Александр Торин - Осенние рассказы

— Погружай! — командует комиссар, — размокшие мешки изрядно потяжелели, и мы с трудом переваливаем их через деревянные борта прицепа.

— А кто в хранилище это говно сгружать будет? — рыгает водитель. — Я уже сегодня наработался, мать вашу. Выделяй грузчиков, командир!

— Авдеенко, Горшков, — на погрузку, — командует комиссар.

Трактор ревет, проворачиваясь огромными колесами, и тащит забитый картошкой прицеп за собой. В прицепе поверх картошки сидят промокшие под дождем грузчики, посланные начальством на разгрузочные работы.

— Куда едешь, мать твою так, — в отчаянии кричит комиссар, но уже поздно. Трактор зависает над обрывом, неумолимо наклоняясь, и затем неспешно, словно в замедленной киносъемке, заваливается на бок, сползая в болотце.

— Сволочь пьяная, — Горшков успевает спрыгнуть на землю, измазавшись в земле, но Гришки Авдеенко не видно. Прицеп перевернулся, трактор тоже, и рассыпанная картошка покрывает толстым слоем землю.

— Авдеенко где? — кричит комиссар.

— В кузове он был, — Горшков дрожит от страха.

— Мужики, скорее, — мы, перепуганные до смерти, наваливаемся на деревянный бок прицепа, раскачивая его и пытаясь приподнять.

— От трактора отцепляй, — Сашка прыгает на металлические конструкции, поддевая заржавевший крюк. Прицеп поддается и переворачивается и мы с ужасом видим Гришку, лежащего со странно повернутой на бок головой. Из уголков его рта течет кровь, и рука неестественно откинута в сторону.

— Осторожно! — Сашка, скользя на мокрой, грязной картошке подбирается к нему. — Шею свернул, кажется, мать вашу! Деревня далеко? Его в больницу надо.

Комиссар растерян, он даже выронил свой металлический мегафон, руки у него дрожат, то ли ему жаль парня, то ли он боится получить выговор по партийной линии.

— Черт, не дышит. — Сашка прислоняется к губам Авдеенко и с отчаянием смотрит на нас. — Суки проклятые, ну что, зачем парня угробили?

— Студент Горшков, что вы себе позволяете? — комиссар начинает приходить в себя. — Налицо несчастный случай.

— Да пошел ты, мудак, — Сашка плачет.

— Ты выражения выбирай, сопляк! — комиссар сжимает кулаки.

— Ты что, сука, думаешь я тебя боюсь? — Сашка встает и идет вперед. — Да я в армии не таких как ты видел, да плевать я на вас всех хотел! Ты думаешь, мне ваш гавеный институт так уж и нужен? — Он уже в истерике, покрасневший и трясущийся от ярости. — Ну что, доигрались? Собрали урожайчик, мать вашу!

— А с водителем-то чего? — робко спрашивает какая-то девочка. Студенты в ужасе застыли, многие из них впервые видят перед собой смерть.

— Ух ты, мать твою, — Сашка кидается к перевернутому трактору, распахивая дверцу. Оттуда вываливается водитель, он стонет, лоб у него разбит, но судя по тому, что он пытается привстать, ничего серьезного с ним не произошло.

— Ну что, сука! Доигрался? — Сашка размахивается и наотмашь бьет его кулаком в лицо, разбивая нос.

— Уууу, — водитель совершенно пьян и пытается отползти в сторону, уже ничего не соображая.

— Человека угробил, сволочь! — Сашка звереет.

— Уберите этого десантника, черт возьми! — Комиссар кидается вперед со своими помощниками, заламывая Сашке руки.

— Ненавижу! — кричит Сашка, размазывая грязь по лицу, его оттаскивают в сторону.

— Милицию и врача вызвать надо, — комиссар мрачен, происшедшее не входило в его планы.

— Сейчас уже автобус из колхоза приехать должен. — Аспирант Семечкин испуган. — Надо бы его отсюда вынести, — он со страхом смотрит на вывернутую шею Авдеенко.

— Не трожь, пусть милиция разбирается, а то потом не докажем ничего.

Милицейский УАЗик с мигалкой застревает на поле, и мрачный лейтенант, по колени измазавшийся в грязи, записывает свидетельские показания. У лейтенанта простое, скуластое деревенское лицо. Идет холодный дождь, милиционер накинул брезентовый плащ. Застывшая фигура Гриши Авдеенко все так же безжизненно лежит посреди рассыпанного картофеля.

Откуда-то из-за поля приносят брезентовые носилки, машина Скорой Помощи тоже застряла где-то на подъездах, и Гришу кладут на них, пристегивая кожаным ремнем. Нелепая смерть товарища заставила всех забыть про социалистическое соревнование, ударная уборка урожая сорвана.

— Родителям сообщить надо, — комиссар мрачно вытирает лоб. — Семечкин, поезжай с лейтенантом в райцентр, в Москву позвонишь.

— Почему я? — Семечкин мрачно смотрит себе под ноги, и в воздухе сгущается неповиновение.

— Ну ладно, хрен с вами со всеми, не мужики, а размазня! — комиссар зло бросает мегафон на землю. — Я сам поеду, проследи, чтобы в лагере беспорядков не было, — он бредет к УАЗику, машина буксует, потом трогается с места, и уезжает.

— Ну что, ребята, — Семечкин грустен. — Пошли отсюда, сегодня переклички не будет, у нас в кладовке водки есть бутылок десять. Разбирайте, я разрешаю. Черт бы все побрал, — он качает головой. — Угораздило же парня…

На следующее утро дождь усиливается. Пахнет сыростью, мокрой травой и хвоей. Никто на работу не выходит. Койка Гриши Авдеенко аккуратно застелена, его рюкзак лежит около кровати, и никто не осмеливается к нему приблизиться.

— Студенты, — ревет громкоговоритель, — объявляется общий сбор. К нам приехал председатель колхоза, герой социалистического труда, народный депутат Ксения Гавриловна Семенова.

Подавленные, мы стоим под дождем на зацементированной площадке около подтекающего ржавой краской пионера, трубящего в свой выцветший горн.

— Товарищи студенты, — Ксения Гавриловна небольшого роста, в деревенских сапогах, с дегенеративным, пропитым лицом и с вертлявыми манерами. На груди у нее нелепо висит золотая звезда, раскачиваясь при каждом шаге. За ней следом ходит благонадежного вида мужичок, почему-то в лаковых черных ботинках, забрызганных колхозной грязью. — Вчера случилась страшная трагедия, я понимаю ваши чувства. Мне также, как и вам жаль этого парня, который отдал свою жизнь в битве за урожай. Я ведь тоже мать, у меня двое сыновей, они сейчас проходят службу в рядах Советской Армии, охраняя границы нашей родины. Недосмотрели мы, недостаточно проводили политическую работу среди наших рабочих. А всему виной пьянство!

Она многозначительно замолкает. Ее красное лицо совсем не заставляет предположить, что Ксения Гавриловна никогда не принимает внутрь алкоголя.

— Шофер этот пойдет в тюрьму, мы его сурово накажем. Но, что бы ни случилось, — она на секунду замолкает, — как бы не было нам тяжело, Родина ждет урожай. Поэтому я призываю к вашей советской, комсомольской, социалистической сознательности, не дайте пропасть народному достоянию на корню. В этом ваш гражданский долг.

— Наш гражданский долг — учиться. — Высокий, незнакомый мне парень сердито смотрит перед собой. — А ваш — выращивать и убирать урожай.