Вионор Меретуков - Восходящие потоки

Сильвио поймал мгновение, когда я случайно задержал взгляд на его склеротических щечках, и жарко прошептал мне на ухо:

— Я обожаю эту женщину! — он глазами указал на Аделаиду.

Зачем он мне это сказал, да еще по-русски?

Увидев, что у меня левая бровь поползла вверх, он пояснил:

— Я родился в Витебске… Как Марк Шагал. Кстати, я был с ним знаком, — сказал Сильвио и смущенно потупился.

Под занавес Карл под собственный аккомпанемент спел гнетущим басом "Застольную" из "Летучей мыши".

И все же, повторяю, вечер, на мой взгляд, не удался. Чего нельзя сказать об утре. Когда я проснулся в своем номере и взглянул на свою временную подругу, то сразу подумал, что у каждого свое представление о счастье. Вернее, свое представление о том, как может или как должен вести себя человек, который испытывает кратковременный прилив безмерной радости жизни.

Я слышал легкое, ровное дыхание юного создания, которое ночью одарило меня фальшивой любовью.

Про себя я с удовлетворением и неожиданным злорадством отметил, что фальшивая любовь ничем не отличается от той, о которой мы думаем, что она настоящая.

Нужно только обладать воображением писателя или художника. Остальное за тебя доделает физиология. Значение которой часто недооценивается и воздействие которой на душу во много крат превосходит воздействие души на физиологию.

Два дня мы валялись в постели, вставая лишь за тем, чтобы принять душ и утолить жажду вином.

Несколько раз в дверь скребся Карл, и я слышал, как он сладким шепотом проговаривал непристойности, но я не удостоил его ответом.

В понедельник Карлу пришла мысль "организовать восхождение" на самую высокую в этих местах гору.

— Сегодня мы все начинаем новую жизнь, начало недели я решил приурочить к началу новой жизни, — сказал Карл, указывая рукой направление, в котором нам предстояла начать движение.

Наскоро позавтракав, мы отправились в путь.

Карабкаться в гору — занятие не из приятных. Тем более в жару. Я подчинился Карлу и его бредовой затее, чтобы хоть как-то скоротать время. Хотя не мог понять, зачем Карл все это затеял.

Время как-то слишком быстро подкатило к полудню. Солнце прочно закрепилось над головой.

По обеим сторонам широкой тропы плотной стеной стоял кустарник, который не давал тени. Вдобавок кустарник был оснащен колючками и шипами.

Первым начал кряхтеть и стонать сам организатор. Вторым Сильвио.

Мы часто останавливались, чтобы перевести дух. Слава Богу, мудрые и милосердные австрийцы по всей пешеходной трассе догадались понаставить скамеек. Вероятно, для таких идиотов, как мы.

— Нельзя так много пить, — отдуваясь, бодрил самого себя Карл, — это очень плохо отражается на здоровье.

После получаса мучений мы достигли вершины. Гора увенчивалась довольно обширным плато с рапсовым полем, несколькими строениями с крепкой каменной кладкой и старой церквушкой.

— Пик покорен, — сказала Беттина.

— Не такая уж она и высокая, эта гора, — заметил Карл, осматриваясь по сторонам. Мне кажется, он искал, где бы выпить. Я не ошибся. Переваливаясь на могучих ногах, он быстро засеменил к открытому кафе. Он был счастлив, что восхождение закончилось.

Из кафе открывался удивительный по красоте вид на окрестности. Рассевшись за огромным круглым столом и заказав напитки, мы тут же позабыли о трудном подъеме.

— Дорогой Сильвио, — обратился к супрематисту Карл. Голос моего друга дребезжал и звучал фальшиво. Глаза опасно посверкивали. — Дорогой Сильвио, — повторил он, — я подозреваю, что ваше настоящее имя звучит как-то иначе…

— Вы правы, — осторожно согласился художник, — но, думаю, что из сидящих за этим столом не я один ношу чужое имя…

— Возможно, возможно… — задумчиво сказал Карл и засмеялся. — За это стоит выпить. Не правда ли, Маруся? — он поднял стакан и посмотрел на свою бывшую любовницу.

Аделаида резко поднялась и сделала несколько шагов к заградительной решетке. Опершись о поручень, она смотрела вдаль. Я подошел и встал рядом.

Далеко внизу лежал красивый город. Ласкающий взор среднеевропейский стандарт. Свежие черепичные крыши. Аккуратные, по преимуществу двухэтажные дома, миниатюрная рыночная площадь с магазинчиками и кафе. Голубое ложе неработающего фонтана. Здание муниципалитета. Церковь, прильнувшая острой спиной к склону горы.

Видны были фигурки людей, неторопливо бредущих по каким-то своим делам.

По шоссе, в сторону Вены сплошным потоком двигались машины.

Отдохнувший за субботу и воскресенье люд бодро возвращался к местам своего постоянного базирования.

Из окон ресторана неслись звуки оркестровой музыки. Я прислушался. Мусоргский? Да, похоже… Ну, конечно, это "Картинки с выставки". Услышать музыку Модеста Петровича, здесь, на какой-то австрийской горе без названия… Я узнал "Римскую гробницу".

— Идиллия, — вырвалось у меня. Я произнес это слово тихо, почти прошептал.

— Да, идиллия, — согласилась Адель, — если бы только люди не стремились опять попасть в неволю… — она показала глазами на автомобили внизу.

— Эта музыка, — вдруг вырвалось у меня, — эта музыка тревожит… У меня на сердце ком страданий…

Адель усмехнулась и, помедлив, прочитала по памяти:

— Когда на сердце ком страданий,

Смешавшись с холодом разлук,

Спать не дает воспоминаньям:

Покой и сон они крадут…

Я услышал довольный голос Карла:

— Превосходное пиво. В меру холодное и хмельное. Эх, воблы бы сейчас!

Слизывая толстым языком пену с губ, он красными глазами посмотрел на меня.

— Я следил за тобой, чертов макаронник! Это, действительно, "Картинки с выставки". И, разумеется, "Римская гробница". Только в оркестровке Равеля…

— У тебя память, как стальной капкан.

— Мы, композиторы, вообще такие… Ты слышишь? — Карл привстал и поднял руку, в этот момент громыхнули ударные. — Ты слышишь волшебный, поэтический призыв Гартмана к Мусоргскому? Он зовет его… Ты слышишь?

Я кивнул. Правда, мне послышалось, что это не Гартман зовет Мусоргского, а мой отец подает мне знаки с Того света…

*************

Наконец-то "отметилась" Адель. Странно, что эта экзальтированная особа на протяжении столь длительного времени вела себя, как примерная школьница. Карл уже начал опасаться за нее. "С ней что-то не так… Она либо заболела, либо постарела", сказал он и покачал головой.

…Ровно в семь вечера Адель появилась в зале гостиничного ресторана в сопровождении двух молодых, хорошо сложенных людей.

Молодые люди были в форме. В форме российских милиционеров. Все заметили, что руки Адели были скованы наручниками.

Сильвио следовал в отдалении.

Адель подошла к столу, один из милиционеров снял с нее наручники. Другой — галантно придвинул стул.