Элизабет Страут - Оливия Киттеридж

— Дороговато обходится, — произнес он; его жена, в красной фетровой шляпке, примостившейся на ее золотистых волосах, одарила его быстрым взглядом, который он, казалось, проигнорировал. — Все эти счета от психиатра, черт бы его побрал, — добавил он, обращаясь к Бобу с усмешкой, вроде бы ведя разговор «как мужчина с мужчиной».

— Ну конечно, — учтиво согласился Боб.

— А вы нам расскажите, что поделывают ваши зайчатки-крольчатки?

Темная губная помада миссис Лидии идеально очерчивала линию губ.

Так что Джейн пришлось поочередно называть возраст каждого из внуков, рассказывать о том, где и кем работают зятья, и про девушку, на которой, как они надеются, собирается жениться Тим. А так как Лидии только молча кивали в ответ, не произнося даже: «Это хорошо!» — Джейн чувствовала, что вынуждена продолжать, как-то заполнять это молчание, это пространство между их такими близкими, прямо-таки угрожающе нависшими над нею и Бобом лицами.

— Этим летом Тим отправился заниматься скайдайвингом, — сообщила им она и призналась, что была просто до смерти напугана этим; кажется, он избавился от этого наваждения, совершив несколько прыжков в воду: больше он об этом не упоминает. — Но, по правде говоря… — продолжала Джейн, вздрагивая и плотнее стягивая на себе черное пальто, — представить только — прыгать в воду из самолета!

Сама она слишком хорошо себе это представляла, и сердце у нее колотилось о ребра.

— Вы не из тех, кто способен пойти на риск, а, Джейн? — спросила миссис Лидия, глядя на нее своими новыми, шестнадцатилетними глазами: это ужасно нервирует, когда с лица старой женщины на тебя смотрят глаза шестнадцатилетней девушки.

— Не из тех, — согласилась Джейн, но интуитивно почувствовала, что ее оскорбили. И когда рука Боба коснулась ее локтя, она поняла, что и он тоже воспринял это замечание как оскорбительное для нее.

— Вы всегда были моей любимицей, Джейни Хаултон, — неожиданно заявил приземистый, краснолицый мистер Лидия, протянув руку и быстрым движением погладив Джейн по плечу, укрытому ее симпатичным черным пальто.

Тут Джейн почувствовала, что совершенно измождена этой глупейшей ситуацией. Как, предполагается, ты должна отвечать, когда приземистый, неприглядный человечек, на чьем пути ты какое-то количество лет нечасто и ненадолго оказывалась, вдруг говорит тебе, что ты всегда была его любимицей?

— Вы не планируете в скором времени удалиться на пенсию, Элан? — вот какой вопрос она милым тоном задала ему в ответ.

— Ни за что! — воскликнул человечек. — Я удалюсь, когда помру.

Он рассмеялся, и все они рассмеялись вместе с ним; а по быстрому взгляду, который он бросил на миссис Лидию, и по тому, как она подняла к небу свои новые, с иголочки, глаза, Джейн поняла, что ему вовсе не хочется целый день находиться дома со своей женой и что ей тоже вовсе не хочется, чтобы он целый день был дома. Миссис Лидия сказала Бобу:

— А вы ведь вышли на пенсию с тех пор, как мы виделись в последний раз? Забавно, правда, как мы с вами встретились в аэропорту в Майами, а? — И добавила, подергав мочку уха рукой в перчатке и глядя на Джейн, а потом переводя взгляд вверх, на лестницу, ведущую на галерею: — Как тесен мир, в котором мы живем!

Боб шагнул в сторону, готовясь идти назад, к их скамье.

— Когда же это было? — спросила Джейн. — Майами?

— Пару лет назад. Мы навещали наших друзей, о которых вам тогда рассказывали, — мистер Лидия кивнул Бобу, — в их маленьком закрытом жилом комплексе. Мне-то такое блюдо вовсе не по вкусу, можете мне поверить. — Он покачал головой, потом, прищурившись, взглянул на Боба. — А это не сводит вас с ума — торчать целый день дома?

— Мне нравится, — твердо заявил Боб. — Очень нравится.

— Мы заняты всякими разными делами, — сказала Джейн, будто ей необходимо было что-то объяснить.

— Какими делами?

И тут Джейн возненавидела ее — эту высокую женщину, с ее накрашенным лицом, с ее жесткими глазами, пристально глядящими из-под красной фетровой шляпки; ей не хотелось рассказывать миссис Лидии, как каждое утро они с Бобби, рано-рано, первым делом идут на прогулку; как, вернувшись, готовят кофе, едят овсянку с отрубями и читают друг другу газету. Как они планируют предстоящий день, идут по магазинам — например, покупают ей пальто или ему особую пару туфель, потому что у него теперь такие проблемы с ногами.

— А мы еще кое на кого в той поездке наскочили, — сообщил мистер Лидия. — На Шепардов. Они жили в доме отдыха гольф-клуба, к северу от Майами.

— Мир тесен, — опять повторила миссис Лидия и снова рукой в перчатке подергала мочку уха.

На этот раз она уже не смотрела на Джейн, только вверх, вдоль лестницы на галерею.

Среди людской толпы двигалась Оливия Киттеридж. Ростом она выше многих, и было хорошо видно, что она, обернувшись, что-то говорит мужу, наверное смешное. Генри кивал, на лице его появилось выражение сдерживаемого веселья.

— Пожалуй, нам лучше вернуться туда, — проговорил Боб, кивнув в сторону внутренней части храма и дотронувшись до локтя жены.

— Давай, — произнесла миссис Лидия, постучав программкой по рукаву мужа. — Пошли. Прелестно было повидать вас.

Она пошевелила пальчиками в сторону Джейн и стала подниматься по лестнице.

Джейн протиснулась мимо группки людей, стоявших прямо в проходе, и они с Бобом вернулись на свои места; она плотнее закуталась в пальто, скрестила ноги, похолодевшие в черных шерстяных брюках.

— Он ее любит, — сказала она наставительным тоном. — Вот почему он ее терпит.

— Кто? Мистер Лидия?

— Нет. Генри Киттеридж.

Боб ничего не ответил. Они смотрели, как другие слушатели входят и снова рассаживаются по своим местам, среди них и Киттериджи.

— Майами, — обратилась Джейн к Бобу. — О чем это он? — Она внимательно смотрела на мужа.

Боб выпятил нижнюю губу и пожал плечами, желая показать, что он не знает.

— Когда это ты был в Майами?

— Вероятно, он имел в виду Орландо. Помнишь, когда я должен был закрыть тот счет в Орландо?

— Ты случайно встретил Лидий в аэропорту во Флориде? Ты мне никогда про это не говорил.

— А я уверен, что говорил. Это же было сто лет назад.

Музыка заполнила храм. Она заполнила все пространство, не занятое людьми, или пальто, или скамьями, она заполнила все пространство в голове Джейн Хаултон. Джейн даже подергала шеей вперед-назад, как бы пытаясь стряхнуть с себя громоздкую тяжесть звука, и вдруг осознала, что на самом деле никогда не любила музыку. Казалось, музыка несла с собой, возвращала назад все призраки и боли долгой жизни. Пусть получают от музыки наслаждение другие, все эти люди, что слушают ее так серьезно, в этих своих меховых шубках и красных фетровых шляпках, с их утомительной и скучной жизнью… что-то ложится ей на колено… рука ее мужа.