Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

- Потому что был отгорожен от настоящей жизни, защищён от неё, привыкнув к регламентированным казарменным отношениям, - безжалостно определил Фёдор причину нравственного комфорта русского немца. – Ты перезрел в коконе, так и не став настоящей бабочкой. Вернувшись, увидишь, как тебе, незащищённому, в удобной Германии понятные немцы жестоко сомнут слабенькие крылья.

Владимир вздохнул, не в силах объяснить того, чего сам не понимал разумом.

- Однажды уже помяли – аж досюда долетел.

- Добавят, - пообещал щедрый брат. – Ты не приспособлен к свободному плаванию, а время научиться ушло. Стоит ли нарываться? Здесь, вдвоём, будет легче.

- Почти убедил, - улыбнувшись, согласился Владимир. – Я и сам в последнее время всё больше склонялся к тому, чтобы остаться, а порывистые желания выбраться в Германию – это, скорее, неуправляемые эмоциональные всплески, диктуемые страхом перед неведомыми переменами. Самому не хочется оставлять приличную работу, расставаться с очень хорошими людьми, с некоторыми из них почти сроднился, сошёлся близко, могу во всём положиться, опереться в трудную минуту, на тебя, например. Стыдно, что будучи, возможно, русским, воевал, выходит, против своих и продолжаю сейчас. Как подумаю, так хочется бежать без оглядки. А тут ещё Сашка… А так…

- А так остаётся одно: уезжать со мной осваивать Terra Incognita – неведомую землю восточной России, где легко затеряться и начать жизнь с листа, - подсказал Фёдор. – С соседом тебе, конечно, крупно не повезло, но и там, в американском лагере, вспомни, тоже не повезло с эсэсовцами, но ведь жив! Судьба пробует тебя на зубок – терпи и не сдавайся. Никогда не поздно начать всё с начала, надо уметь и не бояться обрубать концы, не оглядываясь. Едем?

Владимир как будто и не слышал всё более настойчивых предложений Немчина, не решаясь так сразу, без раскачки, без оглядки, прыжком сойти с одной дороги на другую. Если бы сейчас у него был выбор – Германия или Россия, он, наверное, вопреки разуму выбрал бы, всё же, первую.

- Ты знаешь, я здесь недолго, а начал привыкать к русским. Они мне перестали казаться, как поначалу, дикими и совершенно иными, чем мы, - уговаривал он сам себя, помогая Фёдору. – Конечно, пугает их непредсказуемость, раздражает неумение и нежелание думать и жить на перспективу, но восхищает предельная открытость и готовность на любую помощь. В них совершенно нет практического эгоизма…

- Не отчаивайся, - перебив, утешил Немчин, - пройдёт сотня-другая лет, и они станут такими же занудами, как твои немцы, если не вымрут под прессом европейской цивилизации, смердящей в тесноте загаженной Европы. – Немчин перешёл на раскладушку, усевшись поперёк и прислонившись спиной и затылком к стене. – Русские, верно, живут не так, как надо по понятиям всяких европейцев, а так, как хочется, ближе к законам природы, а не цивилизации, и если им чего-то не хочется – не делают, наплевав на практическую выгоду. Это-то больше всего и раздражает вас, немцев. Они, как и все народы, не поражённые насквозь заразой цивилизации, интуитивно исповедуют главный природный принцип жизни: береги себя.

- Это русские-то с их наисовременнейшим оружием и технологиями не цивилизованы? Победившие самую мощную армию в мире и освободившие цивилизованную Европу?

Фёдор потёрся затылком о стену, привольно вытянул длинные ноги, обутые в домашние тапочки.

- Ты не замёрз?

- Да нет, - поёживаясь, ответил Владимир, - ещё живой.

Немчин встал, отыскал в куче сложенной на полу, на газетах, одежды пушистый серый свитер с большим стоячим воротником на молнии, кинул гостю.

- На, облачайся: топить печь нечем, - а когда увидел, что тёплая одежда впору, добавил: - Носи, дарю.

- Нет, - отказался Владимир, хотя свитер ему очень понравился, - тебе в морозной Сибири самому понадобится.

- Тогда, вот, - Фёдор достал из чемодана небольшую коробочку, обтянутую бордовой тиснёной кожей, отщёлкнул изящную застёжку-замочек и показал внутренность, где в алом алькове покоилась бронзовая безопасная бритва с набором лезвий. На внутренней стороне крышки золотой готикой было выведено: «Sollinger». – Не вздумай отказаться: насмерть обидишь. Я хочу, чтобы она постоянно напоминала тебе о брате. Как и твои часы - мне о тебе.

- Спасибо, - зарозовел брат, впервые в жизни получивший дорогой подарок, да ещё от дорогого человека.

- Не томись за столом, не уведут твой «Студик», примащивайся рядом по-родственному. – Фёдор подвинулся на раскладушке, уступая место Владимиру, и когда тот осторожно сел, боясь, что деревянная времянка не выдержит, обхватил рукой за плечи. Сидеть так было не очень удобно, но очень и очень приятно.

- Да, немцы, несмотря даже на нашу шпионскую помощь, бездарно проиграли главную в своей истории войну, - вернулся Немчин к прерванной теме. – А как хорошо начали! Но и русским победа досталась нелегко – впору плакать кровавыми слезами: Пиррова победа. И одолели, скорее, массой, чем цивилизованным уменьем, выучкой и хорошим оружием, которое появилось в достатке только к середине бойни, когда Гитлер потерял большую часть техники и элитных войск. Владение современным оружием и военными технологиями ни о чём не говорит – это малая толика характеристик социального развития общества. Американские индейцы очень быстро и более эффективно, чем завоеватели, овладели винчестером, конём и засадой, но от этого не стали цивилизованнее, и до сих пор в резервациях, сотрясаемых промышленным и промтоварным бумом, живут по своим обычаям, хотя и используют предметы цивилизованного быта как полезные игрушки.

Фёдор убрал руку, и они сидели, тесно прижавшись плечами, и каждый хотел, чтобы так продолжалось вечно.

- Внутренний мир человека, его внутреннее состояние консервативны и не способны на революционные изменения.

- Ты хочешь сказать, что единожды приобретённая душа неизменна, что бы ни случилось?

- Да, - с силой глубокого внутреннего убеждения подтвердил Фёдор, - гены даются человеку при рождении раз и навсегда. Во всяком случае, эволюция души происходит значительно медленнее, чем эволюция внешнего мира. И ещё: прирождённый убийца или мошенник никогда не станет праведником, как бы ни сдерживал свои страсти, как и праведник никогда не опустится до уровня негодяя, как бы ни терзали тело. Иначе нарушится гармония природы, неподвластные нам законы её развития.

Всевышний с негодованием захлопнул досье подопытного, вызвав внезапные тайфуны, торнадо, землетрясения и вулканические извержения на земле и погубив массу невиновных людишек, ставших побочной жертвой небесного раздражения. Все мифологии отмечают нетерпимость, своеволие и гомерические страсти богов разного калибра. Родитель ничем не отличался от них. Да разве не обидно, что земные козявки не повинуются его воле, смеют противоречить, выдумывая свои объяснения судеб? Он нарочно дал подопытному порочного брата, а они, встретившись, договорились и смеют утверждать, что воля божья ничто по сравнению с волей природной энергетики, что раз данное – не отнимется, губят его опыт? Он даже не сразу сообразил, что пара в открытую, на его глазах и помимо его воли, меняет себя сама и не в худшую сторону, как он задумал, а в лучшую, изначально данную природой, очищая родительские гены от накипи суровой божьей жизни.