Дэвид Гилмор - Потерянный среди домов

– Почему ты плачешь?

– Потому что это грустно! – взорвалась она. – Грустно, вот и все…

– Ничего. Ты привыкнешь к этому. – Я переступил с ноги на ногу. – Боже, не могу поверить, что это произошло.

Она посмотрела вдоль улицы. Я ждал, словно смертного приговора.

– Но это так и есть, – сказала она и вытерла глаза, а потом улыбнулась мне вроде как храброй улыбкой, как будто что-то ужасное произошло с нами обоими.

– Уверена? – спросил я, но теперь это вообще не прозвучало, как будто я сам знал, что я погубил себя.

– Да, – сказала она, теперь она точно была уверена.

– Ну, я предполагал…

Она не ответила.

– Думаю, мне лучше поискать себе новую подружку.

– Ты ее найдешь, – сказала она, и из всего, что она сказала, это было самое худшее. – Мне пора идти, – сказала она.

– Почему ты так холодно на все это реагируешь? – сказал я.

– Это не так. Я просто чувствую себя плохо из-за Митча.

– Он это выдержит.

– Я просто не знаю, что еще сказать.

– Ну, это совсем замечательно. После – сколько прошло, два месяца?

– Я говорила тебе. Полагаю, я просто еще не пережила Митча.

– Но может быть, переживешь… – Я остановился и неожиданно осознал, что не имеет никакого значения, что еще я скажу. Это не был школьный диспут, невозможно заставить кого-то полюбить тебя снова.

– Я ухожу, – сказал я.

– Хорошо, – сказала она.

– Прекрасно. Так что ты останешься с Митчем?

– Нет. Митч уходит домой. Он уже собирался уходить. Я шла с ним к его машине.

– Ты его целовала?

– Саймон, пожалуйста. Просто иди домой.

– Ты меня не любила, разве не так, Скарлет? Я хочу сказать, я даже не мог себе всего этого представить, разве нет?

– Ну конечно я тебя любила, – сказала она и коснулась моей руки, но у меня появилось такое чувство, что она делает это просто чтобы поторопить ход вещей.

Кончилось тем, что Митч отвез меня в дом тетки в машине своих родителей. Всю дорогу я болтал ни о чем, просто всякое дерьмо. Это было похоже на то, что на меня надвигается черный поезд, и, если я замолчу, он меня переедет.

Наконец мы добрались до Поплар-Плейнз. Я вышел из машины.

– Мне очень жаль, – сказал Митч.

Странно, ему тоже жаль. Это можно было видеть по его лицу. Не считая всего остального, этот придурок был приличным парнем.

– Все в порядке, – сказал я. – В любом случае я найду себе другую девушку. – И бросился вверх по ступенькам, а потом обернулся, чтобы помахать ему. Может быть, он расскажет ей об этом.

Но он уже уехал. Он даже не видел всего этого дерьма.

Я вставил ключ в замок, руки у меня тряслись так сильно, что я не мог найти замочной скважины. Я открыл дверь. Внутри пахло словно в музее. Я поднялся в свою комнату, стащил одежду, по-настоящему быстро, как будто кто-то преследовал меня, вымыл лицо и грудь над раковиной, почистил зубы, посмотрел на себя в зеркало и рванул через всю комнату в трусах (никогда не чувствовал себя раньше таким тощим), влез под простыню, подоткнул ее со всех сторон и закрыл глаза, плотно. Bay.

На следующее утро, когда я проснулся, грудь как будто сдавила какая-то чертова анаконда. Я едва мог дышать. Я полежал секунду, просто всплывая на поверхность, пытаясь сообразить, что не так. Затем это свалилось мне на голову словно двухсотфунтовый мешок цемента. Я взвыл. О, Иисусе Христе. Я попытался снова уснуть, было слишком рано, только несколько птиц щебетало за окном и глаза резал противный желтый солнечный свет.

Меня уже бросали раньше, так что я знал, что есть разница между девушкой, которую ты достал, и девушкой, которая тебя бросает. Я хочу сказать, что главное дерьмо со Скарлет заключалось в том, что я чувствовал себя, словно меня забросили в самый центр земли, абсолютность всего этого. Это можно было понять по тому, как она со мной говорила. Никакого удивления. Нет? Должен я удивляться? Не должен? Просто отрубила как топором, и арривидерчи, Рома.

Чтобы довершить разгром, явился старик – покупать школьную форму для нового учебного года. Один из проектов, которые этот шизик сочинял в сумасшедшем доме, понимаете, быть вовлеченным в жизнь, и он выбрал именно это утро, чтобы его реализовать.

В девять тридцать зазвонил будильник. Я выглянул в окно, и он был там. Сидел в своем синем «моррисе», прямо перед домом. Малолитражка выпускала выхлопные газы.

Я спустился вниз, залез в машину.

– Привет, – сказал я. – Как дела?

– Здравствуй, – ответил он по-настоящему бодро.

Он был чисто выбрит, но выглядел слишком розовым, какими бывают люди сразу после бритья.

Мы проехали через весь город, было утро субботы. Пожалуй, никогда прежде не видел я места, которое бы выглядело таким скучным, таким бессмысленным. Это местечко было вроде чертова пригорода.

– Спал хорошо?

– Да. Великолепно.

– Как твоя подружка?

– Кто?

– К сожалению, я забыл ее имя.

Я ничего не сказал.

– Это все чертово лечение.

– Не знаю, кого ты имеешь в виду, – сказал я.

– Да ты знаешь. Твоя подружка. Модель.

– А, Скарлет.

– Да, Скарлет.

– Она в порядке.

– Я слышал, она хорошенькая.

– Да.

– Должно быть, тоже скоро возвращается в школу?

– Точно, – сказал я, мой голос прозвучал несколько удивленно, как будто эта мысль только что пришла мне в голову. Я начал свистеть, чтобы сбить его с темы.

– Значит, дела идут хорошо?

– Точно. Зачем спрашиваешь?

– Не знаю. Просто хотелось бы чувствовать уверенность. Чтобы ты знал, что можешь говорить со мной обо всем. В любое время, когда захочешь.

– Замечательно, – сказал я.

Замечательно?

– Послушай, Саймон, я не хочу, чтобы сегодняшний день не удался, согласен?

– Абсолютно.

– Мы сделаем дело. Потом устроим ленч.

– Потрясающе.

– Ты выглядишь не очень хорошо.

– Кто? Я?

Этот день был самым долгим во всей моей жизни. Мы отправились в «Беатти» на Эглинтон, магазин, который специализируется на богатеньких маленьких придурках, которые ходят в частные школы. Ридли, Сент-Эндрю, Т.С.Ы, Верхняя Канада, даже некоторые из католических школ. Я все время ходил в туалет и смотрел на себя в зеркало, которое возвращало мне одно и то же наводящее ужас лицо. Да, это в самом деле произошло.

Нас обслуживал парень. Он был высокий, с детскими белокурыми локонами, падающими на лоб. На нем был серый пиджак с сантиметром, переброшенным через плечо. Он хотел все знать о моем лете, моих друзьях, моей девушке. Господи, это грозило никогда не кончиться. Я почти сошел с ума. Надо было мерить новый пиджак, новые фланелевые брюки, еще мы должны были купить чертову кучу галстуков – домашний, школьный, – черные носки. Носки убивали трагизмом, напоминая о более счастливых днях, когда я всовывал в них ноги и они мне просто нравились. Теперь они казались мне частью разоблачения. Как будто я должен буду день за днем быть преследуем Скарлет – каждый раз, как буду надевать эти чертовы носки. Что еще? О, запонки, шорты для футбола, школьный свитер. Время тянулось и тянулось, касса пела, я старался быть благодарным, пытаясь заставить старика почувствовать, будто я рад, что мы здесь, тогда как на самом деле все, что я хотел сделать, это покончить с этой дурью и спрятаться в своей нацистско-любовной комнате. Просто лежать на кровати и смотреть в потолок и слушать, как мое сердце разрывается на части, и ждать, чтобы что – то произошло. Чтобы Скарлет позвонила мне: она сделала ужасную ошибку, она любит только меня, могу ли я простить ее?