Кэндзабуро Оэ - Записки пинчраннера

Я был не в состоянии ответить на ее вопрос, да, собственно говоря, и необходимости отвечать не было, и, снова обняв Ооно за талию, ставшую теперь мягкой и податливой, наслаждался нежностью ее руки, гладившей меня по затылку и шее. Точно пытаясь сказать, как мучительно и печально превращение, слезинка коснулась горячей щеки Ооно, и в ответ ее глаза наполнились слезами, и они поползли к припухлостям в уголках губ. Я слизывал их красным языком восемнадцатилетнего. Ноздри щекотали лившиеся по ним слезы, но я заметил, что зуд на груди и животе прекратился. Чудесная близость с женщиной уничтожила яд гусениц.

Будущая киносценаристка проявила истинную доброту к телу и душе превратившегося, но эта доброта была чересчур демократичной и проявлялась не только по отношению ко мне.

— Если ребят арестовали, нужно немедленно организовать их спасение, — скомандовала она себе.

Я хочу, чтобы спасали только меня. Продолжай спасать меня, превратившегося! И никакой организации не нужно, делай это одна! — готов был я крикнуть ей в ответ. Полиция сюда даже не поднялась, разве это не означает, что происшедшей здесь потасовке не придается большого значения? Наверно, построились, вышли и уехали.

Выходит, полицейские не стали здесь искать, потому что у них металлические доспехи и они боятся, что их ударит током, сам же это говорил.

… Разве опасность может помешать им? Конечно, если бы они действительно хотели арестовать зачинщиков…

Значит, по-твоему, они должны были, чтобы не ударило током, раздеться догола? Хотя, следуя твоей логике, и такое предположение вполне возможно. Нет, заняв зал, они сразу же арестовали тех, кого наметили заранее. Нужно не мешкая начать их спасение!

Но кого власти взяли на заметку? И потом, к какой группе принадлежат арестованные — к вашей или же к нападавшим?

Если руководители контрреволюционной группировки, совершившей нападение, и арестованы по сговору с властями, почему мы должны заниматься их спасением?

… В таком случае, кто же из устроителей сегодняшнего митинга интересовал полицию, если сама руководительница группы Ооно спокойно прячется здесь?

С точки зрения политических группировок я ничего не значу. Ни наши друзья, ни наши враги, ни служба безопасности не считают меня важной персоной.

Не могу в это поверить, я всегда был убежден, что не только твоя группа, но даже Корпус лососей и тот находится под твоим руководством.

Ну к чему провоцировать меня? Зачем говорить чушь, не понимая сути нашего движения?

… В таком случае тебе придется самой организовывать спасение, ведь схватили-то твоих ребят. Я давно наблюдаю за твоей группой и до сих пор не считал тебя марионеточным руководителем. Но когда на митинге произошла потасовка, я слышал выкрики Корпуса лососей. А ведь Корпус лососей является боевым формированием революционной группы, в которую входите и вы? О Корпусе лососей я впервые услышал лет десять назад…

Ну и что из того? Даже если моя группа и имеет отношение к Корпусу лососей… Сколько можно повторять эту чепуху? Я немедленно приступаю к спасению ребят. И потом, с меня довольно.

Действительно, в глубине души я взывал: О-о, не разрушай своими словами прекрасное воспоминание о том, что было между нами, даже если и не хочешь спасти бедного мальчишку, который сейчас перед тобой. Хоть и с запозданием, я неожиданно перешел в контрнаступление. Для чего я это сделал? Наверно, таков уж характер впечатлительного юнца.

С меня тоже довольно. Просто я постеснялся сказать тебе такое, ха-ха!

Ну ладно, пошли. Что бы там ни было, мне сейчас не до шуток.

Втайне я надеялся, что электрик запер нас снаружи, но стоило мне повернуть ручку, как дверь открылась. А как мне хотелось побыть здесь вдвоем с Ооно до завтра! — с сожалением прокричал во мне голос восемнадцатилетнего, ха-ха.

— Рядом с распределительным щитом, по-моему, должен быть фонарь на случай аварии. — И точно в подтверждение профессионального опыта киносценаристки, рядом с рамкой из красных лампочек висел фонарь, длинный, как палка. Когда я включил его, свет попал на дверь, из которой мы только что вышли, — там был изображен череп и кости и написано: ВХОД ВОСПРЕЩЕН, ТОК ВЫСОКОГО НАПРЯЖЕНИЯ! Не удивительно, что ни полицейские, ни электрик не вошли в эту комнату. А мы, ничего не ведая, проникли сюда и занимались любовью, касаясь голыми телами проводов, по которым шел ток в десятки тысяч вольт. Может быть, благодаря току высокого напряжения все было чудесно, как никогда? Ха-ха.

Глянув на предостерегающую надпись, киносценаристка воскликнула: «Ой!» — и прижалась ко мне обессилевшим телом. И я, нежно обняв не раздражавшую меня женщину, которая, поднаторев в телевизионных дискуссиях, разбила меня в нашем споре, а очаровательную партнершу любовных утех, стал спускаться с ней по винтовой лестнице, ха-ха. И, пока она не пришла еще в себя от потрясения, я, делая оборот за оборотом, точно шурупом, накрепко привинчивал ее к себе. Я шагал уверенно, как юноша, которому впервые в жизни исполнилось восемнадцать лет, чувствуя, что теперь каждый, наверно, признает мои права восемнадцатилетнего, ха-ха!

Вы сомневаетесь в моих словах? В изящной словесности я действительно не специалист, но, даже если вы и сомневаетесь, пишите так, чтобы ваш собственный голос сомнений был заглушён моим голосом самоутверждения, каким я веду рассказ. Разумеется, в примечаниях писателя-невидимки совсем не обязательно писать: «Но я в этом сомневаюсь».

Вы послушно записываете слова, которыми я веду рассказ. Я хочу, чтобы бесконечному числу третьих лиц, которые будут читать их, передались динамические отношения между двумя лицами — мной, ведущим рассказ, и вами, записывающим его повествование. Для третьих лиц я живу только в этих отношениях противостояния — меня, ведущего рассказ, и вас (сомневающегося, но тем не менее послушно записывающего мои слова), — вот в чем дело. Если я внезапно исчезну из этого мира, то записанные вами слова — единственный шанс воскресить меня, вновь заставить существовать в реальном времени. Третьим лицам, которые будут читать записки, я не собираюсь рассказывать небылицы о превращении. Я хочу, чтобы мое существование, существование такого человека, как я, всколыхнуло силу их воображения. Я начинаю использовать вашу специальную лексику, ха-ха. Только тогда я буду существовать как реальный дух. Для этого необходимо, чтобы слова, которыми я веду р а с с к а з, и ваше молчаливое сомнение, напряженно противоборствуя друг другу, отражались в ваших записках. Потому что тогда у третьих лиц, читателей, возникает интерес — и с этой секунды, как бы борясь с вашим сомнением, они перейдут на мою сторону. Ваши сомнения будут тем толчком, который положит начало динамичным отношениям между мной, вед у щ и м рассказ, и третьими лицами, читающими записки.