Дэвид Гилмор - Потерянный среди домов

Как я и говорил. Забудьте об этом.

После того как мы закончили, старик повернулся ко мне:

– Ну, что ты думаешь? Не стоит ли нам немного перекусить?

– Ты знаешь, – сказал я, – что-то жарко. Не простудился ли я или что-то вроде того. Может быть, мне лучше вернуться к тетушке Джейн и отлежаться. Не хочу разболеться к школе.

– Ну хорошо, – сказал старик, в его голосе звучало разочарование. – Ты этого хочешь?

– Да.

– Мы можем взять что-нибудь на вынос.

– Нет, все в порядке, папа. Правда. В любом случае спасибо.

– Ну, может быть, сегодня не тот день, – сказал он.

– Да, наверное, не тот. Когда-нибудь в другой раз обязательно.

Он высадил меня у дверей с полными руками свертков. На ступеньках стояла тетка.

– Кто-нибудь звонил?

– Ни одной души, – сказала она. – Тебя отвергли.

Должно быть, она шутила, но ее слова показались до странного искренними. Почему она сказала это сегодня? Знает ли она что-нибудь? Я посмотрел на ковер и увидел маленькое пятно. Я подумал, что видел это пятно вчера. И мысль о том, что произошло между тем, как я видел это пятнышко вчера и вижу его сегодня, заставила мой желудок содрогнуться. Я был так напряжен, все снова приобрело такой вид, будто покрыто лаком или что-то вроде этого. Блестящее и чересчур яркое. Я пошел в свою комнату и захлопнул дверь.

Где-то около полуночи я вышел за сигаретами, а потом лежал в темноте, затягиваясь. Черт меня побери.

Скарлет позвонила пару дней спустя. Она хотела получить назад свой свитер. Он был в шкафу. Я нюхал его подмышки. Это почти убивало меня. В самом деле. Потом я совершил настоящий промах. Согласился встретиться с ней и вернуть его. Лично. Нужно было выбросить его в окно. Вот так, беби, приди и забери сама. Но я пытался произвести хорошее впечатление, не выглядеть неудачником или чем-то вроде этого, так что согласился встретиться в «Итоне» прямо около фонтана. Я приехал туда рано, и уже там, еще перед тем, как она должна была прийти, мое сердце принялось стучать как ненормальное. Тогда-то я и понял, что совершил ужасную ошибку. Я уже готов был удрать, когда она появилась в платье цвета хаки. С ней был Митч. Невозможно поверить, да? Она в самом деле привела Митча. Я отдал ей свитер.

– Привет, Саймон, – сказала она. – Очень мило с твоей стороны.

– Не стоит благодарности. Я все равно сюда собирался – встреча с другом.

– А у меня, боюсь, похмелье. Отработала вчера вечером, а у родителей вечеринка. Можешь себе представить?

Я представил гостиную, полную знаменитых искушенных людей из кино. И вместо меня там Митч.

– Никак не перестану есть. Только что заставила Митча купить мне мороженое.

Почему она говорила мне эти вещи, удивлялся я. Никто не может говорить подобные вещи, одну за другой, просто так, случайно. Непременно должна была быть какая-то цель.

На Митче были кожаные шорты. Они выглядели совершенно по-дурацки. Как она может любить кого-то, одетого в такие тупые штаны, удивлялся я. Но все дело в мороженом. «Только что заставила Митча купить мне мороженое», как будто они были семейной парой или чем-то вроде этого. Я слушал вместо того, чтобы остановить фарс. Это делало меня больным.

– Я в нокауте, – сказал я.

В нокауте? С чего это я вдруг такое брякнул?

Мы стояли и болтали, и я чувствовал, что моя голова вот-вот разорвется. А потом они ушли неторопливой походкой, разглядывая то и это. Совершенно, черт побери, нормальные.

Я вроде как прощался с местами. Мне бы хотелось побродить по нашему городскому дому и сказать «до свидания» моей спальне, «до свидания» комнате прислуги, где я провел долгие часы, делая домашние задания, «до свидания» комнате с проигрывателем, где я слушал «Маленькую чертову удачу», кухне, где я однажды перед обедом разбил банку с медом, и мама ходила, и все прилипало к ее ногам, пока она ждала, когда я сознаюсь.

Я чувствовал какую – то вину по отношению ко всем этим комнатам, как будто я отверг их и ни разу больше не присмотрю за ними и не подумаю о них.

У нас была винтовая лестница, и по некоторым причинам, может быть из-за суеверия, я никогда не пересчитывал ступеньки, мне казалось, это – к неудаче. Так что, поднимаясь, я обычно считал, пока не доберусь до верха, а потом останавливался и вроде как перепутывал свои мысли. Но я всегда думал, что придет день, когда я смогу это в конце концов преодолеть, и это будет правильно.

Что меня действительно доставало, так это то, что я не мог вспомнить, когда в последний раз был в доме. Думаю, это было со стариком, через несколько дней после того, как мы отправились покупать одежду. Я должен был забрать из шкафа спортивную куртку. Я поднялся по лестнице в свою спальню, весь дом прибранный, до мельчайшей булавки, и взял куртку, она была из саржи, а потом спустился вниз, прошел через холл, посмотрел на себя в зеркало, как делал всегда, вышел наружу, на солнечный свет, и сел обратно в машину. Но я не уверен. Может быть, я вернулся снова. Невозможно представить себе, что я был в этом доме в последний раз и ничего не сказал, даже не знал об этом, просто вышел наружу в ветреный летний вечер, даже не сказав «до свидания».

В первую неделю сентября меня записали в пансионеры. Старик вытряхнул закрома, и они с мамой перевезли все в коттедж. Всю городскую мебель, все. Харпер отправился в общежитие Тринити-колледжа. Все просто уехали, вот это да! Я хочу сказать, что говорил им всем, в особенности маме, что продавать дом – это плохая мысль, я посылаю ее к черту, но они думали, что я просто проявляю эгоизм, и все равно это сделали. А теперь смотрите. Не нужно для этого быть мадам Розой с ее кристаллическим шаром, чтобы понять, что этот дом удерживал нас всех вместе, словно мы были эти чертовы электроны в книжке по физике; понимаете, когда вы убираете объект, вокруг которого они вращаются, они разлетаются в пространстве, словно потерянные, и начинают вращаться вокруг других предметов, пока просто не угаснут.

В любом случае со мной это произошло. Я стал пансионером. Я. Quelle fucking horreur. [7]Годами я насмехался над такими ребятами, испытывал к ним сочувствие, к этим бледнолицым придуркам, неуклюже скитающимся по двору. Теперь я был одним из них.

В мой первый день в общежитии заведующий пансионом, учитель французского по имени Психо Шиллер, отвел меня в сторонку после ленча и сказал своим медленным, мрачным голосом:

– По пятницам мы делаем домашние задания здесь, мистер Олбрайт.

Он сказал это так, как будто сообщил, дескать, у нас тут не принято заниматься сексом с животными, мистер Олбрайт. Как будто все прошлые годы я числился моральным уродом, прославившимся скандальными историями. И теперь он намерен это исправить.

– В моем доме мы никогда не теряем из виду наших социальных и академических обязанностей, – продолжал он.