

- Правда, уединиться с кем-нибудь, скажем – с женщиной, трудновато: тесно, - со значением не скрыл малого недостатка любимого жилища Сергей Иванович.

- Исключено, - понял намёк Владимир, не чаявший избавиться от липких пут любвеобильной Марины.

Квартиродатель удовлетворённо кашлянул и прошёл на кухню к небольшому чистому голому столу, придвинутому к окну, сел за его торец у печки, вероятно, на своё постоянное место и предложил гостям:

- Размещайтесь. Саша, покомандуй.

Пили очень горячий травяной чай из большого чайника, заедая тоненькими оладьями, обмакивая их в тёмно-коричневую свекольную патоку.

- Тебе, может быть, чего покрепче? – испытующе посмотрел на нового гостя хозяин.

- Я не пью, - отказался тот, слегка покраснев от неполной правды.

- Ну, дядя Серёжа, - весело воскликнул Сашка, - тебе вдвойне повезло! Берёшь не мужика, а красную девицу.

- Курить – на улице, - продолжил перечислять ограничения хозяин.

- Не курю, - дополнил свои достоинства Владимир и, прикоснувшись ладонью к голове, объяснил, - контузия.

Сашка весело рассмеялся, переводя взгляд с одного на другого и радуясь, что причин для несовместимости нет. А Сергей Иванович подумал, что и этот, внешне здоровый и крепкий парень, не обойдён войной и, может быть, навсегда лишён радости запретных для него вредных мужских привычек. Он допил домашнее зелье, отодвинул кружку, отёр широкой ладонью пот со лба и шумно выдохнул, давая понять, что – всё, полон под завязку. Молодёжь последовала его примеру, скромно оставив на тарелке одну сиротливую оладью.

- Ты что, посиделки организовал? – обратился дядя Серёжа к всё ещё улыбающемуся Сашке, довольному, что свёл вместе сидящих рядом. – Парни и девчата так и валят к тебе по вечерам.

- Так уж и валят! – согнал улыбку с лица пойманный с поличным организатор. – Приходят несколько друзей, читаем, обмениваемся мнениями, рассуждаем, как жить, как стать полезными народу…

- Есть какая-то тематика?

- Да нет, ничего особенного… Пытаемся изучать историю Белой Руси, обычаи, верования, обряды, праздники, фольклор, в общем, всё то, что так или иначе характеризует национальные черты нашего народа. У нас правило: говорить только на белорусской мове, - Сашка потупился, рассказывая о сокровенном, оперся локтем одной руки о столешницу, подперев ладонью щеку, а пальцами другой руки водил по столу, будто что-то собирая, хотя стол был чист. – Нет литературы. Городские библиотеки все разрушены, сгорели, остатки книг растащили или лежат под кирпичными завалами. Приходится ходить по базарам и выпрашивать у торговок семечками и табаком, кое-что прикупили на барахолке, выпросили у знакомых, соседей, но всё это не то – разрозненно и поверхностно, такая малость, что говорить о настоящем, углублённом изучении не приходится. Больше разговариваем, чем читаем.