Александр Торин - Осенние рассказы

— А ты не храбрись. Клавдия обязательно заложит, посмотрим, что ты родителям скажешь.

— А, — ерунда, — отмахиваюсь я. — Ты мне лучше расскажи, куда свои секреты запрятала? Я же видел, как ты их в рощице хранила.

— Вот еще, дурак, — Ирка испугалась.

«Секреты» были нехитрым развлечением времен детства — лепестки одуванчиков, маленькие записочки с признаниями в любви, фантики от конфет — все это прикрывалось бутылочными осколками и закапывалось в потайных местах.

— Смотри, откопаю — все буду про тебя знать — дразнюсь я.

— Дурак. Смотри, кажется твой отец вернулся. Что-то рано сегодня.

На дороге показалась медицинская «Волга» с красным крестом. Обычно отец возвращался с работы на электричке, и я понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Ах, вот ты где, — отец дружелюбно подмигнул мне. — Ты только погляди, кого я привез!

Из скорой помощи вылез щупленький человечек с раскосыми глазами. Он был одет в серый официальный костюм с галстуком, который был ему великоват на пару размеров. Штанины волочились по земле, руки не вылезали из рукавов пиджака. Человечек покачивался и от него ощутимо пахло коньяком.

— Это товарищ Гуо, заместитель министра морского флота республики Вьетнам.

— Спасибо, — почему-то сказал Вьетнамский министр.

— А это Василий, дядька твой. Помнишь, как он тебя на руках носил?

— Здравствуйте, — оробел я.

— Ну, подрос-то как, — дядька стиснул меня и поцеловал, дыхнув коньячным перегаром. — Будущий моряк.

— Спасибо — снова невпопад сказал замминстра Гуо.

Дядька, источник бесконечных семейных легенд, усатый и пышущий жизнью, хулиган, голубятник и наполовину цыган. Несмотря на штатский костюм, Василий был настоящим адмиралом где-то во Владивостоке.

— Мама вернулась? — озабоченно спросил отец.

— Нет, она в магазин ушла.

— Да зачем нам она, — махнул рукой дядя Вася. Гуляем…

— Ух, завидую я тебе, — Ирка стояла с широко раскрытыми глазами. — Настоящий китаец.

— Он вьетнамец.

— Все равно иностранец. Я ни одного иностранца в жизни не видела.

— Это что за красотка, невеста твоя что ли? — захохотал дядя Вася.

— Да что вы… — Ира густо покраснела.

— Никаких возражений. Веди девушку домой, угощай. У нас коробка конфет с собой, и торт.

— Торт? — обрадовалась Ирка.

— Еще какой, — закатил глаза адмирал. — С розочками, такими красненькими… С кремом, орехами. Пойдешь?

— Ух ты, — сглотнула слюну Ира… — Пойду, конечно.

— Добрый вечер, добрый вечер, — суетилась Клавдия, завидев гостей. — Кстати, шельмец-то ваш отличился сегодня.

— Не сейчас, Клава, после, после, — отмахивался отец.

— Ну, как знаете. После, так после. Но вы имейте в виду, хулиган растет.

— Клава, — отец поморщился. — Давайте договоримся — детей мы будем воспитывать сами. А сейчас лучше поставьте чайник.

— Хорошо, — Клавдия поджала губы. — Как знаете. — Судя по всему, она сильно обиделась.

Включили проигрыватель. Пока мужчины пили за дружбу народов, речной и морской, военный и пассажирский флот, мы с Ирой попробовали коньяк из бокала. Коньяк обжег горло, мы покраснели и закашлялись.

Вьетнамца разморило и дядя Вася предложил его освежить. Министра на импровизированных носилках, сделанных из гамака отнесли к берегу и бросили в канал имени Москвы. Проснувшийся вьетнамец фыркал и плевался, наглотавшись тины, а дядька-адмирал выпил большой стакан коньяка и уплыл куда-то к фарватеру, где бескрайнюю гладь бороздили «Ракеты» на подводных крыльях и обычные речные трамвайчики.

Речному трамвайчику «Москва» было решительно все равно, кто попадется в его фарватере — адмирал Тихоокеанского флота, космонавт Валентина Терешкова, дача которой была неподалеку, собачка Стрелка, или даже сам Генеральный секретарь чего угодно — компартии или организации объединенных наций.

— Господи, утонет же, — переживала мама.

— Этот утонет, как же, — фыркал отец. — Он во время переправы через Днепр самогонки выпил и купаться полез. Капитан в него стрелял, думал сбежать хочет, немцы шпарили, почти никого в живых не осталось. А Василий выплыл. Он заговоренный.

И действительно, Василий вскоре вылез на берег, отфыркался и исполнил что-то среднее между «Цыганочкой» и «Лезгинкой»..

— Ну что, молодежь, не клюет?

Мы сидели на берегу с удочками. Клева не было и в помине.

— Не так ловите, засранцы, вот как надо ловить, — дядя Вася ловко выпил стакан коньячной жидкости и вылил остаток на полудохлого, размокшего червяка, который от дозы горючего начал извиваться словно грешник в аду, и забросил удочку в мутную воду. — Вот так, вот это по-нашему…

Как по-волшебству, на крючке вдруг оказался переливающийся золотом лещ.

— Фокус-покус, — односложно объяснил волшебство дядя Вася, и отжался раз двадцать. От него пахло коньяком и здоровой плотью.

В последний раз я видел дядьку году в восьмидесятом, вскоре после Олимпиады. Он поседел, но все так же пил коньяк стаканами и бурчал под нос песню про то, что врагу не сдается наш гордый «Варяг». Он пах хорошим одеколоном. Коньяк он принес с собой, да и закуску тоже.

До сих пор не знаю, что с ним стало после распада империи, всех нас разметало по поверхности шарика.

Клавдия нам отомстила. Через пару дней она поймала нас с Иркой с поличным во время кражи шоколадных конфет из кухонного шкафчика. В наказание нас повели на казнь пойманных мышек Да даже не мышек — мышат, маленьких, серых, дрожащих от ужаса, с глазками-бусинками. Мышата сидели в мышеловке рядом с уже ненужным кусочком сыра. На крыльце стояло наполненное водой оцинкованное ведро.

— Все из себя, умные, — ругалась Клавдия. — Делают что хотят, пьянствуют, китайца в канал уронили. Вот и дети у них такие же, распущенные. Ну-ка, идите сюда.

— Не надо, тетя Клава, — всхлипнула Ирка. — Мне их жалко, не надо, пожалуйста.

— А вот родителям все расскажу! Думаешь я не видела, как вы вино из стакана пробовали? У, бесстыжие. Давайте, открывайте дверку! — Клавдия схватила нас за руку и заставила онемевшими пальцами открыть какой-то замочек. Два беспомощных тельца плюхнулись в ведро, судорожно забили маленькими лапками и начали пускать пузыри. Сердце мое сжалось от ужаса, а Ирка заревела.

Вечером я рассказал обо всем маме. Она пошла ругаться с Клавдией, потом кто-то громко хлопнул дверью. Остаток лета я почти не запомнил, в памяти все слилось в какой-то калейдоскоп.

Лет через пятнадцать я был у друзей на студенческой свадьбе. Праздновали на чьей-то даче, добрались туда от электрички с трудом — начался сильный снегопад. Как всегда было людно, шумно и накурено.

Среди гостей была девушка с серыми глазами, я про себя обозвал ее «сероглазкой». Она слегка косила под хиппи: короткая челка, перчатки с отрезанными пальцами, длинные сапоги. Сероглазка таскала за собой в клетке белую мышь по кличке «Сэр Роджер», такой видимо у нее был творческий образ. Сэр Роджер суетливо ползал между кормушкой и колесиком-мельницей, которое он с увлечением крутил на забаву присутствующим. Еще запомнилось, что студенты упорно пытались напоить мыша вином.